Светлана Борминская - Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Впереди, взбираясь на горы и кучи снега, бежал Шарик, который Пикорину явно симпатизировал. То и дело оглядываясь, он вострил уши и мёл хвостом из стороны в сторону, поглядывая на полную луну. Достав из кармана фляжку с коньяком, начальник службы безопасности, сделал три глотка, хмуро наблюдая за собакой. Только через полчаса он дошёл до противоположной стороны комбината и ударом кулака проверил запасные ворота на прочность. Промёрзшее железо издало глухой стон…

«Допустим те, кто хотел во что бы то ни стало въехать на химкомбинат, могли перелезть через забор с несколькими рядами колючей проволоки и открыть засов… В принципе ничего невозможного в этом нет, но куда бы они поставили рефрижератор?.. Допустим, вот сюда, — определил он пару мест. — А как бы они вытаскивали из него злополучный „груз“, ведь каждый из цинковых гробов весит больше центнера?» — Пикорин огляделся. Неподалеку стоял обычный козловой кран, под навесом замерли два погрузчика. Под другим навесом были свалены строительные тележки…

«Одно из двух: на погрузчике, если он на ходу, можно перевезти „груз“ куда угодно, но вряд ли хоть один из них работает, — оглядев технику более тщательно и убедившись, что погрузчики невозможно завести ни при каких обстоятельствах, Пикорин направился к крану. — Допустим, если рефрижератор заезжал на территорию, и если он подъехал прямо сюда, то…» — Пикорин оглядел с фонариком все навесы неподалеку от крана.

Шарик так же тщательно обнюхивал всё, что он осматривал, раскусив, что хозяин что-то потерял, но ничего похожего на злополучный груз нигде не было — ни в двух складских помещениях рядом с запасным выходом, ни под навесами, ни под кусками картона в здании отдела сбыта.

Пикорин устало присел на корточки в одном из пустых цехов и закурил. Пес лёг у его ног и зевнул, косясь на яркий фонарик, который начальник службы безопасности положил на вздувшийся волнами пол.

— Пошухарить еще? — спросил Пикорин у Шарика, когда они снова вышли на воздух.

Пес огляделся и зарычал.

Было около половины четвертого утра. По крыше отдела сбыта уже больше минуты нудно стучал кусок железа. Пикорин покосился на козловой кран и, осветив фонарём стену, обнаружил пожарную лестницу. Подпрыгнув, он быстро вскарабкался по ней на крышу и, увидев стоящие у самого края три металлических ящика, вытащил телефон.

— Мобильник здесь плохо берёт, Михаил Васильевич, что делать?.. — прокричал он в трубку. — Я их нашёл на крыше отдела сбыта! Да, гробы… Сообщить в прокуратуру о находке? Сейчас? Значит, утром?.. Хорошо, простите, что разбудил!..

У пса, сидевшего под лестницей, шерсть на холке вдруг встала дыбом, он вытянул шею и по-волчьи завыл. Пикорин, соскользнув на землю, слепил снежок и кинул им в собаку. Шарик, мгновенно замолчав, завилял хвостом и умчался вперед.

— Не было печали, — ругался Пикорин на обратном пути. — Зато одной головной болью стало меньше, да, Шарик?..

Собака, не оглядываясь, бежала далеко впереди…

Мела поземка. Воздух у дороги привычно вонял соляркой и бензином.

На трассе Москва — Ростов, на обычном месте, стояла машина экипажа ППС. Мимо, на скорости, к химкомбинату промчались три милицейских автомобиля, под завязку набитые милиционерами.

— Думаешь, нашли?.. Дай мне телефон, — протянул руку Лапшин.

— Я сам! — огрызнулся Долгов, и через пару минут «Моторола» уже пылала в маленьком импровизированном костерке на обочине.

— Вот увидишь, пронесёт, как всегда, — нервно хихикнул Долгов.

— Ты уверен? — мрачно спросил Лапшин. — Если бы ты не звонил Гончарову, о нас бы никто не знал!

Мимо проехал чёрный затонированный джип главы городской администрации. Долгов и Лапшин проводили его глазами, сели в машину и поехали обедать.

По дороге они не разговаривали.

Среди всего милицейского состава, а также составов ДПС и ВОХР г. Тихорецка рядовой Шабалкин никого не опознал.

Через три дня Шабалкин был отправлен на обследование в военный госпиталь, а оттуда в часть, где служил. В течение месяца Шабалкина комиссовали и уволили из вооруженных сил. То, что он не может быть причастен к исчезновению рефрижератора, стало ясно по рентгеновскому снимку его головы.

С утра казалось — город затаился…

— Отпросилась к сыну на утренник! — старший следователь Дочкина, обойдя на крыльце прокуратуры Льва Тимофеевича, поспешила к детскому саду «Ёжик» — в начале улицы.

— У тебя есть сын? — изумился Лев Тимофеевич.

— Конечно, — обернулась Дочкина. — Ему пять лет, восемь месяцев и четыре дня.

— Такой большой? — на задавшего вопрос Льва Тимофеевича было почему-то неловко глядеть.

— Практически школьник, — кивнула Света. — Зовут Ваня… В смысле, Иван Иванович Дочкин.

— А что за утренник? — Рогаткин сделал пару шагов за Светой, но затем остановился.

— Ну, зайчиком попрыгает в честь скорого Дня Святого Валентина, — засмеялась майор Дочкина. — Я вернусь минут через сорок, это недолго!..

«А не привезти ли мне в Москву невесту? Вот такую пышечку и с ярким румянцем на щеках, — глядя вслед Светиной коренастой фигурке, думал Лев Тимофеевич, пока курил на крыльце прокуратуры. — Ведь всем известно, что самые лучшие жены — из провинции!.. И мама что-то похожее говорила на этот счёт».

Тут на Льва Тимофеевича напал сухой кашель — он вдруг вспомнил, как неоднократно пытался найти свою судьбу в Москве, Зарайске и в Шарм-эль-Шейхе.

«Она — следователь, и ты — следователь… Два следователя в семье — разве не чересчур? — невольно подумалось ему. — Забудь, Лёва, забудь, на свете не существует взаимной любви, тем более для такого неземного красавца, как ты!» — скрасил шуткой своё ожидаемое фиаско Рогаткин, наблюдая, как коллега Дочкина заходит в детский сад.

Постояв на крыльце городской прокуратуры ещё пару минут, Лев Тимофеевич вошёл внутрь. Два последних дня были самыми результативными в его командировке — солдат Шабалкин и «груз» были, наконец, найдены!

В приемной на стуле сидела Зара Чеботарёва и клевала носом. Увидев следователя, она зевнула и улыбнулась.

— Зара, ты можешь подтвердить, что за рефрижератором в ту ночь ехала милицейская машина? — спросил Рогаткин, пригласив Зару в кабинет, который ему выделили для работы.

Зара с минуту молча кусала губы.

— Ехали вроде… Но это могли быть и чужие милиционеры! — наконец, ответила она.

— Ну, хорошо, ответ принимается, — Лев Тимофеевич встал и посмотрел на дверь. — Не пропадай, Зара!

— Постараюсь, — улыбнулась Чеботарёва. — Я могу идти?

— Без сомнения, — кивнул Лев Тимофеевич, и, открыв портфель, начал собирать со стола документы.

Командировка в Тихорецк закончилась.

На городской площади копошились люди в телогрейках, ставя временный памятник местному шансонье Сергею Квадрату. Из динамика звучала его самая известная песня — «Ветер северный». Рогаткин закурил и, дослушав песню до конца, пошагал в сторону гостиницы.

— Пора собирать вещи, — буркнул Лев Тимофеевич, увидев гостиничного администратора, и через несколько минут вышел из номера с дорожной сумкой на плече.

«Наверное, я её не впечатлил, ведь я слишком большой зануда», — думал Рогаткин о майоре Дочкиной, пока стоял в кассу.

Купив билет, он уже через час сидел в купе «скорого» поезда, попивая чай с лимоном и закусывая его «сникерсом». За окном третьего вагона, в котором он ехал, мелькнул последним забором захолустный городишко Тихорецк и пропал. И лишь проехав половину пути, Рогаткин вспомнил про кошку Белоснежку!.. Он оставлял еды своей любимице всего на два-три дня, а прошла неделя, точней, завтра будет неделя, как его не было дома!..

Гончаров заснул в плохом, а проснулся в хорошем настроении. Звонок начальника службы безопасности Пикорина про найденные на крыше отдела сбыта химкомбината цинковые гробы ставил всё на свои места: шантажисты больше не звонили, а телефон Акимушкина был отключен, похоже, навсегда.

Михаил Васильевич сел на кровати, спустив ноги на холодный паркет, и взглянул на письменный стол — там, среди бумаг, стояла фотография его дочери. Настроение у Михаила Васильевича сразу же испортилось.

«Хочется выпороть, да поздно!» — подумал он.

— Я ключи потеряла, па! — дверь скрипнула, и показалось Дашкино улыбающееся лицо. — От машины, не пугайся! Ключи от дома при мне.

«Что о ней можно сказать? Молода, безотвественна и крайне зла, — подумал Гончаров, разглядывая обильный пирсинг на лице дочери. — А что можно сказать обо мне? Только два факта — как муха паутиной, я опутан делами и собственным избалованным дитятей!»

— Что ты так смотришь, па? — усмехнулась Даша. — И не скрипи зубами, а то мне страшно…