Фридрих Незнанский - Убийство в состоянии аффекта
– Да и дело у меня к вам есть, товарищ генерал. Просто служба одолела…
– Шутишь? Какая служба в секретном отделе? Что еще за новости? Отродясь они ничем не занимались, кроме соблюдения и придумывания всяких непущательных инструкций. Что за дело?
– Я по прежнему месту службы был близко знаком с капитаном Катышевым, – я заметил внимательный взгляд генерала и продолжал: – Он неожиданно и странно исчез после визита в штаб округа. Мне бы хотелось узнать, что произошло.
Тут генерал внезапно остановился у входа в кабинет, приоткрыл дверь и заглянул в приемную, потом подошел и сел напротив меня:
– Дело это темное, Володя. Трибуналом попахивает. В чем конкретно обвинили Катышева, я не знаю. Знаю только, что вся инициатива в этом деле исходила от секретчиков. Кто-то там очень не хотел, чтобы все улеглось. Мне нравился Катышев. Но я мог помочь ему только оттянуть время. Надеялся, что все уляжется.
В кабинет постучали. Адъютант сообщил, что приема ждет майор Рожин.
– Сейчас приму, – Артемьев подождал, пока дверь закроется. – Уже прискакал, подлец… – генерал рассмеялся. – Они бы делом лучше с таким рвением занимались. Короче, чем тебе помочь?
– Пусть дадут мне самостоятельно работать. Мне хочется сделать что-то самостоятельно. Пока что я выполнял только поручения Мелентьева. Может быть, тогда что-то удастся выяснить о Катышеве.
Генерал кивнул и протянул мне руку:
– Если понадобится помощь, обращайся.
При выходе из кабинета я встретился взглядом с Рожиным. Он смотрел испытующе, я постарался принять самый беспечный вид. После возвращения от генерала Рожин скрепя сердце освободил меня от опеки Мелентьева. Но скоро они придумали новый способ контролировать меня. У меня пропали ключи от рабочего стола. Просто исчезли из кармана шинели. Я написал рапорт Рожину. Он сказал, что примет меры, что случай очень странный, никогда раньше у них такого не было. Сказал, что в крайнем случае прикажет поменять стол. Но потом все это как-то замяли. В результате я вынужден был хранить свои бумаги в сейфе, а он у нас с Мелентьевым был один на двоих. Так что он мог постоянно быть в курсе моих дел. Это сильно замедлило и затруднило ход расследования. Но все равно я успел выяснить, что к неприятностям Катышева приложил руку именно Мелентьев и что Катышев занимался каким-то внутренним расследованием, которое касалось нашего отдела. Однажды весной я, придя на работу, застал Мелентьева сидящим за моим столом со связкой ключей в руках.
– Вот пытаюсь подобрать к тебе ключик, – улыбаясь, сказал он.
– И как, получается? – я присел на край его стола.
– Пока не очень. – Он встал и подошел к окну. – Весна на дворе. А мы сидим за решеткой в темнице сырой. Послушай, Коробков, приглашаю тебя сегодня вечером в ресторан. Отметим мой день рождения. Девушку захвати свою.
– У меня нет девушки. И поздравляю с днем рождения, – я сделал вид, что не смотрел личное дело Мелентьева и верю его вранью.
– Ну хорошо, там кого-нибудь приглядишь. Согласен?
Я согласился. Интересно было, что он придумает. Вечером мы встретились. Оба в гражданской одежде. Но мой скромный наряд не шел ни в какое сравнение с дорогой амуницией Мелентьева. На три месячные офицерские зарплаты тянули его вещи.
– Ну что, готов погусарствовать, Владимир Дмитриевич? – спросил он, распространяя вокруг себя ароматы хорошего одеколона и алкоголя.
– Готов. А ты уже начал, я смотрю, – ответил я.
– День рождения, сам понимаешь. То с одними, то с другими отметишь, – врал Мелентьев.
Мне показалось, что в глазах его я увидел какое-то беспокойство и напряжение. – Ну, помчались?
К ресторану мы подъехали на такси. Мой коллега щедро расплатился с водителем, причем так, чтобы я видел, сколько он оставил на чай. У меня возникло ощущение, что он решил поразить меня своей щедростью. Возле дверей ресторана стояла толпа. Уверенно пробираясь ко входу, Мелентьев бросил мне через плечо:
– Половина Ленинграда ходит в джинсах «Голубой доллар». Мечта любого питерского фарцовщика.
На многих в толпе действительно были штаны с изображением знака доллара, и это явно поднимало их обладателей в собственных глазах. Швейцар беспрекословно пропустил нас внутрь. Мелентьев задержался, чтобы о чем-то переговорить с ним. Я сел за указанный метрдотелем столик. Скоро ко мне присоединился Мелентьев. А еще через несколько минут стол был накрыт и рядом с нами сидели две девицы. Мелентьев представил их как старых знакомых, которых случайно встретил у входа. Девицы профессионально щебетали ни о чем. А я, глядя на Мелентьева, думал: неужели таким вот образом он решил купить мое расположение. Мы выпивали и закусывали. Девицы стали вести себя очень откровенно. Моя подруга отдавила мне ногу своей туфелькой, а потом и вовсе положила руку на мое бедро и все свои глупости шептала исключительно мне на ухо. Мелентьев делал вид, что деликатно не обращает внимания на эти игры. Он несколько раз куда-то уходил и возвращался. Когда он вернулся к столу в последний раз, моя подруга потащила меня танцевать, танец был медленный и, мягко говоря, зажигательный с ее стороны. И тут кто-то похлопал меня по плечу, я обернулся.
– Старик, ты не прав, – передо мной стоял крепкий молодой человек. – Эта девушка со мной.
– Неправда, не с ним я, – запищала девица. – Не отдавай меня ему. Пошел вон!
Неожиданно она влепила парню звонкую оплеуху. А тот, не мудрствуя лукаво, врезал ей. Девушка упала и захныкала. Народ вокруг возмущенно зашумел. Парень стоял в стойке, явно и не без оснований рассчитывая на мои ответные действия. Я оглянулся. Мелентьев, отвернувшись, беседовал со своей дамой. А через дверь я увидел милиционеров, которые маялись у входа. Я понял, что недооценил Мелентьева. Он решил впутать меня в скандал.
Офицер устраивает мордобой в кабаке, защищая сомнительную честь особы известного поведения.
Парень ждал начала драки. Но я отвернулся и быстро пошел к двери. Прежде чем он успел понять, в чем дело, я уже на глазах у милиционеров спокойно покинул ресторан.
На следующий день Мелентьев долго извинялся передо мной. Сетовал на мой ранний уход. Сказал, что не имел понятия о том, что все так обернется. Я сделал вид, что поверил ему, для убедительности даже попросил у него телефон своей новой знакомой из ресторана. Но, видимо, не убедил старшего лейтенанта в своей лояльности. В чем скоро имел возможность убедиться. Наверное, через неделю после нашего разговора я вернулся из инспекционной поездки в одну из далеких частей. Вернулся я раньше положенного срока и, подходя к двери своего кабинета, нашел ее приоткрытой. Внутри звучали голоса. Разговаривали двое. Мелентьев и еще один человек, его голос я распознал чуть позже, уже вслушиваясь в их речи.
– Стало трудно работать. Он все время путается под ногами.
– Не бзди. Убрать его, может, и понадобится… Причем, если понадобится, то сделать это надо будет срочно, – это говорил Мелентьев. – Как там наши морячки?
– В порядке. Доставили. Пятьдесят пар. – В голосе майора, теперь я узнал его, слышался восторг. – Еще пятьдесят на подходе.
– Маловато. Ну ладно. Десятком придется пожертвовать.
– Для чего? Это ж три тысячи рублей почти! Может, как-то иначе…
– Сделай иначе! Они с этим Катышевым как близнецы. Не договоришься никак.
– Как это… Хрустальная честность? – И он жутко выматерился.
– Ладно, – продолжал Мелентьев. – Все нужно сделать в ближайшие дни. До того, как прибудет вторая половина. Чтоб спокойно работать. Я считаю, что это, конечно, грубовато будет, зато вполне надежно.
Кто– то из них подошел к двери. Я отступил на шаг. Дверь закрылась. Я решил немедленно отправиться с рапортом к генералу Артемьеву. По счастью, он оказался на месте и немедленно меня принял. А через два дня, когда мы с Мелентьевым сидели в кабинете, в дверь без стука вошли несколько коллег-особистов. Их лица были суровы и непроницаемы. Пожав руку Мелентьеву, один из них повернулся ко мне:
– Старший лейтенант Коробков, дайте ключи от вашего стола.
– У меня нет ключей. – Я поднялся со стула, в упор глядя на Мелентьева.
– Да что ты, Володя? – Он улыбался мне в лицо. – Ты забыл просто. Они же у тебя в плаще.
Особист кивнул приятелю, тот шагнул к вешалке.
– По-моему, в правом кармане, – в голосе моего коллеги слышались нотки торжества.
Достали ключи, открыли ящики. В каждом из них лежало по нескольку пар американских джинсов «Голубой доллар».
– Вызовите майора Рожина, – сказал старший своему коллеге и посмотрел на меня: – Как вы это объясните, Коробков?
Я пожал плечами, наблюдая за Мелентьевым. Интересно было знать, станет он разоблачать меня или просто промолчит. Пока молчал, изображая на лице крайнюю степень удивления от увиденного. Майор Рожин влетел в кабинет и остановился. Актером он был никудышным, поэтому залопотал что-то об офицерской чести, о том, что штаб – это не место. Но все это как-то вяло, неубедительно, скосив глаза в сторону.
