Елена Басманова - Автомобиль Ионна Крестителя
– В твоей лаборатории проводятся такие опыты? – удивилась Мура.
– По счастью, нет, – ответил профессор. – Это дело далекого будущего. Но человеческая мысль идет в этом направлении.
– Папочка, а какие работы производил господин Филиппов? – вкрадчиво спросила Мура. – Ты, наверное, знаешь, ты же публиковал в его «Научном обозрении» статью об алкалоидах. У него и Дмитрий Иваныч Менделеев печатался.
– Да, – погрустнел Николай Николаевич, – жаль человека, умер в сорок четыре года. Хотя, о покойном или ничего, или хорошо, все-таки напрасно Филиппов отдавал столько времени марксистской чуши. Правда, в последнее время отошел от марксизма, по-настоящему увлекся пиротехническими исследованиями. Работал над способом передачи на расстояние взрывной волны с помощью электричества.
– А разве такое возможно? – Мура механически протянула пустую тарелку Глаше.
– Ничего фантастического в этом нет: волна взрыва доступна передаче, как волна света и звука. И Менделеев так считает. Однако тайна изобретения господина Филиппова осталась неразгаданной.
– Может, оно и к лучшему. – Елизавета Викентьевна перекрестилась. – Его открытие превратили бы в страшное оружие.
– Он был большой фантазер, считал, что столь совершенное оружие упразднит войну. Фантазер…
Николай Николаевич крепко сжал вилку и непроизвольно постукивал черенком по столешнице.
– А отчего он умер? – Клим Кириллович решил помочь Марии Николаевне в ее расследовании.
– Его убили, – ответил Николай Николаевич, не замечая вытянувшегося лица дочери. – Убили финансовые и цензурные неурядицы с журналом, постоянные неприятности с Охранным отделением. Когда он умер, я был в Екатеринбурге, Дмитрий Иваныч говорил, сердце подвело, старая болезнь.
Мура подавленно молчала, вести дальнейшие расспросы она опасалась, чтобы не вызвать подозрений у родных. В установившейся тишине стало слышно, как от порывов ветра дребезжат стекла.
– В такую непогоду лучше всего сидеть дома и читать что-нибудь легкое. – Елизавета Викентьевна решила сменить тему разговора. – Я прочла эту книжечку Конан Дойла. Сюжет довольно прост, но обставлен весьма занятно, фантастически. Одна английская барышня в юности совершила неосмотрительный поступок. И затем за него расплачивалась. Ее шантажировал негодяй. В истории много таинственного, все разрешается только к концу, благодаря мужеству Шерлока Холмса.
– Когда тебе надоедят эти глупости, – недовольно проворчал Николай Николаевич.
– Не так уж истории о сыщиках и глупы, – упорствовала любящая супруга. – Они полезны, особенно в такие неспокойные времена, как наши: студенческие беспорядки, забастовки, крестьянские волнения, погромы. Все время ждешь новой пугачевщины. А эти глупые, как ты говоришь, книжки успокаивают. Убеждаешься в незыблемости мира. Добро там обязательно одерживает победу над злом.
Клим Кириллович, молча поглощавший карася в сметане, думал о том, что Брунгильда все-таки очень похожа на мать: за внешними спокойствием и сдержанностью скрывается нешуточный темперамент. Найдется ли человек, способный укротить Брунгильду, станет ли она покорной и преданной супругой?
– Надеюсь, Брунгильда заночует у Розочки. – Елизавета Викентьевна с тревогой прислушалась к завываниям ветра за окном.
– Что ж, твоя старшая дочь уже совершеннолетняя, – вздохнул профессор, – у нее может быть и личная жизнь.
Клим Кириллович беспокоился все больше, в смущении он смотрел на Муру – надо ли сообщать родителям, что они видели Брунгильду Николаевну в компании со Скрябиным? Почему ее так долго нет? Не может быть, чтобы ее сестра действительно отправилась с господином Скрябиным в путешествие по волнам.
Заметив смущение своего молодого друга и по-своему истолковав его, профессор поспешил поправиться и забормотал:
– Я имею в виду свободную артистическую жизнь. Не век же ей за материнскую юбку держаться. Наши дочери – девушки строгие, серьезные. Вот и Машенька меня радует – интересуется серьезными научными проблемами. Моя дочь! А если заниматься только котелками с сельдереем, то и поглупеть недолго.
Мура гордо выпрямилась.
– Да, папочка, все какая-то ерунда, ты совершенно прав. Завтра отправлюсь на курсы. А Софрон Ильич прекрасно разберется с этими скучными мелочами.
– Но как же все-таки Брунгильда? – с беспокойством спросила Елизавета Викентьевна. – Жаль, что у Розочки нет телефона.
– С ней все в порядке, мамочка, – сказала Мура. – Скоро приедет. Правда, Клим Кириллович?
Доктор встал.
– Надеюсь, она в хорошем обществе. Быть может, ей трудно его покинуть, как, впрочем, и мне ваше. Но долг зовет.
Доктор отвел глаза от внимательно всматривающегося в него профессора и поцеловал ручку Елизавете Викентьевне.
Простившись с хозяевами, он спустился по теплой лестнице вниз, в хлюпающую мокрым снегом тьму, вышел на набережную и направился вдоль берега вверх по течению. Нева, вздымаясь и клокоча, металась в поисках жертв.
Уже у дома Астраханкина доктор заметил на гребне взметнувшейся волны крытую барку, видимо сорванную с причала, ее догонял буксир речной полиции.
Дверь ему открыл хмурый швейцар. Раздеваясь, доктор прислушивался к гробовой тишине дома. Нелюбезный вид обычно добродушного стража поразил доктора. Он забеспокоился.
– Что-то случилось?
Швейцар помолчал, как бы раздумывая, стоит ли продолжать далее разговор, но он симпатизировал молодому доктору, бесплатно вылечившему его внучку от ушной болезни, – и швейцар решился:
– Барышня кончается.
– Как? – Доктор пошатнулся, как от удара. – Отчего?
– Не ведаю причины, да только слуги болтают, что вы прописали ребеночку порошки с ядом!
Глава 12
Заканчивался второй день дознания по случаю смерти книгоиздателя Сайкина. В вечерний час Карл Иванович Вирхов отпустил письмоводителя и кандидата Тернова.
Юный юрист, прокопавшись полдня в чужих рукописях и бумагах, не обнаружил в них почерка, совпадавшего с почерком на записке, найденной под каменным котелком. Впрочем, Павел Миронович не очень-то усердно сличал буквы – более всего он любовался на фотографическую карточку синьорины Чимбалиони с собственноручным ее автографом. По счастью, циркачка не увлекалась сочинением книжек, и ничего похожего на ее крупные округлые буквы Тернов в рукописях не встретил. Карл Иванович прервал его бессмысленные поиски: кандидат потребовался ему для эксперимента, во время которого Павел Миронович Тернов, зажав в руках склянку с водой и обрывки бумаг, падал под пристальным оком Вирхова. Изнурительный эксперимент убедил следователя в несостоятельности версии о естественной смерти Сайкина, а утомленный кандидат вызвался прогуляться к дому Рымши, опросить жителей: не видел ли кто-нибудь ночных гостей-полуночников, являвшихся к покойному? Следом за ним удалился и Поликарп Христофорович, ему предстояло добираться в Коломну.
Теперь в голове Вирхова царил сумбур. Визит Фрейберга подтвердил его догадку, переросшую в уверенность, что книгоиздатель Сайкин погиб не своей смертью. Значит, кухарка Манефа не лгала, когда говорила о незапертой на засов парадной двери. Значит, кто-то проник в тайную квартиру Сайкина. И Сигизмунд Суходел, и Варвара запросто могли взять ключи из кабинета издателя. У обоих есть мотивы для убийства. Хотя госпожа Малаховская и утверждала, что у дочери издателя есть алиби, все же не мешало это обстоятельство проверить. Ибо у Суходела алиби твердое – дворник подтвердил, что в ночь смерти Сайкина компаньон его из дома не выходил. Томило Вирхова и упоминание Манефы о старьевщике в морской форме и о монашке, навещавших Сайкина в его логове. Если в убийстве подозревать этих людей, то неясно, как к ним попали ключи из ящика редакционного стола.
По-прежнему неясно, какую роль в смерти старого развратника сыграла книжонка «Автомобиль Иоанна Крестителя», с которой следователь теперь не разлучался. Она была важной составной преступления, Вирхов не сомневался. Иначе Карл Фрейберг не советовал бы ему ее прочитать.
Вирхов приблизился к зарешеченному окну – в непроглядной тьме, раскачиваясь под железными колпаками, светились тусклым светом фонари. Слышалось неясное гудение. В такую погоду не то что хозяин, но и собака хозяина должна сидеть дома. Как бы не смело хлипкого Тернова, лучше бы тот отправился домой. Да и у Поликарпа Христофоровича путь до дому сегодня нелегкий.
Карл Иванович тяжело вздохнул и снова предался размышлениям о запутанном деле: удастся ли установить личность шантажиста, полгода назад, по уверению Суходела, грозившего убить издателя? Вероятно, Сайкин знал шантажиста и не сомневался в серьезности его намерений. Недаром купил револьвер и держал его под рукой в редакции. А на новую квартиру оружие не брал, считал, что уж там-то ему ничего не грозит! Или шантажист прекратил свои домогательства?
