Александр Чернов - Волчица в засаде

Рисовала Наташа мастерски. Фотографическая точность в портретах, конечно же, отсутствовала, но парни были легко узнаваемы. Художница подметила в лицах ту или иную отличительную особенность и выделила ее в рисунках, слегка утрировав. Рисунки не были шаржами, однако лица ребят выглядели немного комично. У длинного оказался непомерно длинный нос и слишком толстые губы; у мордатого щеки были, как у хомяка, нос казался пуговкой, а глаза — щелками; а у здоровяка четко очерченная челюсть выпирала так, что смахивала на аккуратную шкиперскую бородку, превосходно гармонирующую с волнистым, взбитым, будто приклеенным, чубчиком.

— Здорово ты их, — посмеиваясь, похвалил я работу художницы. — Очень похожи. Как-нибудь я тебе свой портрет закажу. Вот этого Володей зовут, — я показал Наташе портрет длинного, потом ткнул пальцем в рисунок мордатого. — Этого — Колей, а здоровяка — Женей. — Я захлопнул папку и начал завязывать на ней тесемки. — С такими портретами можно попытаться найти парней. Ладно, спасибо тебе, я побежал! — Я сунул папку под мышку и направился было к остановке, однако художница увязалась следом. — А ты куда? — удивился я, задерживаясь.

— С тобой поеду, — заявила она, как о решенном деле.

— Это еще зачем?

Художница посмотрела на меня непонимающе.

— Ну как зачем? Конечно же, парней разыскивать!

Я сложил на груди руки и встал в позу.

— Послушай, Наташа, — заговорил я так, как говорят с неразумной личностью. — С чего это вдруг ты проявляешь повышенный интерес к поискам парней?

— Меня абсолютно не интересуют парни, — проронила она, — но я очень хочу отыскать Эллу. Девушка попала в переплет, и мне ее очень жаль.

Вроде искренне говорит. Раздумывая, я молча смотрел на художницу. В конце концов, что плохого в том, что Наташа поедет со мной? Мало ли какие неожиданности могут возникнуть при поисках ребят. Не на прогулку же собираюсь, а еду вырывать девушку из лап бандитов. Так что помощница пригодится. Да и веселее вдвоем будет.

— Хорошо, поехали, — согласился я.

Наташа взяла меня под руку, и мы направились к остановке.

Не приучен в нашем городе народ правила уличного движения соблюдать. Я имею в виду пешеходов. Водителям, понятно, волей-неволей приходится хотя бы на зеленый свет ездить, да друг другу дорогу по правилам уступать, иначе живо тачку угробят. Но бывают и такие, кто на красный свет гоняет, — главным образом большие начальники, милиционеры да крутизна. Но к ним гаишники не цепляются, а тормозят обычно рядовых водителей. И пешеходов не трогают, потому как отобрать у них нечего, права, разрешающие пешеходам ходить по улицам, еще не ввели, а следовательно, обмен с ними «ты мне деньги, а я тебе назад права» не произведешь. Вот при попустительстве инспекторов дорожного движения народ и прет, несмотря на то, что в двух метрах подземный переход. Даже железобетонный бордюр, установленный на разделительной полосе, их не останавливает.

Я понаблюдал за тем, как время от времени стар и млад в юбках и брюках, перебегая проезжую часть, сигают через заграждение, потом перевел взгляд на противоположную сторону улицы. Остановка напротив была такой же длинной, как и та, на которой мы с Наташей стояли, и тоже состояла из двух частей: открытой площадки для пассажиров и помещения. Только на нашей стороне был магазин, на противоположной — компьютерный зал. На его окнах в столбик было написано красной краской: Интернет, ксерокопия, сканирование.

— Как раз то, что нам нужно! — объявил я, перехватил Наташу за локоть и потащил к подземному переходу.

С этой стороны в подземный переход нас проводила ватага цыган, на разные лады выкрикивая: «Водка есть, водка! Бери фирменный водка!» В переходе мужик в брезентовом дождевике и темных очках, подыгрывая себе на аккордеоне, развлек нас песней «Гоп-стоп». А на выходе встретила толпа с цветами, наперебой предлагая купить букетик. Поднявшись по крутым ступенькам на остановку, мы обогнули угол строения и вошли в стеклянные двери. В комнате, примерно четыре на пять метров, у дальней стены стояло штук шесть компьютеров, за которыми гурьба ребятишек играла в «стрелялки»; справа за стойкой сидела кассирша, слева на столе размещались сервер, сканер и принтер. Сам компьютерщик — худой, интеллигентной внешности парень лет двадцати двух, — заложив руки за спину, прохаживался по заведению.

Я обратился к нему:

— Можешь из большого рисунка маленький сделать?

— Запросто! — компьютерщик уселся за стол. — Что там у вас, показывайте!

Я протянул ему портрет длинного. Компьютерщик ухмыльнулся, положил на стекло сканера и закрыл крышкой. Поколдовав над клавиатурой, минуту спустя извлек из принтера лист бумаги и отдал мне. Уменьшенная до размеров стандартной фотографии копия портрета нравилась мне еще больше, чем оригинал. Исчезли все помарки, заметные на большом рисунке, и теперь не нужно было отдалять бумагу, чтобы охватить взглядом все лицо сразу. С двумя другими портретами компьютерный гений проделал ту же самую операцию. Я взял у кассирши ножницы, вырезал портреты и, расплатившись, вместе с художницей покинул компьютерный зал. Чтобы портреты не помялись и не истрепались, купил в киоске большую раскладывающуюся открытку и вложил в нее листки. Вскоре мы с Наташей ехали в такси на Первомайскую.

Улица Первомайская была мне знакома. Когда-то в юности я ездил по ней на автобусе из дома в расположенное у черта на куличках спортивное общество «Труд» тренироваться. Давно я на Первомайской не был, с тех пор как ушел из «Труда». Город с того времени разросся, вместо старых дорог проложили новые, благоустроенные, а Первомайская, некогда казавшаяся широкой и красивой, осталась в стороне от общегородских преобразований, состарилась и обветшала. Я ехал по знакомой с детства улице, с грустью поглядывая на серые хрущевки, почти невидимые за сильно разросшимися деревьями, на разбегающиеся от Первомайской переулки с убогими домами частного сектора, на ухабистую, всю в рытвинах дорогу. Никогда не возвращайтесь на старенькую улицу детства — тоска заест.

Мы вылезли из такси в начале улицы, и некоторое время стояли на обочине, соображая, с чего начать поиски. Решили с неприметной парикмахерской. Кто знает, может быть, тот, живущий на Первомайской, парень из компании Чака стрижется именно в ней?

Длинное узкое здание, стоявшее на высоком фундаменте, состояло из трех учреждений: аптеки, почты и парикмахерской. Чтобы пробраться к последнему, пришлось обойти громадную лужу, затем, прыгая по кирпичикам, преодолеть незаасфальтированную полоску земли, с которой, по-видимому, сняли покрытие для ремонта теплотрассы, да так и не удосужились вновь проложить асфальт, и подняться по высоким ступенькам.

Клиентов в этот час в парикмахерской не было. Три мастера и техничка, сгрудившись на дальнем конце комнаты вокруг тумбы трюмо, от нечего делать листали ярко иллюстрированный журнал. Коллектив парикмахерской дружно повернул к нам головы. Поскольку нашей паре мог потребоваться как дамский, так и мужской мастер, чернявая толстушка в темной униформе и белом капроновом передничке поинтересовалась:

— Кто из вас будет стричься, молодые люди?

— Никто! — я обаятельно улыбнулся чернявой, вышел на середину салона и полез во внутренний карман куртки. — У нас к вам, девушки, дело.

Лица членов коллектива парикмахерской разом поскучнели.

— Опять будут средства для борьбы с тараканами предлагать, — заявила широколицая девица. — Или дрянную краску для волос.

Я невозмутимо достал из кармана открытку.

— Ну-ка, взгляните-ка сюда. — Я раскрыл открытку и шагнул в сторону женщин. — Посмотрите внимательно, девчата, не знаком ли вам кто-либо из этих парней? — произнес я, раздавая женщинам рисунки. — Возможно, один из них клиент вашего салона.

— А что они сделали? — поинтересовалась молчавшая до сих пор худая высокая женщина.

— Один из них обрюхатил вон ту молодую особу, — большим пальцем руки я указал на стоявшую позади меня художницу. — Теперь мы ищем его, чтобы взыскивать алименты.

Женщины сочувственно посмотрели мимо меня на Наташу, а я затылком почувствовал ее испепеляющий взгляд, однако Артамонова ничего не сказала. Чернявая вдруг ткнула пальцем в рисунок голубоглазого здоровяка и брякнула:

— А я была бы не против, чтобы меня вот этот красавчик обрюхатил.

Уборщица пихнула ее локтем.

— Чего ты городишь-то, Лена, опомнись!

— А что здесь такого? Я правду говорю!

Худая и высокая сказала:

— Ну хорошо, если один из них, как вы выразились, обрюхатил девушку, то при чем здесь двое других?

— А-а, — протянул я, чувствуя, как живот у меня подпрыгнул от давно сдерживаемого смеха. — Двое других его сообщники. В криминальном мире их еще подельниками называют.