Анна Данилова - Если можешь – прости
Он и сам не мог понять, откуда вдруг взялась такая странная зрительная ассоциация, однако она точно отражала его чувства.
Он не был беден, и схем разводов простачков, живущих в страхе после провернутых нечистых сделок с совестью (и с государственным имуществом), у него было больше, чем нужно для того, чтобы купить себе не одну такую гостиницу, и не в Москве, где он многим мозолил глаза и многие его боялись, а где-нибудь в тихой и спокойной Европе.
Однако эта грязная жижа слухов уже вылилась наружу, и ведь кто-то все это проплатил, заказал… Врагов много, возможно, это и не тот, у кого он отжал эти шесть миллионов, а кто-то другой, посильнее и позлее. Надо, надо было что-то делать, что-то предпринимать, ну и, само собой, найти этого Луку!
Не испытывающий к Стелле никаких чувств, кроме вполне определенных, почти биологических, он совершенно не ревновал ее к Луке, с которым Стеллу, он знал, поначалу связывали годы нежной дружбы, позже переросшей в дурно пахнущее партнерство – циничный и жадный до денег Лука стал ее сутенером. Если предположить, что Стелла, которая всего год жила на содержании Ч., была все же влюблена в Луку (хоть она это и жарко отрицала), то вполне можно предположить, что она, потеряв окончательно разум, предала Ч. Разве она не понимала, что он опасен, что он обладает такими возможностями и связями, что, узнав о ее предательстве, убьет не только Луку, но и ее саму?
Он взглянул на притихшую на ковре девушку, и легкое чувство досады и злости перевернулось в нем, все никак не желая превращаться в жалость. Однако мысль его, сгорбившись упрямым вопросительным знаком, была на редкость ясной: а что, если Стелла все же ни в чем не виновата и вся эта операция со звонком, предупреждающим Ч. об обыске в его кабинете, была придумана и осуществлена Лукой без ведома Стеллы?
Может, Стелла где-то и глупая блондинка, но не настолько, чтобы не понимать – если деньги будут украдены, то девочкой для битья станет она одна, и если Ч. ее убьет, ни одна душа не станет ее разыскивать, такой уж она вела образ жизни… К тому же (мысль поползла холодной змеей по черепу), если бы она была виновна, разве вернулась бы она к нему, не сбежала бы? Да ее бы уже и в стране-то не было!
– Стелла… – он опустился к ней на ковер, поднял с лица липкие пряди волос, и, ужаснувшись багровым синякам и припухлостям на лице, поцеловал ее в маленький соленый нос. – Но ты пойми и меня – шесть миллионов! Как Лука мог все это организовать? Кто ему помогал, если не ты?
– Я внушала ему мысль, что все это придумал он сам… – икая и пуская розовые пузыри изо рта, прошептала Стелла. – И это только он знал, что ты положишь сумку в «Ламборджини», больше некому. Думаю, что и звонок этот был фальшивый, то есть звонил не твой знакомый Захаров, а кто-то другой, с похожим голосом… Лука мастер на подобные розыгрыши. Думаю, что если бы он не выбросил деньги, то вряд ли поделился бы ими со мной.
– Стеллочка, скажи, ты знаешь Луку хорошо, зачем он так сделал? Зачем выбросил сумку с деньгами? Тебе не приходило в голову, что эта девчонка, Виолетта, была с ним? Что и эта сцена была тоже разыграна как по нотам?
– Нет. Лука не мог бы довериться какой-то там девчонке. Кто она ему? Я знаю только одну бабу, которой он мог бы довериться, одна татарка Роза, у которой он время от времени отлеживался… Да и то я узнала об этом совершенно случайно… Но сумку-то взяла Виолетта…
И тут она позвала его по имени.
– Володя… Обними меня, что-то мне холодно… И голова кружится.
Он отпрянул от нее. Она умирает. Он вскочил, словно ему только что сообщили, что она больна оспой. На самом деле он побоялся, что испачкает одежду ее кровью. Он насмотрелся достаточно фильмов на криминальную тему, чтобы понимать – в случае ее смерти его в покое не оставят, превратят его жизнь в настоящий ад с обысками, допросами, подозрениями… И уж одежду, выпачканную в ее крови, обязательно найдут.
Он мысленно уже закапывал ее труп в лесу и сжигал свою одежду на ветру, когда до него вдруг донеслось:
– Дай попить… полон рот крови…
Ну уж отказать ей в глотке воды перед смертью он не смог.
– Сейчас, я мигом…
Он удивился, когда почувствовал, какими слабыми и непослушными стали его колени. Перенервничал. Девчонку чуть не убил. Вошел в кухню, взял стакан, налил воды, вернулся в комнату, и последнее, что он увидел прежде, чем грудь его заполыхала огнем от всаженной в сердце пули, было опухшее и искаженное ранами и синяками лицо Стеллы.
Он рухнул на пол тяжело, громко, его голова коснулась паркета со звуком, похожим на гулкий удар камня по дереву. И сразу стало тихо. Снежинки заглядывали в прозрачное окно и с удивлением летели вниз…
Стелла опустила руку с тяжелым пистолетом и сама присела рядом с трупом Ч., с трудом соображая, что ей нужно сделать в первую очередь. Первый намеченный ее оскорбленным, раненным рассудком пункт она выполнила. Поднялась с ковра, добралась до столика, на котором лежали пистолет, портмоне, клетчатый носовой платок, несколько мятых тысячных рублевых купюр, табачный сор – все то, что Ч. достал из кармана пиджака, в котором вернулся домой, взяла пистолет, зарядила его (как ее учил Лука во время пикников, когда они, пьяные, с хохотом палили по пивным банкам), дождалась, когда он вернется из кухни, и выстрелила ему в сердце.
Дом Ч. стоял в стороне от дачного поселка, его окружали лишь мохнатые от первого снежка ели да сосны. Никто не услышит выстрела. Разве что птицы встревожатся да вспорхнут на ветвях, вспылив снег…
Зато теперь из жизни Стеллы ушел человек, звон ключей которого всегда наводил на нее тоску и страх. Железобетонный, бессердечный, без фантазии, наслаждающийся властью над людьми и умеющий ими манипулировать, он пользовался Стеллой, как вещью, и за это пользование расплачивался деньгами или драгоценностями. Как в магазине дорогих товаров. Возможно, кто-то и полагал, что ей повезло с любовником, она же считала его грубым и жестоким, не способным на человеческие чувства. К тому же эта история с деньгами, с фантастическими деньгами, которые он отобрал у какого-то чиновника, нагревшего деньги на продаже земли в Подмосковье, до последнего момента казалась ей какой-то нереальной. Возможно, она воспринимала это потому, что никогда не видела этих денег до того момента, пока Ч. не привез сумку домой и не показал их ей, после чего взял с собой на службу, откуда и должен был отвезти Норкиной, чтобы купить у нее гостиницу. Может, тот чиновник из Подмосковья, Захаров его фамилия, на самом деле следил за Ч., или же Ч. это только казалось, но звонок, явно подстроенный хитрым и умным Лукой, сделал свое дело, и Ч. вынес сумку из кабинета и оставил в своей машине. Что помешало ему сразу же отвезти их Норкиной, ведь все было в его власти, и нотариус был ручной, как спаниель, потому как кормился с его рук, и Норкина сидела на чемоданах и дожидалась этих денег… Возможно, ему нужно было вернуться к себе в кабинет, чтобы закончить какую-нибудь работу, или у него была назначена встреча с кем-то важным. Кроме того, он же ожидал обыска, а потому должен был продемонстрировать свое душевное спокойствие, мол, давайте, ищите у меня то, что хотите, я же перед законом чист…
А может, это был рок, толкающий его в спину и заставляющий двигаться в единственном срежиссированном специально для него направлении – в загородный дом. Рок заставлял двигаться его тело, играл его мышцами, заигрывал с рассудком, когда заставил его зачем-то опустошить свои карманы. Вот зачем он, спрашивается, выложил пистолет на стеклянный столик? Вероятно, это сделалось для того, чтобы Стелла увидела его, чтобы зацепила его своей зрительной памятью.
Да что там! Какой смысл теперь копаться во всем этом, если дело сделано и Ч. мертв. Лежит, как разъевшийся боров, развалился на паркете. Что теперь с ним делать? Не закапывать же его… Для этого нужны физические силы, которых у Стеллы не было.
Она чувствовала себя разбитой психически и физически.
Ее хватило на то, чтобы носовым платком любовника тщательно вытереть пистолет, после чего вложить его в пока еще мягкую и податливую кисть, направив дуло прямо в рану. Вот, застрелился человек. Не выдержал того, что у него украли деньги, и покончил собой. Может, не его это были деньги, и он понимал, что дело швах? Может, тот, кому принадлежали те миллионы, пришли и убили его, инсценировав его самоубийство. Да, эта версия будет, пожалуй, самой жизнестойкой. Да только как направить следствие по этому пути?
Стелла с трудом дошла до кабинета Ч., где, мягко ступая по шелковистой тигриной шкуре, которой был устлан пол, приблизилась к письменному столу красного дерева, спасаясь от страхов и сумерек, включила цветную веселую лампу «Тиффани» («Когда у меня будет свой дом, Володечка, обязательно украшу его такими вот лампами»), выдвинула ящик и достала записную книжку. Полистала ее, нашла номер телефона Захарова, записала его на раскинувшемся книжкой календаре, на листке, помеченном сегодняшним числом, после чего вырвала листок, разорвала его на мелкие клочки и выбросила в унитаз, смыла водой. Вот теперь как-то скромненько так, ненавязчиво этот номер проявит себя, стоит только появиться в кабинете опытному следователю. А следователя сюда пришлют опытного, и не одного. Они непременно заинтересуются этим Захаровым. К тому же непременно найдутся свидетели, которые подтвердят связь Захарова с Ч., и колесо закрутится… Даже, если у этого Захарова на момент убийства Ч. окажется алиби, его подвергнут сомнению… А вот на Стеллу никто не подумает. У нее мотива нет. Это она знает, что у нее разбито лицо, а больше-то никто ее в таком виде не видел. И не увидит. Даже Лука.
