Джеймс Кейн - Сборник "Почтальон всегда звонит дважды"
Сообразив наконец, с какой целью она сюда явилась, я решил отвлечься, но глаза непроизвольно возвращались к тому столику. Через несколько минут я уже знал, что она обратила на меня внимание и что с двух других столиков тоже с интересом следят за происходящим. Она куталась в rebozo, словно ей было холодно, слегка приподнимая при этом плечико так, чтобы находиться ко мне вполоборота, а голову закидывала все выше, и я уже просто не мог оторвать от нее глаз ни на миг. Ну и ясное дело, что тореадор, как и любой другой придурок, видит что угодно, только не то, что творится у него за столиком, так как занят исключительно тем, что ловит чужие взгляды. Вы уже догадались, наверное, что за место это кафе, где кругом сидят разные хари, сдвинув шляпы на затылок, едят, пьют, курят, читают и стрекочут по-испански без всяких там подталкиваний локтем, тыканья пальцем или: «Извини, друг, подвинься». Они заняты своим делом, и только им. Но все равно находится пара глаз, которая в данный момент не смотрит в газету, или официантка, остановившаяся возле кого-то и сказавшая что-то, за чем следует смешок, возможно чуть более громкий, чем заслуживала шутка официантки. А он все сидел с дурацким выражением лица, пощелкивая ногтем по стакану, и я почувствовал, как по спине у меня пробежали мурашки. Он встал, вот он идет ко мне.
Человеку с тремя песо в кармане осложнения вовсе ни к чему, и, когда весь зал замер, словно в стоп-кадре, я попытался внушить себе, что все надо решить миром, обыграть как-нибудь по-дружески, не затевать того, чего потом не остановить. Но не успел додумать, как именно это сделать, потому что он уже стоял передо мной по-прежнему в шляпе.
– Мой стол, он вас интересует, да?
– Ваш что?
– Мой стол. Похоже, он вас интересует, сеньор.
– О, теперь понял.
По-дружески не выходило, выходило довольно скверно. Я поднялся, наклеив на лицо самую милую из улыбок, и жестом указал на стул.
– Конечно, сейчас объясню. С радостью объясню. – Вот тут надо попроще, в таких ситуациях пережимать палку – это только неприятности наживать. – Пожалуйста, присаживайтесь.
Он взглянул на меня, потом на стул, потом сел, и я тоже сел. И тут я сделал то, что меня вот уже минут пятнадцать так и подмывало сделать, – приподнял кремовую шляпу с его головы, бережно, так бережно, словно это была невесть какая драгоценность, сунул в нее меню и положил на стул. Если бы он сопротивлялся, хоть чуточку дернулся, я бы все равно это сделал, пусть даже потом он пристрелил бы меня. Но он не сопротивлялся и не дергался. Я застиг его врасплох. По залу пронесся ропот. Первый раунд был за мной.
– Вам что-нибудь заказать, сеньор?
Он моргнул, не уверен, что он вообще меня расслышал. Затем начал озираться в поисках поддержки. Он привык слышать лишь громогласное одобрительное «olй» [4] толпы по любому поводу, стоит ему просто высморкаться на арене, но на этот раз не сработало. Все молчали и продолжали заниматься своим делом.
Ему ничего не оставалось, как перевести взгляд на меня да еще постараться не забыть, для чего он подошел.
– Объясните. Ну же, давайте!
Итак, мой первый удар достиг цели, и я решил нанести ему второй.
– Конечно. Конечно, смотрел, это верно. Но не на вас. Поверьте, сеньор, вовсе не на вас. И не на стол. На даму.
– И вы… говорите это мне? Вы смеете так говорить…
– Конечно. Почему бы нет?
Интересно, что он теперь будет делать? Вызовет меня на дуэль? Но о дуэлях в Мексике слыхом не слыхивали. Может, конечно, стукнуть, но я на добрые 50 фунтов тяжелей. Может выстрелить, но пистолета у него нет. Я спутал ему все карты. В Мексике так говорить не принято, а если вы сказали мексиканцу нечто необычное или странное, он будет год думать, прежде чем придумает ответ. Он сидел и смотрел на меня, часто мигая. Уши у него наливались красным. Я дал ему какое-то время разжевать пилюлю, затем продолжил:
– Знаете, что я скажу вам, сеньор? Я смотрел на эту даму очень внимательно и хорошо разглядел. Я нахожу ее очень красивой. У вас отменный вкус! Я завидую вам. Знаете что, давайте разыграем ее в лотерею, и пусть выиграет удачливый. Купим по билетику, и у кого номер окажется больше, тот дальше ее и угощает. Идет?
По залу вновь пробежал ропот, на этот раз более долгий. Половина из них совсем не понимала по-английски, так что нужно было время, чтобы им перевели. Минуты четыре ушло у него на переваривание сказанного, потом он несколько воспрянул духом.
– А почему я должен это делать, скажите мне? Дама, она ведь со мной, или нет? Я играю даму в лотерею, вы играете. К чему это, сеньор? Вы скажете, а? К чему?
– Испугались, что ли?
Это ему уж совсем не понравилось. Он снова начал багроветь, а я почувствовал за своей спиной какое-то движение, и это мне тоже не понравилось. В Штатах, когда вы чувствуете, что у вас есть кто-то за спиной, это может оказаться официант с тарелкой супа, но в Мексике это может быть кто и что угодно, и чаще всего то, чего вы менее всего хотите. Примерно половина населения этой страны носит у пояса револьверы с перламутровыми рукоятками, а у револьверов есть один страшный недостаток – они стреляют. У этого парня полно приятелей. Он популярен, он бог и идол. К тому же по мне довольно трудно промахнуться. Я сидел неподвижно, глядя прямо на него, и боялся пошевельнуться.
Он заметил мой испуг, и его лицо приобрело насмешливое выражение. Я слегка подался вперед – стряхнуть пепел с рукава пиджака, и уголком глаза покосился назад и в сторону. По залу разгуливала пара распространителей билетов, и, когда он подходил к моему столику, они, как и все остальные, застыли на месте. Теперь же они медленно направлялись к нам и отчаянными жестами и гримасами уговаривали вытянуть из сумки хоть один билетик. Я не стал ждать. Я действовал напористо и решительно – главное, не дать ему опомниться.
– Так как, сеньор? Да или нет?
– Si, si[5]. Мы играть.
Тут они сорвались с места и бросились к нам, за ними последовала толпа человек в сорок-пятьдесят. Пока мы беседовали, они держались в стороне, но теперь, когда пошла игра, каждый считал себя вправе участвовать или наблюдать. Но прежде чем зрители успели обступить наш столик, один торговец уже совал мне розовый билетик, другой – ему, зеленый. В Мексике, знаете ли, сотни различных лотерей, каких-то розовых, зеленых, желтых и голубых, но только вряд ли когда что-нибудь с этого получишь. Во всяком случае, крайне редко. Оба торговца тщательно прикрывали салфетками номера, однако мой настойчивым шепотком и подмигиваниями давал понять, что на его билетике номера страшно большие. Типично индейская внешность – седые волосы, а лицо святого из шоколада; глядя на такое, трудно заподозрить человека во лжи. Я подумал о Кортесе, о том, что он видел их насквозь и легко разгадывал все их уловки. И о том, какими мерзкими должны быть эти уловки.
Но я не Кортес, я хотел быть обманутым. Сквозь толпу я видел девушку, она сидела с таким видом, словно ничего не происходит. Она была мне нужна, я старался ради нее, а вовсе не ради этого тупицы тореадора. И еще я знал, что в лотерею мне выигрывать никак нельзя. Итак, настроимся на поражение, а там видно будет.
Я махнул рукой, давая понять, что он может выбрать любой билетик, какой захочет. Он не нашел ничего лучше, как повторить мой жест. Я взял розовый, он стоил песо, и опустил монету на поднос. Тут есть такая странная традиция – разорванный билетик кладется почему-то на стол и прикрывается шляпой. Он вытащил зеленый, тот стоил полпесо. Зал громко расхохотался. Кто-то прикрыл и его билетик шляпой, а потом их подняли. У меня выпал № 7, у него – 100000 с чем-то. Естественно, прогремело громкое «Оlй!». Мне все же непонятна природа этих мексиканцев. Когда на арену выскакивает бык, все твердо знают, что ровно через пятнадцать минут он будет мертв. И тем не менее при каждом взмахе шпаги вопят, как ненормальные. Причем заметьте себе – один дохлый бык мало чем отличается от другого, такого же дохлого. Так вот и сегодня вечером в кафе не нашлось ни единого человека, который не понимал бы, что я приперт к стенке, и тем не менее, когда подняли шляпы, они орали, и приветствовали его, и хлопали по плечу, и так радостно хохотали, словно сама госпожа Фортуна принесла им победу.
– Ну вот. Теперь будете смотреть, а?
– Конечно нет. Вы выиграли, и я поздравляю вас de todo corazon[6]. Пожалуйста, передайте своей даме этот билетик с моими комплиментами и скажите, что я желаю ей выиграть в лотерею весь мексиканский банк.
– Si, si, si. А теперь, сеньор, adios[7].
Он пошел к своему столику, а я добавил в кофе горячего молока и стал ждать. Я не оборачивался. Но за баром висело зеркало, и в нем отчетливо было видно все, что надо, и в тот момент, когда он протягивал ей билетик и они застрекотали как сороки, она тоже посмотрела, один раз.
