Донна Леон - Честь семьи Лоренцони
– Да, госпожа. Мы показали рентгеновские снимки его зубов Dottore Урбани, и тот сразу же опознал их.
– Снимки? – недоумевающе переспросила она. – А что с его телом? Его кто-нибудь опознал?
– Корнелия, – мягко начал граф, – дай комиссару закончить, а уж потом мы сможем задать ему все интересующие нас вопросы.
– Лудовико, я хочу знать, что случилось с его телом. Я хочу знать, что произошло с моим мальчиком.
Брунетти снова обернулся к графу; тот молчаливым кивком дал ему понять, что можно продолжать.
– Его зарыли в землю. Очевидно, тело пролежало там какое-то время, по меньшей мере год. – Брунетти сделал паузу, надеясь, что они сами догадаются, что могло стать с телом, пролежавшим год в земле, и не заставят его им это объяснять.
– Но к чему эти снимки? – продолжала настаивать графиня. Брунетти понимал, что в подобных ситуациях люди просто отказываются верить очевидным фактам.
Прежде чем он успел упомянуть о кольце, граф снова перебил его, обратившись к жене:
– Это значит, Корнелия, что тело было в таком состоянии, что опознать его смогли только по рентгеновским снимкам.
Брунетти, который внимательно наблюдал за реакцией графини, сразу же увидел, что, как только до нее дошел смысл его слов, стоило ей осознать весь ужас произошедшего, окружающий мир для нее рухнул. Быть может, именно слова о «состоянии» тела ее мальчика окончательно добили ее; как бы то ни было, она вдруг как-то разом обмякла, голова ее откинулась на спинку кресла, а глаза закрылись. И только губы на бескровном лице что-то беззвучно шептали; но что? Слова молитвы? Или проклятия? Полицейские из Беллуно отдадут им кольцо, Брунетти не сомневался в этом, поэтому он решил пощадить их чувства и не говорить о нем сейчас.
Граф отвернулся от Брунетти и снова уставился на засохшие цветы в камине. В комнате повисла гнетущая тишина. Наконец граф спросил, глядя в сторону:
– Когда нам его отдадут?
– Вам придется связаться с местными властями, сэр. Я уверен, что они сделают все, что вы им прикажете.
– А как мне с ними связаться?
– Для начала надо позвонить в квестуру Беллуно… – начал Брунетти, но затем вдруг предложил: – Я могу сделать это за вас. Может, так даже будет лучше.
Маурицио, за все это время не проронивший ни единого слова, вдруг перебил Брунетти, обращаясь к графу:
– Я сделаю это, Zio, [24] – он посмотрел на Брунетти и выразительно кивнул в сторону двери, но тот проигнорировал его намек.
– Ваше сиятельство, я бы хотел задать вам несколько вопросов касательно похищения вашего сына, как только это будет возможно.
– Не сейчас, – пробормотал граф, по-прежнему глядя в сторону.
– Я понимаю, что сейчас творится у вас в душе, – сказал Брунетти, – и все же нам надо поговорить.
– Я отвечу на ваши вопросы только тогда, когда мне это будет угодно, комиссар, и ни минутой раньше, – отрезал граф, продолжая созерцать цветы.
Маурицио воспользовался последовавшей за этим паузой; он отошел от двери и, приблизившись к тете, наклонился и положил руку ей на плечо. Затем он выпрямился и сказал:
– Разрешите мне проводить вас, комиссар.
Брунетти молча проследовал за ним к выходу.
Уже в коридоре он объяснил молодому человеку, как связаться с нужными людьми в Беллуно, которые лично проследят за тем, чтобы тело его брата было доставлено в Венецию. Он так и не осмелился спросить, когда ему удастся снова увидеться с графом Лудовико.
13
Ужин, приготовленный Кьярой, вполне оправдал все ожидания Брунетти, который, надо отдать ему должное, выдержал это испытание с мужеством, достойным римских стоиков, которым он всегда стремился подражать. Он не только попросил, но и съел вторую порцию равиоли, залитых загадочной смесью из растопленного сливочного масла и листиков шалфея. Курица, как и предсказывала Паола, оказалась такой соленой, что Брунетти сам того не заметил, как выпил две бутылки минеральной воды и потянулся за третьей. Впервые за долгое время Паола ничего не сказала, когда он откупорил вторую бутылку вина; более того, приняла непосредственное участие в ее распитии.
– А что на сладкое? – осведомился Брунетти. Он заметил, каким нежным взглядом одарила его жена; бог знает, сколько времени у нее не было такого выражения лица.
– На сладкое у меня не осталось времени, – виновато пробормотала Кьяра, не заметив, какими взглядами обменялись сидящие за столом домочадцы. Вне всякого сомнения, такими же взглядами обменялись в свое время члены группы Доннера, [25] заслышав голоса своих спасителей.
– Кажется, в морозилке осталось немного gelato, [26] – услужливо подсказал Раффи, отрабатывая десять тысяч лир, полученных им от Паолы.
– Я его сегодня доела, – призналась Кьяра.
– А почему бы вам двоим не сгонять за мороженым на площадь Санта-Маргарита? – предложила Паола. – Не забудьте принести и на нашу долю.
– А посуда? – возразила Кьяра. – Ты сама сказала, если я готовлю ужин, то Раффи будет мыть посуду.
Прежде чем Раффи успел выразить решительный протест, Паола сказала:
– Если вы быстренько сбегаете за мороженым, посуда за мной.
Предложение было встречено восторженными криками; Брунетти вытащил из кармана портмоне и протянул Раффи двадцать тысяч лир. Они выбежали из кухни, уже в коридоре начав торговаться по поводу сорта мороженого. Ананасовое? Ванильное? Клубничное?
Паола встала из-за стола и принялась убирать посуду.
– Ну как, выживешь? – спросила она у мужа.
– Если выпью еще одну литровую бутылку воды, перед тем как лечь спать, а вторую поставлю на ночь у кровати, то, может быть, и выживу.
– Гадость жуткая, верно? – улыбнулась Паола.
– Но она была так счастлива, – возразил Брунетти. Помолчав немного, он добавил: – Еще один веский аргумент в пользу высшего образования для всех женщин, как ты считаешь?
Паола рассмеялась и сунула тарелки в раковину. Они продолжали непринужденно болтать, обмениваясь впечатлениями по поводу недавнего ужина; довольные тем, что обман удался и Кьяра так и не догадалась об их маленькой семейной хитрости и, как подумалось Брунетти, их безграничной любви.
Когда с посудой было покончено, Брунетти сказал;
– Боюсь, что мне все-таки придется поехать завтра утром в Беллуно вместе с Вьянелло.
– Это по поводу Лоренцони?
– Да.
– Как они это восприняли?
– Плохо. Особенно мать.
Он понял, что потеря единственного сына – не та тема, которую Паола захочет обсуждать. Она предпочла сменить тему:
– Где они его нашли?
– На поле.
– На поле? На каком поле?
– Одно из богом забытых местечек, за крошечной деревушкой с чудным названием, – сама знаешь, они там все такие, в Беллуно, – Кольди-Куньян, насколько я помню.
– Как же им удалось его найти?
– Один местный фермер вспахивал поле трактором и наткнулся на кости.
– Боже, как это ужасно, – выдохнула она и тут же добавила: – И ты был вынужден рассказать об этом родителям, а потом еще давиться этой мерзостью!
Услышав это, Брунетти расхохотался.
– Что я такого сказала?
– Нет, ничего особенного. Забавно, что ты в первую очередь подумала о еде.
– От тебя научилась, мой дорогой, – не без ехидства отвечала она, – перед тем, как выйти за тебя замуж, я редко о ней задумывалась.
– Тогда как, скажи на милость, ты научилась так вкусно готовить?
Паола сделала вид, что не расслышала его вопроса, и отвела глаза; может, она и вправду смутилась, но Брунетти была хорошо знакома эта уловка: иногда ей хотелось, чтобы ее упрашивали, и поэтому Брунетти не сдавался:
– Нет, ну ты все-таки скажи мне, кто научил тебя готовить? Ты будто всю жизнь этим занималась.
– Я купила книгу «О вкусной и здоровой пище», – выпалила она.
– «О вкусной и здоровой пище»? Ты? Но зачем?
– Когда я поняла, что люблю тебя всем сердцем, и увидела, что ты любишь вкусно поесть, я решила, что будет лучше, если я научусь готовить. – Она посмотрела на мужа, ожидая его реакции, но, увидев, что он молчит, продолжала: – Я начала учиться еще дома, и, можешь мне поверить, некоторые из моих «шедевров» были куда хуже, чем то, что досталось нам сегодня на ужин.
– В это трудно поверить, – признался Брунетти, – продолжай.
– Ну… Я знала, что люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж, так что я не сдавалась, и в конечном итоге… – она выразительным жестом обвела кухню руками, – … думаю, я кое-чего добилась.
– По книге?!
– Ну, если честно… мне кое-кто помогал.
– Кто?
– Дамиано, наш повар. И еще моя мама. А потом, когда мы с тобой уже были обручены – твоя.
– Моя мать? Она учила тебя готовить? – Паола кивнула. – Но она никогда мне об этом не говорила.
– Я попросила ее ничего тебе не рассказывать. Не хотела, чтобы ты знал.
