Мария Очаковская - Портрет с одной неизвестной
Дело объяснялось просто, даже слишком просто, отметил про себя Павел. Фамилия Буже давно и крепко была связана с морем. Предок, скорее всего дед Николая Константиновича, Буже Первый, служил на флоте. Высокообразованный моряк, путешественник, он, дослужившись до звания капитана первого ранга, был удостоен большой чести – его назначили учителем великого князя. Юного Алексея Александровича царственная семья, покоряясь воле деда, также предназначила к морской службе. Таким образом, в 60-е гг. Буже Первый начинает знакомить юного моряка с «живой практической стороной морского дела». Под флагом контр-адмирала Посьета они крейсируют сначала в холодных водах Финского залива и Балтийского моря. В 1865 году пределы их морских походов расширяются, Немецкое море, Атлантический океан, Копенгаген, Лиссабон… И вот в длинном списке географических названий – Павел даже крякнул от удовольствия – наконец появляется: «20 августа 1866 года фрегат «Ослябя» бросает якорь в порту Фуншал. Великий князь со своим наставником посещают остров Мадейра. Двухнедельное пребывание на живописном острове начинается с осмотра…» и т. д.
Вот оно! Нашел! И Павел сразу бросился звонить Лизе.
– Пятнадцать лет прошло с момента написания портрета и отъезда Брюллова в Италию. Казалось бы, не такой долгий срок, – с воодушевлением рассказывал он Лизе, – однако что-то в делах красавицы Элены не заладилось, причем не заладилось до такой степени, что пришлось расстаться с портретом. Болезнь или разорение, возможно, смерть мужа?
– Надо же. Несчастная Элена Гомэш. Мне ее даже жалко. Такая красивая, молодая… что же на самом деле у них произошло? А может, она сама к тому времени уже умерла? – отвечала преисполненная энтузиазма Лизавета.
Павел понимал, что на многие вопросы ответов за давностью лет не найти. Но главное в этой истории для него теперь окончательно прояснилось – именно тогда Буже Первый приобрел в собственность, выменял, выиграл в карты, в кости, украл (впрочем, последнее вряд ли возможно) портрет донны Элены. И скорее всего, уже тогда по неизвестной причине об авторе картины забыли.
18. В интерьере старой дачи
Август 20… г., холст/масло
Как обычно, Сима уехала в Москву в пятницу вечером, а утром в субботу Лизу разбудил звонок. Не было печали, так подай… трубу прорвало. Звонили соседи. Понятно, что дом старый, разумеется, вызвали слесарей из ЖЭКа, но приехать все-таки придется. Мало ли что? Может, паркет уже вспучило? В Москву тащиться не хотелось до колик. Погода стояла жаркая, душная и липкая и прогулкам по городу явно не способствовала. Да и на даче оставить было некого. Прикинув, на сколько ей придется уехать, Лиза позвонила Леньке. К счастью, он был в Валентиновке – ждал гостей:
– Занеси мне ключи и оставь Марте ее Кити-мити, или чем ты там ее кормишь, я зайду попозже. Кстати, у тебя есть куркума? – спросил он.
– Боже мой, что это?
– Серость ты, Лизавета, хоть и миллионщицей стала. Это приправа такая. Полезная очень. От рака, говорят, предохраняет. Ну, ладно, чеши в свою вонючую Москву, все будет ОК, – бодро пропела трубка.
– Спасибо тебе, Лень, большое. Что бы я без тебя делала, – скороговоркой выпалила Лиза. Соседская новость придала ей такие могучие крылья, что она, успев накрасить один глаз и забыв про второй, без промедления вылетела на станцию.
Поездка на электричке, а потом в метро заняла часа полтора. Лизка уже подбегала к подъезду, когда оттуда вышла соседка тетя Нина.
– Ой, здрасте, Нина Семеновна. Что тут у нас опять? Трубу прорвало? – сразу спросила Лиза.
– Не знаю, Лизочка. Откуда ты это взяла? Я ничего такого не слышала.
– А? Вы же – напротив, у вас, наверное, другой стояк. Ну, ладно, я побегу… простите, – выпалила она уже на ходу и понеслась по лестнице к себе.
Однако ни в подъезде, ни на лестничной клетке перед квартирой никого не оказалось. Войдя в дом и едва успев перевести дыхание, Лиза устремилась инспектировать санузел. Ветхие коммуникации старого здания давно стали притчей во языцех для всех его жителей. Как на корабле, Лиза привыкла бросаться на задраивание пробоин, открывавшихся то по правому, то по левому борту. Стиральная машина, вечно засоряющаяся раковина на кухне, посудомоечный агрегат – все эти мины замедленного действия если не сегодня, так завтра точно протекут. Она заглянула под ванную, под мойку на кухне, ощупала пол и трубы, осмотрела стиральную машинку и, к своему удивлению, никаких признаков протечки не обнаружила. Квартира нижних соседей вообще встретила ее тишиной и покоем склепа.
Какого хрена тогда, спрашивается, ее вызвали! Какую, интересно, трубу и у кого прорвало? Может, это вообще в другом подъезде или в другом доме? Лизка говорила сама с собой и злилась.
– Ну что там у тебя с трубами? Разобралась? – снова появилась тетя Нина.
– Ничего не понимаю. У меня все в порядке.
– А кто звонил? Из ЖЭКа, что ли?
– Да я как-то не спросила, вроде бы соседи снизу.
– Так я их вчера видела, они на дачу собирались – вещи таскали.
– Странно. Кого же тогда залило?
– Подшутили над тобой небось. Кавалеры. Вот и все, – вынесла вердикт тетя Нина, – маме привет передавай.
– Непременно, спасибо, – отозвалась Лиза, внутри закипало негодование. «Что за шутки такие иезуитские! Да и кому это понадобилось? Ладно, быстро принимаю душ, пью кофе и назад, только теперь поймаю машину».
Ленькин номер не отвечал. Она позвонила Павлу – электронный голос сообщил, что «абонент недоступен». «Да ну вас всех!» – и, сбросив джинсы и майку, Лиза отправилась в ванную.
По дороге назад объявилась Милица. Теперь она то и дело порывалась давать советы, как повыгодней пристроить «тетку», и на этот раз завела разговор об одном их с Любишем знакомом.
– Очень-очень обеспеченный тип, и он заинтересовался. Ты подумай. Это же не машина, не квартира – покупателя найти непросто.
– Милка, я тебя прошу, не беги ты впереди паровоза. Не надо раньше времени. Еще даже экспертизы не было. Для начала я хочу дождаться мамы. Потом экспертизы. Поэтому не надо пока ничего никому говорить.
– Да он бы только посмотрел! Но дело твое – поступай как знаешь, – обиженно протянула Милка. – А как у тебя с Павлом? Судя по всему, твое расположение он уже завоевал.
– Мил, я тебя люблю, но говорить об этом сутки напролет отказываюсь. Лучше садись в машину и приезжай. Я сегодня совсем одна. Ой, прости, я перезвоню, а то тут водитель… шибко нервничает.
Машина остановилась у самых ворот. Таксист действительно попался нервный, и у него, конечно, не было сдачи. Лиза попросила подождать минуту и открыла калитку. Водитель вылез из машины, недоверчиво провожая ее взглядом.
На террасе повсюду валялись яблоки. Аккуратно маневрируя между плодами, навстречу хозяйке вышла Марта.
– Ну, как дела, моя милая? Что вы тут все раскидали? А? – Лиза взяла кошку на руки. Марта, понятное дело, заурчала. – Ай-ай-ай, что же вы так… я собирала-собирала… Ну что, покормил тебя Ленька?
Она прошла на кухню, достала из буфета деньги и уже собралась вынести их водителю, как вдруг нога ее наткнулась на что-то мягкое.
На полу в луже крови она увидела абсолютно мертвого Леньку. Он лежал ничком, с нелепо раскинутыми руками, край кипельно-белой футболки пропитался кровью.
Внутри у Лизы как будто что-то щелкнуло, а в голове заработал мерзкий медленно тикающий метроном. Она уронила Марту – так, потом сумку – так-так, потом деньги.
И, подчиняясь заданному ритму, подошла к так-так-калитке.
– Быстрее, – подгоняла она себя, но метроном диктовал свое и тормозил шаг. Она почти ничего не слышала из того, что сказала таксисту, что тот ответил, и только послушно двинулась за ним в дом.
Он звонил куда-то по телефону, о чем-то ее спрашивал, а она путалась, тактакала и трижды сбивалась, называя свой адрес.
Когда приехала милиция, метроном стучал уже тише. В комнатах замелькала милицейская форма и белые халаты. Кто-то в штатском и с папкой, устроившись за столом на террасе, стал задавать вопросы сначала таксисту, а потом Лизе. Кто она такая? Где была? Почему уехала? Кем ей приходится пострадавший? Все ли вещи на месте?
Она изо всех сил старалась сосредоточиться, отвечать четко, ясно, но по щекам струились ручьи слез, нос распух, и приходилось все время сморкаться. На время ее оставили в покое. Потом кто-то в белом халате дал ей стакан воды и таблетку, а кто-то в форме позвал их в глубь дома. Заскользив на рассыпанных яблоках, процессия двинулась в Серафимину спальню.
«Какая же тут грязь», – некстати подумала Лиза, заглянув в комнату. На полу валялись какие-то мятые тряпки, опрокинутый стул и куски позолоченной рамы.
Над комодом на стене, в четко обозначившемся светлом прямоугольнике обоев, торчал гигантский ржавый гвоздь. Картина исчезла.
– Ах, вот почему все это, – протянула Лиза и внезапно почувствовала невероятную усталость.
