Евгений Сартинов - След нумизмата
Чуть успокоив тяжелое дыхание, Силин вытер подрагивающей рукой со лба пот и спросил:
-- Ну, так кто же заказчик? Ты должен его знать!
Юрий Пахомович наконец оторвал от лица свои короткопалые руки, с ужасом посмотрел сначала на них, потом на Силина. Потеряв терпение и все с большим трудом сдерживая собственную ярость, Михаил левой рукой схватил экскурсовода за остатки волос на затылке, а правой ткнул в его висок дуло пистолета. Сбоку ему прекрасно было видно, как из разбитого носа и верхней оттопыренной губы хозяина квартиры падали на стол капли крови. Экскурсовод слабо вскрикнул, а потом, еле шевеля разбитыми губами, жалобно простонал:
-- Вы... с ума сошли... зачем же так?
-- Говори, а то я из тебя котлету сделаю! -- Силин снова замахнулся на свою жертву пистолетом и еле успел остановить себя.
И антиквар заговорил слабым, дрожащим голосом:
-- Они приезжали... на черном джипе "чероки", номер 555, АУ... Один из них сказал при мне другому: "Чалый, говорит, заждался." А тот в ответ: "Ничего, подождет, сам послал..."
Михаил разжал ладонь и отошел в сторону.
-- Кто такой Чалый? Что ты про него знаешь?
-- Я... почти ничего. Слыхал, что у него дом рядом с ипподромом, бывший особняк секретаря обкома. Про это в газетах писали.
Силин задумался, машинально начал расхаживать по комнате. Хозяин дома полой халата пытался остановить кровь, а сам с ужасом наблюдал за перемещениями Нумизмата.
-- А чем он занимается, этот Чалый? -- наконец спросил Михаил.
-- Как -- чем? Ну этот... бандит, как его... рэкетир, -- несмотря на боль и ужас, Зубанов удивился, что незваный гость так слабо разбирается в повседневной действительности.
На глаза Силину попалось старинное бюро с множеством хитроумных ящичков. Михаил начал по очереди открывать и закрывать их. Это действительно оказалась коллекция монет, но увы, не его. Даже когда попадались такие же монеты, как у него, Нумизмат видел, что они другие: иная потертость, ущербность гурта. Каждую свою монету Михаил помнил с фотографической точностью. Зубанов не решался вмешиваться в самовольную ревизию, сейчас он был готов отдать эти медяки, лишь бы этот страшный человек ушел.
В одном из ящичков вместе с монетами царской Польши Силин увидел константиновский рубль. Михаил было обрадовался, но, взяв в руки монету, разочарованно вздохнул. Это была просто копия, даже без гуртовой надписи.
Подойдя к столу, он бросил монету перед Зубановым.
-- Там была вот такая монета, где она?
-- А, константиновский рубль? -- экскурсовод все зажимал разбитый нос, его золотистый дракон на халате был уже еле виден из-за новой, естественной краски. -- Прекрасная копия, я его положил к остальным монетам, в его период.
-- Что? -- поразился Силин. -- Что ты сказал, копия?! Ты что, проводил анализ, сравнение по каталогу, по снимкам?
-- Да нет, зачем же. И так ясно, что не настоящая. Меня и время поджимало. Вы же понимаете.
Нумизмат понял одно: этот боров даже не удосужился открыть ни один из своих многочисленных каталогов и хоть визуально сравнить монету с оригиналом. Экскурсовод понадеялся на свою память, он даже не понял, насколько проиграл, какую истинную ценность пропустил мимо рук!
Зубанов почувствовал, что произошло что-то важное, но что, понять не мог. Хотя разговор давался ему с трудом -- болела разбитая губа, Юрий Пахомович сказал лишнюю, роковую для себя фразу:
-- Я только чуть ковырнул ее скальпелем, вроде настоящее серебро...
-- Что?! Что ты сказал? Ты ковырнул ее?!
Силин просто озверел. Пистолет он давно уже сунул в карман, но жгучая ярость требовала выхода, и рука Нумизмата сама нашла ножку массивного бронзового подсвечника, стоящего на самом краю стола. В этот раз сознание Силина не отключалось, он раз за разом бил и бил тяжелым шандалом сначала по рукам Зубанова, прикрывающим голову, затем, когда они опустились, уже по голове антиквара. Последний, самый страшный удар Силин нанес, когда хозяин дома, потеряв сознание, всем телом завалился вперед, на градоначальнический стол. Бронзовый трехкилограммовый подсвечник вдребезги разнес затылок лучшего экскурсовода краеведческого музея.
Лишь после этого Нумизмат остановился. Обезумевшими глазами он посмотрел на дело рук своих, снова, как тогда в подъезде, остро ощутил резкий запах крови и, бросив на пол канделябр, шагнул за порог кабинета.
Уже в прихожей Силин увидел себя в старинном венецианском зеркале. Увидел и не узнал. На него смотрел не человек, а окровавленный зверь. Мелкие капли крови покрывали его лицо, но главное было не это. Такой оскал и взгляд мог иметь только затравленный волк. Секунд пять Нумизмат смотрел в зеркало, потом не выдержал и отвел взгляд. Вытерев бархатной портьерой лицо, он вспомнил про отпечатки пальцев, вернулся назад и, сорвав бархатную накидку с кресла, долго протирал все, к чему прикоснулся. За это время он ни разу не оглянулся в сторону убитого им человека. Он Силина уже не интересовал.
Перед тем как покинуть квартиру, одевшись и подхватив сумку, Нумизмат снова взглянул на себя, убедился, что зверь исчез, спрятался в глубине человеческого тела, и, успокоившись, толкнул рукой дверь.
Супруга Зубанова вернулась домой поздно вечером. Еще утром Юрий Пахомович дал ей адрес одной старушки, решившейся наконец-то продать декоративную настенную тарелку из саксонского фарфора. Дело увенчалось успехом, но пришлось битый час просидеть у старушки, слушая печальную историю ее жизни. Открыв дверь своим ключом, Мария Иосифовна разделась, прошла в зал и вытащила из сумки свое новое приобретение. Несколько секунд она любовалась тонким рисунком: буколическая идиллия изображала двух обнявшихся пастушек, слушающих играющего на флейте пастушка. С первого взгляда Юрий Пахомович определил это маленькое чудо концом восемнадцатого века и очень загорелся приобрести тарелку в личную собственность.
Не найдя в спальне мужа, Зубанова прошла в кабинет. В полумраке ей сначала показалось, что муж просто спит, положив голову на стол. Такое с ним случалось, и супруга, проворковав: "Юрочка, проснись, посмотри, что я тебе принесла", -- включила свет. Через секунду она закричала, дико, страшно. При этом она выпустила из рук драгоценный фарфор. Бесценная тарелка за двести лет своего существования пересекшая три границы, сменившая пять городов, два имения и полдюжины квартир, пережившая сотен хозяев, три революции, множество войн и уцелевшая в многочисленных домашних ссорах, упала точно на окровавленный подсвечник и разбилась на множество мелких кусочков.
Глубокой ночью усталый следователь прокуратуры Николай Ефимов в очередной раз спросил опухшую от слез, всхлипывающую хозяйку:
-- Так вы уверены, Мария Иосифовна, что из квартиры ничего не пропало?
-- Нет, ничего, -- сквозь слезы ответила Зубанова, снова хватаясь за сердце. Следователь торопливо подал ей стакан с водой и стопку с корвалолом. Еще не хватало, чтобы и хозяйка дома крякнула у него на глазах.
После этого следователь окинул взглядом квартиру, полную невероятного, по обычным житейским меркам, добра, и недоуменно пожал плечами:
-- Тогда ничего не понимаю.
Лишь к утру найденные дактилоскопистами отпечатки пальцев на входной двери подсказали фамилию убийцы. 4. СУЖАЯ КРУГИ.
В тоже утром Силин в очень плохом настроении бродил по улицам Железногорска, раздумывая над очередным препятствием, вставшим на его пути. Вчерашний день кончился для него плохо, он вообще едва не стал последним в его жизни. Выйдя от Зубанова, Силин с полчаса бесцельно бродил по улицам, приходя в себя. Его грызла жуткая досада: он опоздал всего лишь на день! Ах, если бы он не надеялся на милицию, а начал поиски раньше!
Он только раз вспомнил лицо только что убитого им человека. Похоже, он начал привыкать к крови и смерти. Единственное, что подумал про Зубанова Нумизмат: "Так ему и надо, подонку с мягкими ручками. Знал ведь, что ворованное, и молчал!"
Потом он вспомнил сказанные антикваром слова, дождался нужного автобуса и поехал на ипподром.
Это заведение, притон азартных и денежных людей, находилось на самой окраине города, дальше начинался уже лес, пригородный, нещадно захламленный, но все-таки хоть немного спасавший Железногорск от жуткого дыхания металлургических заводов.
Нужный ему дом Михаил увидел сразу. Во-первых, рядом с ипподромом он был один, во-вторых, лет пять назад про него очень много писали в местной прессе. Выстроил его еще в восьмидесятых годах первый секретарь обкома. Большой любитель лошадей и заядлый игрок, он наблюдал за забегами прямо с балкона третьего этажа, а ставки делал по телефону. С падением коммунистического режима особняк у него отобрали. Много злословили о пагубных привычках бывшего партийного босса, а теперь свершилась справедливость: особняк достался истинным хозяевам новой жизни -- бандитам.
Раздумывая о превратностях судьбы, Силин долго шагал в обход длинного забора ипподрома, затем зашел подальше в лес и только потом начал подкрадываться к белоснежной трехэтажной громаде. Лес уже сбросил свою листву, и Нумизмату пришлось остановиться метрах в ста от дома. Отсюда мало что можно было разглядеть, но ближе подходить он опасался.
