Инна Бачинская - Девушка сбитого летчика
– Пошел ты!
Мужчина в сердцах швырнул телефон на стол. От радужного настроения не осталось и следа. Он, уставившись остекленевшим невидящим взглядом в стол, грыз ноготь на большом пальце правой руки и лихорадочно соображал, что же теперь делать.
За окном по-прежнему светило солнце, искрился снег, спешили оживленные горожане, но мужчине в кафе было уже не до красот прекрасного зимнего дня…
* * *Виталя Щанский долго мычал в трубку, откашливался, сопел, переспрашивал «кто» и вдруг заорал:
– Алексеев, ты?! Так чего ж ты, старик, сразу не признался? С Новым годом тебя, будь здоров и не кашляй! Где я? Вроде у себя на хате… Подожди, сейчас гляну! – В трубке наступило продолжительное молчание, прерываемое лишь шорохом эфира. Потом Виталя проявился снова и закричал: – Я в мастерской! Мы тут вчера быбнули всей кодлой не по-децки… – Он застонал. – Теперь головка бо-бо! А как ты?
Виталий Щанский был художником – городской знаменитостью в своем роде, – известный эпатажным поведением, о его многочисленных романах, пьяных скандалах с мордобоем и женитьбах ходили легенды. Когда-то они пересеклись – Федор вызволил Виталия из лап шантажиста – и с тех пор сохраняли умеренно-дружеские отношения.
– Виталя, нужен твой глаз, – сказал Федор.
– Мой… чего? – не понял Щанский.
– Твой опытный глаз. Хочу, чтобы ты взглянул на две картины и… определил, что это такое, одним словом. Ты уже завтракал?
– Какой, к черту, завтрак! – Виталий застонал. – Да я на жратву смотреть не могу! Сразу риголетто подкатывает.
– А по кофейку? Я сейчас за тобой заскочу. Ты один?
– Вроде один, – сказал после паузы художник. – Прям сейчас? Да что ж ты, Алексеев… неймется тебе!
Веня обрадовался и сказал, что любит кататься на машине. Федор надел на него куртку и вязаную шапочку с цветком, найденные на вешалке, и они поехали к Виталию Щанскому.
Художник открыл дверь и уставился на Веню. Был он в одних трусах красного цвета, разрисованных елочными игрушками – шариками и лошадками, – и выглядел не наилучшим образом: всклокоченные патлы, помятая физиономия, бессмысленный взгляд; бледный торс художника также не впечатлял. Спросил, кивая на Веню:
– Твой?
– Мой, – ответил Федор.
– Похож, – с сомнением произнес Виталя. – Поправиться хочешь?
– Потом, Виталя. Давай в темпе. Дело серьезное.
– Ну? – спросил Виталя, оглядываясь. – Где картинки? Хата твоя?
– На стене. Не моя – одной знакомой.
– Понял, не дурак. Эти? – Виталя подошел ближе.
– Как, по-твоему, что это? Вот эта, зимний пейзаж и река.
Виталя подошел ближе, присмотрелся. Вдруг громко ахнул, всплеснул руками и заорал:
– Алексеев, это же Кандинский! Это же… ранний! Е-мое! Его зимняя серия! Узнаю колористику! Длину мазка! Небесную лазурь! Это же… охренеть! Гранд респект и уважуха от меня лично!
– Ты… правда? – заикаясь, произнес Федор. – Кандинский? Но это же… Ты уверен? А река… тоже?
– Река – говно. Забудь. А эта – вне всякого сомнения! Гения ни с кем не спутаешь. Снимаю шляпу, Алексеев! Как ты на него вышел?
– Но ведь нужна экспертиза… всякие анализы… – лепетал ошеломленный Федор.
– На хрен тебе экспертиза? Если Щанский говорит тебе, что это… – он запнулся. – Кто, я сказал?
– Иди к черту! – ответил Федор, приходя в себя.
Художник в полнейшем восторге повалился на диван, задрыгал ногами и заорал:
– Ну, Алексеев, ну, философ гребаный! Как я тебя уделал! А ведь поверил, блин! Поверил! Хоть ты и философ, а в живописи баклан.
– А вдруг? Картина старая…
– Старая, новая… Запомни, Алексеев, мастера такого класса пронумерованы, отслежены, занесены в реестры. Найти неизвестного Кандинского у нас априори нереально. Понял? И не надо мне вешать насчет случайной покупки на барахолке у неизвестной бабушки или счастливой находки в свинарнике в Муходрюпинске, куда абсолютно случайно сунулся заблудившийся идиот турист… «Априори» будет работать, пока не вылупится достоверная легенда этой картинки. Без легенды даже рассматривать всерьез никто не будет. Знаешь, сколько гуляет качественных подделок? Сам черт ногу сломит! Спецы мечут новые методы анализа, стронциевые тесты, то-се, пятое-десятое, а «левые» художники – ультрасовременные техники создания фальсификатов. Причем достовернейших! Понял, Алексеев? Одних «Мон Лиз» известно пять штук! Проданы «вчерную», за крутые бабки. Между прочим, известные люди балуются… например, брательник Казановы – того самого – запустил пару древних картинок… Ну, семейка, доложу я тебе! Один по бабам, другой по фейкам. И ведь поверили! Да я тебе и сам могу… изобразить под настроение, не отличишь. Качественная подделка ничуть не хуже оригинала. И вообще, дело это темное, старик. Согласен, выполнено качественно, в его стиле, картина по виду старая, но о Кандинском забудь. Ты знаешь, сколько потянул бы в натуре такой пейзажик?
– Ты уверен?
– Алексеев, не морочь мне голову! Ты поднял меня ни свет ни заря, после бессонной ночи, чтобы ввинтить такую фигню? Забудь! Кстати… поправиться есть? А то сушняк давит! И сердчишко! – Он озабоченно похлопал себя ладонью по груди.
Уже за столом в кухне, где Виталя расположился, как у себя дома, а Федор, изображая хозяина, шарил в буфете и холодильнике, художник вдруг сказал:
– Кстати, о Кандинском. В восьмидесятом, если не ошибаюсь, грабанули его виллу под Женевой. Убили вдову… Суки! Не пожалели старуху. Ей было под девяносто. Унесли золотишко, деньги, но картины почему-то не тронули. Шум был страшный! – Тут он заметил бутылку в раскрытом холодильнике: – «Абсолют»? Класс! Ох и засинячим сейчас! С Новым годом, Алексеев!
– Я за рулем, – сказал Федор.
– Сачка давишь? Кайф портишь? – укоризненно сказал художник, и Федору ничего не оставалось, как взять налитую рюмку. Виталя зажмурился, опрокинул в рот водку, довольно крякнул и подцепил вилкой маринованный огурчик.
Во время застолья вернулся папа Владик с бутылкой водки и блинами. Художник встретил его радостным ревом. Федор представил их друг другу, поспешно откланялся, попросил захлопнуть дверь и поехал в больницу к Коле Астахову. А мальчики остались праздновать.
Глава 14
Между жизнью и смертью
Савелий Зотов, понурившись, сидел у постели Коли Астахова. Посещения в реанимации были запрещены, и Савелий все время поглядывал на дверь, ожидая, что его обнаружат и выгонят. Федор Алексеев приоткрыл дверь и проскользнул внутрь. Дежурные сестры потеряли бдительность, даже в больнице обстановка была новогодней.
– Как он, Савелий?
При виде друга Савелий встрепенулся и прошептал:
– Без сознания. Не может дышать сам… Слышишь, какой звук? Дышит через аппарат…
Федор на цыпочках подошел поближе.
Глаза у Коли были закрыты, из носа и рта тянулись резиновые трубки. Он был бледен в синеву и пугающе неподвижен…
– Что говорит Мищенко?
– Говорит, ничего нового, сделали, что могли, теперь только ждать. Самое главное, ему не хуже, состояние стабильное…
– Понятно. Тут можно чего-нибудь выпить?
– Выпить? – изумился Савелий, стрельнув взглядом на дверь.
– Кофе, сок… что-нибудь.
– А… Тут есть кафе, внизу.
– Пойдем посидим. Поговорить надо.
– Что у тебя, Федя? – спросил Савелий, когда они расположились за столиком в больничном кафе. – Что-нибудь новое по Стрелку?
– Есть кое-что, – ответил Федор. – Не уверен, что по Стрелку, но история странная. Понимаешь, вчера, в начале двенадцатого, твоя Анна Ломакина пыталась поймать машину, чтобы ехать к подруге встречать Новый год. Дело происходило неподалеку от ее дома. Она ступила на проезжую часть, и тут ее чуть не сбил мотоциклист.
– Бедная девочка! – испугался Савелий. – Она… жива?
– Она в порядке. А странность в том, что спустя несколько минут он вернулся и извинился.
– Извинился? – не поверил Савелий.
– Именно, Савелий! Именно! Дальше еще интереснее. Он предложил отвезти ее к подруге.
– И она согласилась?
– Представь себе, согласилась!
Савелий охнул.
– Я рад, Савелий, что мы думаем одинаково. Легкомыслие у современных девиц зашкаливает. А потом удивляемся… Он привез ее к подруге, и Анна пригласила его в гости. Представляешь? Он опять согласился. То есть этому беспризорному байкеру, оказывается, некуда было идти, и он остался у девушек. А утром исчез, не попрощавшись. Дежавю не возникает?
– Исчез, как Николенька Биллер! Ты думаешь… Что ты думаешь, Федя? Ты думаешь, это Стрелок?
– Черт его знает! Уж очень колоритная фигура. Профи обычно стараются не бросаться в глаза. А тут и кожаная куртка с красным мотоциклом на спине, и мотоклуб «Детинец», и соревнования в разных городах… и мотоцикл свой назвал «Круизером». Экзотика, одним словом.
– Может, совпадение?
– Совпадения в жизни случаются, согласен, но в данном случае слишком много совпадений. Стрелок с непонятной целью убивает троих и Николеньку Биллера; вчера, около половины одиннадцатого стреляет в Колю, который зашел проведать Ломакину; ее не было дома, и она чудом осталась жива. Кстати, уходя, она оставила в квартире свет, вот Коля и решил заскочить, проверить, все ли в порядке. Через полчаса примерно неизвестный байкер чуть не сбивает ее с ног, потом возвращается, чтобы извиниться, и предлагает свои услуги, и эта, с позволения сказать, великовозрастная дурочка, соглашается с ним поехать! О чем они думают, Савелий? И ведь не девочка! Он мог увезти ее… да куда угодно, и бросить там. Ты представляешь себе байкера, Савелий, который вернулся, чтобы извиниться?
