Вл. Гуро - Вера Чистякова
Когда выяснилось, что Наталья Даниловна знает Смоленщину, немедленно последовали вопросы: какие именно районные центры Смоленщины ей известны, бывала ли она в Красном Бору, какие дачные местности под Смоленском ей знакомы?
Наталья Даниловна старалась отвечать с предельной точностью. Она понимала, что точность и быстрота ответов могут послужить ей на пользу, показать пригодность к тому делу, которое ей хотят поручить.
Она видела, что ее ответы удовлетворяют полковника. Несмотря на официальный характер беседы, он несколько раз благосклонно ей улыбнулся. При этом его широкое лицо с тупыми углами носа, бровей, рта оставалось неподвижным, и только очень красные губы раздвигались под темными усиками «а ля фюрер».
Деловая часть разговора продолжалась часа два. Закончив ее, оберст любезно предложил своим «молодым друзьям» вместе поужинать и подозвал кельнера:
— Дайте карточку. И пригласите господина, который ждет в соседнем зале.
Тотчас оттуда вышел, изгибая спину, как сонный кот, тощий, по виду такой больной, Вольфганг Мейснер.
Пригласили по телефону доктора Плечке. Фон Шлейниц отрекомендовал его как будущего начальника Натальи Даниловны.
Она узнала, что доктор Плечке «посвятил свою жизнь изучению России и народностей, населяющих ее пространства», те «жизненные пространства», которые, по словам оберста, «самим положением своим обязаны войти в состав великой Германии». Перу доктора принадлежит труд, «поставивший его в первые ряды ученых новой Германии». Сочинение Плечке называется «Опыт этнографического исследования западных областей России».
С начала войны этот ученый в чине хауптманна выполняет свой долг перед родиной в рядах германской армии. Он был в Праге и Париже. Теперь он едет во главе специальной группы на восточный фронт. Работать под руководством образованного и в высшем смысле слова культурного офицера, каким является доктор Плечке, делает честь, да, да, истинную честь, каждому немцу!..
Оберст говорил напыщенно, отчеканивая слова. Его темные усики топорщились над яркими губами. Кельнер подкатил маленький столик, уставленный бутылками и закусками. Фон Шлейниц замолчал, озабоченно разглядывая все это с видом человека, любящего покушать.
ДОКТРИНА ХАУПТМАННА ПЛЕЧКЕ
Доктор Плечке не замедлил явиться. По шрамам, пересекавшим в разных направлениях его лицо, стало понятно, что ученый-офицер был в молодости корпорантом, членом студенческого союза со средневековыми обычаями. Следы дуэлей придавали забавное выражение свирепости его мелким чертам. Видимо, шпагой у него была снесена часть уха. Прическа, принятая у нацистов: коротко подстриженные волосы с хохолком, оставленным посередине в виде петушиного гребня, — подчеркивала этот недостаток. Плечке был близорук, сильно щурил светло-голубые, водянистые глаза, но не носил очков, пользуясь попеременно то моноклем, то лорнетом, по старинке заткнутым за борт мундира.
С этим человеком ей предстояло работать. От него зависела ее судьба на ближайшее время и судьба того дела, которое она задумала. Эта мысль заставляла Наталью Даниловну внимательно присматриваться к Плечке.
За ужином говорили на отвлеченные темы.
Из всех присутствовавших много пил один Плечке. Кельнер не успевал наливать ему коньяк. Он не пьянел, не делался ни угрюмее, ни оживленнее. Только шрамы на его лице ярко пламенели.
В середине ужина заговорили о немецкой природе. Плечке, то и дело отрываясь от своего бифштекса, умиленным тоном рассказывал:
— В начале войны я съездил на родину попрощаться со своими стариками. Я из Ганноверской области. Мои родители — простые крестьяне. Какие там луга, какие травы! Мой брат, житель деревни, оставил возделывание земли для защиты отечества…
Наталья Даниловна вспомнила то, что ей приходилось читать и слышать о богатых кулацких хозяйствах Ганновера, которым благоприятствовал нацистский закон о «наследственном дворе». Хозяйство объявлялось неделимым и наследовалось старшим сыном в семье. Сколько же иностранных рабов возделывают теперь поля, оставленные братом Плечке!
По поведению Мейснера, всегда служившему барометром, определяющим степень влиятельности его собеседников, Наталья Даниловна без труда установила, что хауптманн Плечке имеет больший вес, чем полковник фон Шлейниц, что чины в данном случае роли не играют.
Плечке «входил в моду». Были вполне в духе времени и его родители — «простые крестьяне» — и «трудовые мозоли его юности», о которых он охотно упоминал, хотя «трудовая» его деятельность заключалась в том, что он несколько лет преподавал фехтование в среднем учебном заведении.
Разговор в конце концов перешел на военные темы. Фон Шлейниц утверждал, что взятие Москвы — дело ближайших двух месяцев.
— Германская армия, — говорил он, — развивает инерцию продвижения вперед в процессе завоевания новых областей. Инерция складывается, с одной стороны, из инстинктивных устремлений высшей расы к господству над низшими, с другой — из причин материального порядка, побуждающих армию уходить все глубже по мере того, как большое скопление продвигающихся армий подрывает продовольственную базу завоеванной зоны.
«Сколько теоретизирования, чтобы прикрыть обыкновеннейший грабеж!» — подумала Наталья Даниловна.
К ее удивлению, Плечке не разделял оптимизма полковника.
— Нет, Россия не Франция, и война с ней не будет победным маршем. Изучение народностей, населяющих Россию, приводит нас к выводам о большой храбрости русских, причем храбрость эта прямо пропорциональна глубине вторжения неприятеля. Пространства и бездорожье России, ее отсталость являются положительными факторами для русских, хотя это и звучит парадоксально. Те самые причины, которые являются помехой продвижения прекрасно оснащенных техникой германских войск, служат на пользу явлению своеобразному, чисто русскому, варварскому, опасность которого, к сожалению, не вполне оценивается нами. Я имею в виду партизанскую войну, истинными мастерами которой являются русские с незапамятных времен. Партизанская война тем и опасна, что в самой сущности своей она глубоко чужда духу цивилизованного европейца и недоступна его пониманию. Несомненно, однако, что и это препятствие будет побеждено силой германского духа, — успокоительно заключил доктор.
«Почему Плечке так много говорит о трудностях войны? — думала Наталья Даниловна. — Как будто опровергает то, о чем трубит фашистская пропаганда. Почему он предсказывает долгую войну? Не сказывается ли в этом большая его осведомленность по сравнению с остальными?»
Далее Плечке заговорил как бы с кафедры теми туманными, очень длинными, с бесконечными периодами, затемняющими смысл фразами, которыми было принято говорить и писать в райхе последние годы. Это делалось в духе высказываний Гитлера: национал-социализм воспринимается не разумом, а интуицией… Сила оратора состоит не в логике построения речи, а в создании соответствующего состояния у толпы слушателей.
Поэтому смысл дальнейших речей ученого хауптманна уловить было невозможно. Доктор понес несуразное. До слушателей дошли только отдельные выкрики и ссылки на профессора-экономиста Шульце-Геверниц, сказавшего: «Немецкая нация, согласно воле божией, станет во главе человечества». Это глубокомысленное изречение было «путеводной звездой» Плечке, как он высокопарно заявил.
Наталье Даниловне стало ясно, что Плечке — один из тех псевдоученых, при помощи которых германскому фашизму удалось развратить часть немцев нелепой и лженаучной «теорией» о закономерности мирового господства немцев как высшей расы. Болтовня хауптманна утомила ее. Впрочем, сам Плечке, перейдя на сект[11] и закусывая жареным миндалем, несколько утратил свой пыл.
В такси Рудольф наклонился к Наташе.
— «Ну, теперь твоя душенька довольна?» — спросил он по-русски словами старой сказки. — И чего я тружусь? Что мне от того? «Какой ответ? Одна суровость»… Он пробормотал еще что-то невнятное и неожиданно уснул, сморенный вином, выпитым за ужином, и красноречием ученого хауптманна.
ГРУППА «97-Ф»
Предполагалось, что группа выедет сразу же после взятия Смоленска.
Но продвижение германских войск замедлилось. Лето было на исходе, когда группа Плечке специальным вагоном, прицепленным к воинскому составу, прибыла в распоряжение штаба армейской группы с тем, чтобы оттуда отправиться в указанный ей пункт.
Группа была связана с отделом разведки штаба. Штаб армейской группы дислоцировался в бывшем областном центре, разрушенном и обезлюдевшем. Группа же, принявшая здесь условное обозначение «97-ф» и опознавательный знак — два желтых треугольника на красном поле, была выдвинута на сорок километров восточнее и расположилась в большом селе, в уцелевшем доме больницы. Дом был каменный, вместительный, с большой усадьбой и изолированными службами.
