Мери Каммингс - Заложница
Неужели ей совершенно неинтересно, кто он и что он?
Кудряшки поплыли в направлении дома, он обрадовался было — и чуть не заскрежетал зубами, увидев Грейс на дорожке с очередной коробкой рассады.
И в душ с ним она идти отказалась, и завтракала на кухне одна — понятно, конечно, надо вести себя так, чтобы не вызвать подозрений у соседей — но могла бы зайти, посидеть, кофе попить… И не делать вид, будто ничего не произошло!
Кудряшки снова поплыли к дому и исчезли из поля зрения. Рейлан прислушался: да, так и есть… шаги внизу… голос… еще шаги…
Крышка люка откинулась, и голова Грейс появилась в проеме, как чертик из табакерки.
— Ты тут?
— Да…
И улыбнулся, сам того не желая — уж очень она была хорошенькая и растрепанная.
Грейс сноровисто вскарабкалась на чердак и подошла ближе.
— Мне надоело в чулане сидеть, — пояснил Рейлан, пожав плечами. — Ты уже закончила с цветами?
— Да, левую сторону дорожки сделала — а правую буду делать завтра. У меня земли не хватает, сегодня еще докуплю. Сейчас передохну немного — и пойду дерево рисовать.
— Дерево? Какое дерево? — он похлопал себя по колену. — Посиди со мной.
— Я хочу на стене в холле нарисовать дерево, — Грейс села на пол между его раздвинутыми ногами и оперлась спиной об обхватившую ее руку. Настроение Рейлана подскочило сразу на несколько градусов… и еще на несколько, когда она потерлась щекой об его плечо.
От нее пахло улицей — нагретой землей, травой и солнцем. Он зарылся лицом ей в волосы и глубоко вдохнул.
— Ты так ни о чем и не хочешь меня спросить?
— Скажи, а почему… если ты полицейский — почему ты до сих пор прячешься? — поинтересовалась она нерешительно.
«Если ты полицейский…» Рейлан ничем не показал, как задели его эти слова.
— У меня есть телефон для связи в Техасе, — объяснил он, — но дело в том, что там, в тюрьме, я наткнулся на нечто куда более крупное… словом, теперь я не знаю, насколько могу доверять этому человеку — а главное, тем, кому он доложит о моем звонке. Так что я предпочитаю действовать сам. Снимут посты на дорогах — доберусь до Сан-Диего, так надежнее всего.
Он обдумывал этот вариант: сдаться местной полиции, сказать, что он тоже полицейский, потребовать, чтобы позвонили его начальству — в конце концов, это же Колорадо, а не Техас! Но потом понял, что может провалить всю операцию — кто даст гарантию, что ни у кого из местных полицейских нет родственников или друзей в Техасе и что в очередном разговоре случайно не всплывет его имя.
Пока там, в тюрьме, уверены, что он — всего лишь Рейлан ОʼКиф, неудачливый грабитель, случайно увидевший то, что ему не положено было видеть, никто особо не будет беспокоиться. Если же они узнают, что он полицейский — начнут заметать следы.
— Ну что — так больше ни о чем и не спросишь? Ладно. — Он вздохнул. — Сам расскажу. Я женат уже шесть лет. Сначала все нормально было, но последние года два мы много ссорились. И расстались нехорошо. Вечером, перед самым моим отъездом, поругались в очередной раз, я хлопнул дверью и ушел. Познакомился в баре с девушкой, провел у нее ночь… До того я жене никогда не изменял, а тут… накатило что-то. Вроде как ей назло сделать захотелось. А утром пришел домой, собрал вещи и уехал. Больше я не видел ее и не звонил. За эти месяцы в тюрьме у меня было время все обдумать — и, когда вернусь, буду подавать на развод… если она этого уже не сделала.
— А дети у тебя есть?
— Нет, — Рейлан покачал головой. — Сначала мы решили подождать с этим, пока не купим дом, да и Барбара довольно успешно карьеру делала — жалко было бросать. А потом… уже не до того было. Понимаешь, два года назад я перешел в ОВР, — уловил вопросительный взгляд Грейс и пояснил: — Это отдел внутренних расследований — полиция внутри полиции. И большинство полицейских относятся к нам не слишком хорошо. Называют «гестаповцами», считают, что мы только портим всем жизнь и «копаем среди своих». А Барбара — она из семьи полицейских… И она все время требует, чтобы я ушел с этой работы. Мы ссоримся, она плачет, я злюсь… какие уж тут дети.
До сих пор Рейлан никогда и никому не рассказывал о своих проблемах, даже отцу с матерью — приезжая к ним, они с Барбарой неизменно вели себя как образцовая любящая пара, а что зреет под спудом этой «любви», никто не знал. Но сейчас ему хотелось рассказать все — и именно ей.
Грейс пошевелилась и подняла голову. Сказала задумчиво — совсем не то, что он предполагал:
— А может, она просто боится за тебя? Может, ей страшно, когда ты уходишь на эту свою… работу — и она никогда не знает, вернешься ли ты?
Он опешил: это что — и есть та самая пресловутая женская солидарность?! Попытался объяснить:
— Да нет, я и до того, бывало, под прикрытием работал. И никаких разговоров не было — я же говорю, у нее отец полицейский, она знала, за кого замуж выходила. А перешел в ОВР — и началось! Ей важно только то, что ее знакомые нас теперь реже приглашают на вечеринки и ей, как она говорит, «стыдно им в глаза смотреть»! А я дело делаю, нужное дело! Полицейский, который нарушает закон — это в сто раз хуже, чем любой другой преступник! — Грейс испуганно взглянула снизу вверх, он понял, что почти кричит, взял себя в руки и заговорил спокойнее: — Первые пару недель, пока меня готовили, она могла позвонить — у нее был телефон. Но не позвонила, хотя знала, что операция предстоит тяжелая…
Самая тяжелая в его жизни, мысленно добавил Рейлан и вспомнил, как они били его. Ничего не спрашивали — просто били, с явным намерением вывести из строя и лишить возможности сопротивляться. Только потом, в машине, он понял, что вторым этапом «экзекуции» должно было стать хладнокровное убийство, замаскированное под несчастный случай или попытку побега.
Даже сейчас, от одного воспоминания, стало не по себе.
Наверное, если бы он не встретил Грейс, то вынужден был бы все-таки позвонить связному. Если бы смог, конечно — ведь любой нормальный человек, когда захвативший его в заложники бандит вдруг ни с того ни с сего грохается в обморок в его гостиной, тут же вызывает полицию!
А она вот — не вызвала… Странное ощущение нежности, охватившее вдруг Рейлана, было в новинку для него самого.
Грейс молча сидела, пригревшись у него на груди, и словно обдумывала его слова. Он осторожно стащил с нее ленточку, освободил кудряшки.
— Ладно, давай не будем больше об этом… Устала?
— Да, немного, — она улыбнулась, и на щеках снова появились ямочки.
Рейлан погладил ямочку кончиком пальца.
— А что за дерево ты хочешь нарисовать? — спросил он, чтобы окончательно сменить тему.
— Дерево с птичками. Большое, во всю стену, акриловыми красками. Фреску такую, — оживилась она.
Фреску?! Что за чепуха, какие могут быть фрески в деревенском доме? Это же не дворец!
Вслух он говорить ничего не стал.
Как выяснилось, создание фрески не терпело посторонних глаз — да и вообще чьего-либо присутствия, в том числе и котов. Поддавшись на призыв «Коты-коты, вкусного дам!», они доверчиво вошли за ней в одну из спален, в которой и были теперь заперты; оттуда доносились их заунывные вопли.
Рейлану же были предложены на выбор два варианта: либо чулан, либо чердак. Он выбрал чердак — чулана ему за последние дни уже хватило.
Взял с собой книгу, но читать не стал. Вместо этого расстелил на полу старое одеяло, найденное в одном из сундуков, и лег навзничь, глядя на пересекающиеся над головой балки.
Он не жалел, что рассказал Грейс о Барбаре. Им владело сейчас чувство какого-то странного облегчения, словно именно этот рассказ стал той «точкой невозвращения», после которой уже невозможно повернуть назад и снова начать терзаться мыслями: а прав ли он?..
В доносящиеся снизу кошачьи вопли вплелся еще один звук: пение. Не слишком мелодичное, монотонное и однообразное — похоже, Грейс снова и снова повторяла припев какой-то песни. Утихло… через минуту началось снова… и снова прекратилось…
Рейлан невольно улыбнулся. Нет, в такой обстановке читать решительно невозможно!
Чувство покоя и сосредоточенности, которое охватывало Грейс всякий раз, когда она рисовала, пришло к ней и сейчас. Все было уже продумано — оставалось только перенести на стену то, что она отчетливо видела в своем воображении. Она лишь ненадолго заколебалась, когда пришла вдруг в голову идея нарисовать с двух сторон выщербленные каменные колонны, увитые вьюнком — своего рода «обрамление». Но потом решила, что не стоит.
Грейс давно поняла, что когда не думаешь над каждым штрихом, а позволяешь руке самой делать то, что надо, получается даже лучше — поэтому думала она не о фреске, не о дереве, а совсем о другом. О Рейлане…
Вот уж повезло так повезло! Напороться на единственного, наверное, за последние сто лет бандита, оказавшегося в этом городке! И, как выяснилось, не просто бандита, а полицейского под прикрытием — и к тому же еще женатого!
