Евгения Михайлова - Во мраке сверкающих звезд
– Это называется затеяла? Говорить правду, когда родной сын в опасности?
– Он не в опасности, хотя нужно его поддержать, тут ты права. Народ у нас встречается халатный. Но не любым же способом! Андрей ночевал тут, с тобой в одном доме. Это называется алиби.
– Алиби называется ночь в одной постели. А мы спим на разных этажах.
– Но ты не можешь свои предположения, основанные на… допустим, на ревности, подавать следствию как факт. Ты не видела его ночью. Но это, извини, безумие, допустить, что он уезжал в Москву, чтобы как-то подстеречь Арсения и пробить ему голову. Есть такая вещь, как презумпция невиновности, и понять это должна именно ты, а не следователь, у которого с таким пониманием может быть плохо, поскольку ему нужна раскрываемость.
– А нет, Кирилл Игнатьевич, тут никакой презумпции невиновности. И алиби нет. Потому что я несколько раз заглядывала в щель его спальни. Я часто так делаю. У меня бессонница. Так вот, один раз я увидела его лежащим на кровати, он тоже не спал. А в другой раз его там не оказалось. И в третий тоже. Я выходила во двор. Машины тоже не было!
– То есть как? Он ничего не говорил… Ты уверена? Может, ему надо было за сигаретами съездить, за водкой, ну, не знаю… Надо спросить. – Кирилл был потрясен и растерян.
– Да! За солью и спичками! – Надя сначала искусственно рассмеялась, а потом это перешло в истерический хохот, который вылился в рыдания.
Глава 7
Андрей ехал домой, к жене. В состоянии, которое укладывается в тупую и трусливую формулу: «Будь что будет». Нет, у него, конечно, есть план. Просто он ни на грош не верит в то, что из него что-то получится. А план – четкий. Первое – успокоить эту сумасшедшую, Надю, которая сейчас все окончательно пустит под откос, потому что, если начнет, остановиться не сможет. Второе – остановить деятельность папы, с которым все ясно. Обратиться к нему – очередная ошибка. Третье – как-то прояснить ситуацию с Арсением. Что там у него с головой, и если нормально, то что у него на уме. А главное, какие выводы из общения с ним сделал следователь. Ну и четвертое – не выпускать из виду Игоря. Ему бы вообще сейчас посидеть дома, не вступать в лишние контакты, не светиться, не притягивать даже мелкие неприятности. Как это все вдруг может обрушиться на человека, Андрей хорошо знал. Все же сын сотрудника МВД. До сих пор помнит, как отец кричал по телефону на подчиненных за то, что притянули за уши факты, собрали по соседям сплетни, да еще от себя приврали, чтобы «украсить» дело. А теперь, скорее всего, сам начнет всякую ерунду про Игоря выслушивать. И квалификацию потерял, и не справится с раздвоенным отношением к внуку. Любит – и не верит ему. Толком ничего о нем не знает, полезет узнавать – придет в ужас. Игорь для отца настолько экзотическая личность, что не поймет он его своим генеральским умом. А если с Надеждой пообщается или уже пообщался, то от искреннего желания помочь им обоим он и на него, Андрея, может нарыть такое… Тут точно нароет. Как поведет себя после полученных знаний генерал Панин, абсолютно неизвестно. А вот как отнесутся сотрудники его ведомства к его вмешательству – известно. Как всегда. Его там все терпеть не могли.
В общем, сейчас для Андрея главное – успокоить своих близких. Вроде нереально. А что в его жизни было реальным? Нереально было жениться на первой красавице ВГИКа – он женился. Нереально для него было вырастить такого яркого, талантливого и вольного, как ветер, сына – и вот он, пожалуйста, Игорь. Пусть даже это получилось само собой и неизвестно, хорошо ли это. В данной ситуации плохо. Нереально было сохранять семью больше двадцати лет не просто без капли любви, а на постоянной грани ненависти, войны, – он сохранял. И сейчас попробует сделать то, что кажется невозможным.
Да, он попробует, а что остается? Терять нечего. Он только что все потерял. Какой ужас… Дорога расплылась в слезах. Но самое нереальное – найти Свету. Или хотя бы узнать, жива ли она.
Андрей резко свернул на обочину. Долго курил, чтобы как-то просветлело в голове, глаза начали видеть. И он увидел, как метрах в десяти от него затормозил черный «Ниссан», оттуда вышел коренастый мужик с собакой хаски на поводке. Они продвинулись немного в глубь лесополосы. Понятное дело, собаке нужно прогуляться в дороге. Но что это? Мужик возвращается один! Садится в машину, она у него почему-то не заводится, он выходит, открывает капот, начинает ковыряться.
Андрей вышел на автопилоте, даже не очень понимая зачем. Просто посмотреть, мысль вообще очень медленно развивалась в его мозгу тугодума. Он немного не дошел до «Ниссана», свернул в лесополосу, чтобы взглянуть, где собака. Просто интересно. Странно, что она не лает. Может, он ее убил, этот гад? Сейчас столько об этом пишут. Ну, убил так убил. Он посмотрит и поедет. Захотелось узнать – узнает.
Андрей прошел совсем немного и увидел ее. Собака была не просто привязана, а прикручена к дереву, так что сесть, лечь не могла. Она стояла, смотрела на Андрея голубыми глазами и дрожала всем телом. В глазах бился желтый луч, как лампочка. Он немного разбирается в собаках. Приходилось снимать. У этой мех необычного цвета. Не серый, как обычно, а какой-то бежево-розоватый. Странная, красивая собака. «На Свету похожа», – подумал он, и ему стало ясно, что он сходит с ума. Смотреть в эти испуганные и в то же время умоляющие глаза было невозможно. Андрей повернулся и пошел к дороге. Там водитель все еще копался в своем капоте. Андрей спокойно встал за ним.
– Проблемы? – спросил он.
– Проходи, – ответил, не оглядываясь, мужик. – Справлюсь. Уже справился.
Он захлопнул крышку, повернулся к Андрею, по росту достал ему до середины груди.
– Слушай, ты че встал? Мне ехать надо!
– Серьезно? Ты ничего не забыл?
– В чем дело?
– Просто спрашиваю. Ты случайно собаку не забыл?
– Какую еще собаку? Ты пьяный, блин!
– Понятно. Не забыл. Специально привез, привязал, чтобы с голоду сдохла.
– Ты больной?
– Похож на больного?
Андрей какое-то время в задумчивости продолжал стоять перед машиной. Сердце его опять рвалось. Карие, с зеленым лучом глаза Светы, ее дрожащее худенькое тело, голубые глаза собаки, в которых был страх смерти, солнечный, сияющий цвет ее меха… Он когда-то читал, что мертвые люди возвращаются в животных… Ему это вдруг показалось очевидным: Свету убили, она так ему дает знак.
И он опустил свой тяжелый кулак на лицо мужчины – раз, другой… Остановился, когда тот лежал у его ног. Лицом кровавое месиво назвать было нельзя. Андрей отошел в сторону, посмотрел, как его жертва поднимается на четвереньки, потом пытается залезть в машину… Да, можно сказать, выполнение плана по выравниванию семейных отношений началось. И закончилось. Этот ушлепок сообщит в полицию, и все понесется… Впрочем, можно быстро добежать до своей машины и умчаться, пока он не рассмотрел номер. Андрей и сделал несколько шагов-прыжков по шоссе. Но вдруг остановился. И медленно, как под гипнозом, углубился в лес. Долго распутывал какой-то практически морской узел из поводка, закрученный этим придурком, потом взял поводок, потянул к себе, поймал этот невыносимый взгляд, такой, который всегда встречал его в том домике, и сказал:
– Спокойно. Ты со мной.
И погладил ее, и сердце как-то расслабилось, оттаяло. А собака перестала дрожать. Они вышли на дорогу, машины ее бывшего хозяина уже не было. Номер Андрея он, конечно, уже списал. Может, и в полицию позвонил. Ну, в то, что все сейчас рванутся искать человека, который просто набил другому морду, Андрей, конечно, не верил. Просто такие вещи всегда всплывают, когда начинается основное расследование. Например, по факту найденного тела убитой девушки…
Глава 8
Андрей въехал во двор своего дома, поставил машину, вывел из нее собаку. Та с интересом оглядывалась по сторонам. Андрей повел ее по дорожке к дому. Надежда появилась из-за кустов, встала перед ним. Все было в их жизни, которая со стороны казалась ровной и стабильной. На самом деле они практически ни в чем не достигали согласия. Оба были страшно разочарованы в сексуальном плане. Ее отношение к сыну казалось ему бессмысленно жестоким, но он был лишен права голоса. Как-то сам себя лишил этого права, поскольку выяснения отношений и скандалы только приблизили бы их существование к пропасти. Костер их взаимной ненависти практически никогда не угасал, просто пламя горело то слабее, то сильнее. Главное, что видели его только они двое и стояли привычно и твердо, как две каменные статуи. Это и было их стабильностью. Критичной ситуация стала с тех пор, когда Надежда заметила его влюбленность в Свету. Как по нему можно что-то заметить, он сам не знал. По Наде посторонний взгляд тоже ничего не определит. Но он чувствовал, что она начинала дышать не так, когда мимо пробегала девочка Света, потом кокетливо проходила девушка Светлана, не подозревая, что два взрослых человека, давно и прочно связанные семейными узами, могут просто взорваться из-за того, что загнали, забили свою искренность, спрятали – каждый свою страсть. Но даже тогда, когда ее ревность заняла главное место в их союзе, она не выглядела так… Так страшно. Как человек, решившийся на все. Он смотрел на нее молча, на глаза, которые как будто немного провалились, на губы, словно прилипшие к зубам. Это, видимо, означало улыбку, но было похоже на оскал. Она смотрела ему в глаза, даже не замечая собаку. Он поздоровался, она не ответила.
