Капкан со всеми удобствами - Андреева Валентина Алексеевна
Оплакивала я его хотя и без слез, но долго. Сидя на полу у развалин своего звонаря, гладила безмолвные останки и ругала себя за бездушие. За этим делом меня и застала подруга, открывшая дверь своим ключом.
– Наконец-то додумался свалиться! – обрадовалась Наташка. – Сколько еще можно терпеть агрегат, самовольно и, заметь, исключительно из собственного упрямства отключающий звук звонка! И учти: в последние дни он уже работал на вражеское окружение. И у тебя есть радиотелефон. Минут через десять явится Лешик. Он все сделает. Кстати, ты не знаешь, как выглядит подслушивающее устройство?
– Нет. – Я растерянно поворошила останки. Речь подруги слегка успокоила. – Да и не все ли равно, если я грохнула телефон. Жучок, скорее всего, умер вместе с ним. Столько смертей за последнее время! – И тут мне пришла в голову мысль, от которой стало неуютно. – Наталья! Кажется, я сделала большую ошибку… Если «жучок» перестанет давать информацию, Антон решит, что я его обнаружила и изъяла. Следовательно, не так проста моя роль во всей этой истории…
– Точно! Этот козел не осел. Но он, как я понимаю, невысокого мнения о твоих умственных способностях. Надо только как следует продумать вескую причину, по которой разбился аппарат. Ты и выкинула его… вместе с насекомым. – На несколько минут мы задумались. – Да-а-а, – протянула Наталья. – Легче придумать причину, по которой разбился телевизор, нежели аппарат… Придумала! Только придется что-нибудь соврать Лешке. Но это я беру на себя. Значит, так! Разбивать телефон нельзя. А вдруг и вправду решит, что ты нашла «жучок» и придумала вариант с кончиной аппарата! Пойдем другим путем. У тебя сегодня юбилей…
– Какой?
– «Какой, какой…» Никакой. Такой, достоверность которого нельзя проверить. Ты когда познакомилась с Димкой?
– Одиннадцатого декабря. В бассейне «Москва». На святом месте. Там теперь храм Христа Спасителя…
– Ясное дело! Свято место пусто не бывает. Замечательно! Будем считать эту дату великим праздником. Соответственно я, как родная подруга, дарю тебе сегодня новый телефонный аппарат. На словах, конечно. Обойдешься своим радиотелефоном. А старый – вроде как он целый и невредимый – ты даришь пенсионерке Анастасии Ивановне. Попрошу Лешика временно поселить «жучка» у нее. Пусть этот Антон побалдеет от разговоров пенсионеров и почувствует, как тяжело жить на одну пенсию. Олигарх несчастный! А ты, если он как-нибудь коснется данной темы, ему о своей благотворительности и сообщишь. Убъем двух зайцев: от паразита избавимся и прежней дурой набитой останешься. Я имею в виду, в глазах Антона, – поправилась подруга.
– Да, но одиннадцатое декабря когда еще будет…
– Ну и что? Ты против того, чтобы я подарила тебе подарок заранее? А вдруг бы он не понравился? Нет уж, лучше я с тобой его заранее согласую, чтобы была возможность поменять… О чем это я? Что ты меня постоянно путаешь?
– Все это, конечно, хорошо. Только вот какое мы имеем право…
– Ты о нормах морали? Заткни свой внутренний голос совести и слушай мой, внешний. Анастас Иваныч вместе с супругом своими безобидными разговорами послужат родине. Может быть, на наше счастье и в целях ее процветания этого… нехорошего человека упекут за решетку. И потом всего на пару дней… – Она прислушалась: – Лешик пришел! Не вздумай ему хоть что-нибудь ляпнуть! Сама все объясню. И дай мне запасные ключи от квартиры Анастас Иваныча…
– А если Лешик ничего не понимает в «жучках» и прочем мошенничестве?
– Не смей унижать моего сына! Он инженер-электронщик. Сейчас я его накормлю и притащу. Ничего не трогай!
В полной растерянности я старательно доколотила все мясо и приготовила льезон, а проще говоря, смесь из яиц, муки и приправ. В поисках пакета с сухарями облазила все полки и нашла его почему-то в мойке. И окончательно решила быть более собранной, извлекая из холодильника топорик.
5
К моему удивлению, Лешик вопросов не задавал. Мурлыкая что-то себе под нос, быстро наладил городскую телефонную связь, а затем долго возился с останками телефона, приговаривая: «Интересно… гм, интересно…» Выудив из общей кучки какую-то легкомысленную фигушечку, заявил, что это прошлый век, устаревшая модель. Я посмотрела на него с искренним уважением. Лицо подруги светилось гордостью. Взяв ключи от квартиры Анастаса Ивановича, они ушли, а я, подавив очередной всплеск совести, принялась за уборку и готовку, размышляя, что Наталья ухитрилась насочинять сыну?
– Мамуль! Не сердись, что не позвонила. Опять забыла зарядить телефон, – защебетала Алена сразу с порога. – И у меня «молния» у пальто разъехалась с зубчиками. И съезжаться желанием не горит. А самое главное – в нашем доме вчера какого-то бомжа убили. Ты не слышала? Может, врут?
Я честно призналась, что про убитого бомжа вообще в первый раз слышу, но дочь уже понеслась к телефону кому-то звонить.
– О! Фига себе? А где?.. Все понятно. Старый телефонный аппарат у нас спер бомж, а ты его догнала и шлепнула!
– Со смертью не шутят, – сухо осадила я дочь. – А телефон упал со стены и разбился.
Входная дверь опять распахнулась и впустила мужа и сына.
– А запах! – восхищенно заявил Славка, шумно втягивая носом воздух. Муж на запахи не реагировал. Такое очень редко, но бывает. Очевидно, операция прошла неудачно. – Ленка, убирай свою кошку! А то я голодный! И почему ты брату тарелку не дала? Да что вы все какие-то пришлепнутые? Ну отец, понятное дело, вымотался… Ленка! Что такое «рация Вивьенды»? Всю дорогу повторял – имя девицы понравилось.
– Зря старался. Скорее всего, это латинское выражение «ratio vivendi» – «смысл жизни».
– Ну так бы и говорили. Дурной народ – медики! И зачем им латынь? Напустят туману, наведут латинскую тень на рядовой плетень диагноза и балдеют от сознания того, что их никто не понимает… Ма! Мне побольше! Ну что вы все молчите?
– Садись и не вякай! Демагог, – осекла братика Алена. – У нас поминки. – Славка оторопел и шлепнулся на табуретку. – Наш телефон покончил жизнь самоубийством, – пояснила она, не меняя горестной интонации. – Добровольно откинул детали, вечная ему память!
Сын фыркнул:
– Надо же! Свершилось! Пусть помойка ему будет пухом! А я уж и вправду решил, что убитый фирмач имеет к нам какое-то отношение.
Славик и не подозревал, насколько прав…
Между детьми разгорелась перепалка по поводу общественного статуса покойного. Каждому нравилась своя версия. Я не стала принимать участия в обсуждении и поплелась жалеть Димку.
Вообще-то жалость на мужа действует, как красная тряпка на быка. Вот я, например: уловив соболезнование окружающих, начинаю чувствовать себя в десять раз несчастнее, но мне это одностороннее ощущение быстро надоедает, в результате начинаю жалеть людей, вынужденных жалеть меня. Ведь им тоже несладко. Сострадание рождает сопереживание. Коллективно переживать легче, чем одному. Поневоле отвлекаешься от себя, любимой. Жаль, не всем это удается. Димка любит страдать в одиночку. Душевно, не физически. Но если ему не мешать – потом не отмоешься от сравнения с забытой на месяц горбушкой черного хлеба.
Я вошла в спальню, освещенную слабым светом ночника. Вопреки твердо установленным правилам, непереодевшийся муж сидел на кровати. Сгорбившись и обхватив голову руками, он неотрывно смотрел на свои носки. Тихонько села рядом. За тюлевой занавеской были видны освещенные окна последних этажей соседнего дома. Там, за окнами, своя жизнь. И никому до нас нет дела. Мы чужие. Как же нам надо беречь свой маленький семейный мирок, дорожить тем ничтожно малым временем, которое отпущено каждому! Не будет кого-нибудь из нас, и этот, кажущийся незыблемым, а порой и слегка поднадоевшим уклад рухнет, сжав тебя в ледяных тисках одиночества. А напротив по-прежнему будут равнодушно светиться окна чужих людей…
Сидели мы долго. Несколько раз открывались и закрывались двери комнаты – дети выясняли обстановку. Наконец Димкина нога в черном носке, опираясь на пятку, стала вырисовывать на ковре подобие веера. Верный признак того, что скоро заговорит. Так оно и вышло:
