Джанет Иванович - Роковая восьмерка

— А если я тебя расстрою, пнув под задницу, то как? — заявил Содер, направляясь в конец длинной дубовой барной стойки.

Лула сунула руку в большую кожаную сумку.

— Где-то у меня тут перцовый баллончик. И пистолет.

Я развернула Клауна и подтолкнула к двери.

— Вперед, — заорала я ему в ухо. — Беги к машине!

Лула, наклонив голову, все еще рылась в сумке.

— У меня же точно здесь где-то пистолет.

— Забудь про пистолет, — обратилась я к ней. — Давай валить отсюда.

— Черт, — выругалась Лула. — Этот парень заслужил, чтобы его застрелили. И я это сделаю, как только найду свой пистолет.

Содер выскочил из-за стойки и ринулся за Клауном, я заступила Стивену дорогу, и тот толкнул меня ладонями.

— Эй, чего ты толкаешься? — возмутилась Лула. И шмякнула Содера по затылку своей сумкой. Он завертелся волчком, а я снова заехала ему, на сей раз по физиономии, и он отлетел на пару футов.

— Что? — ошалело моргая, растерялся Содер, немного качаясь.

С дальнего конца бара к нам направилась парочка парней, с виду головорезов, а половина бара выставила пистолеты.

— Ой-ой-ой, — сказала Лула. — Кажется, я оставила пистолет в другой сумке.

Я схватила ее за рукав и, дернув, потащила к двери, и мы выбежали на улицу. Я на ходу пультом открыла машину, мы все запрыгнули в нее, и я сорвалась с места.

— Как только найду пистолет, то вернусь и отстрелю ему задницу, — пригрозила Лула.

Сколько я знаю Лулу, она еще никому не отстрелила задницу. Неоправданная бравада стоит во главе угла в списке талантов охотника за головами.

— Мне нужен выходной, — заявила я. — И особенно день без Бендера.

Одно из великих достоинств хомяков в том, что им можно рассказать все. Пока их кормишь, они вас не осудят ни в чем.

— Никакой жизни, — жаловалась я Рексу. — Как я докатилась до такого? Я же такая интересная личность. Со мной обычно весело. А сейчас только взгляни на меня. Два часа пополудни в воскресенье, а я дважды посмотрела «Охотников за привидениями». И даже нет дождя. Никакого оправдания, кроме того, что мне просто скучно.

Я воззрилась на автоответчик. Может, он сломан? Я подняла телефон и услышала гудок. Нажала кнопку сообщений, и голос сообщил мне, что у меня никаких сообщений нет.

— Мне нужно завести какое-нибудь хобби, — произнесла я вслух.

Рекс послал мне взгляд типа «Ага, верно». Вязание? Садоводство? Роспись по керамике? Что-то не привлекает.

— Ладно, а как насчет спорта? Я могла бы играть в теннис.

Нет, постойте, я уже пыталась играть в теннис и потерпела полное фиаско. А что насчет гольфа? Нет, с гольфом тоже вышла неудача.

На мне были джинсы и футболка. И на джинсах расстегнута верхняя пуговица. Вот он, результат чрезмерного потребления пирожных. Я принялась вспоминать, как Стивен Содер обозвал меня неудачницей. Может, он и прав. Я зажмурила глаза на пробу: смогу ли выжать из себя хоть слезинку из жалости к себе. Безуспешно. Потом втянула живот и застегнула пуговицу. Над поясом образовался валик. М-да, не очень-то привлекательно.

Я потопала в спальню и переоделась в беговые шорты и кроссовки. Я не неудачница. Просто валик жира над поясом. Подумаешь, большое дело. Немного упражнений, и жир исчезнет. И к тому же дополнительная выгода в виде эндорфинов. Точно не знаю, что сие такое, но мне доподлинно известно: это здорово, и их получаешь от упражнений.

Я села в «Си Ар-Ви» и проехала в парк в центре Гамильтона. Я могла бы выйти на пробежку от своего дома, но в чем удовольствие? В Джерси нас хлебом не корми, а дай покататься на машине. И к тому же я выигрываю время. Мне нужно психологически приготовиться для этой физзарядки. На сей раз я собралась по-настоящему приступить к этому занятию. Я буду бегать. До седьмого пота. И буду выглядеть великолепно. И чувствовать себя отлично. Может, я по-серьезному, займусь бегом.

Денек был славный, небо голубело, и в парке толпился народ. Я припарковалась с дальнего краю стоянки, закрыла машину и вышла на беговую дорожку. Сделала несколько разогревающих растяжек и начала медленный бег. Через четверть мили я поняла, почему никогда не бегала. Я терпеть не могла пробежки. Я ненавидела этот пот. Ненавидела эти большие уродливые кроссовки.

С трудом я преодолела полумильную отметку, где пришлось остановиться, благослови ее, Господи, из-за боли в боку.

Я пропыхтела милю до конца и упала на скамейку. Со скамейки открывался вид на озеро, где катались на лодках люди. У берега плавала утиная семейка. На противоположной стороне озера виднелись парковка и лоток. На лотке стояла вода. На моей скамейке воды не имелось. Черт, кого я обманываю? Я не хотела пить. Я хотела коку. И коробку «Крэкер Джекс».

Я смотрела на уточек и размышляла: ведь были же времена в истории, когда жирные валики считались сексуальными. Жаль, что я не жила в те времена. Огромное косматое доисторическое рыжее чудовище подбежало ко мне и сунуло нос в промежность. Ух, черт, как я напугалась. Это был пес Морелли. Боб. Сначала Боб пришел жить ко мне в дом, но, принюхавшись, решил, что предпочитает жить с Морелли.

— Он возбуждается, когда видит тебя, — заявил Морелли, пристраиваясь рядом со мной.

— Я думала, ты его водил в школу воспитания собак.

— Я и водил. Он учился командам «сидеть», «стоять» и «рядом». Но в курсе не значилось обнюхивание промежности.

Морелли оглядел меня.

— Лицо красное, пот на загривке, волосы собраны в хвост, кроссовки. Дай догадаюсь. Спортом занималась?

— А что?

— Эй, считаю, это здорово. Я просто удивлен. Последний раз, когда мы с тобой бегали, ты свернула в кондитерскую.

— Начинаю новую жизнь.

— Не можешь застегнуть джинсы?

— Могу, но мне хочется еще и дышать при этом.

Боб высмотрел на берегу уток и припустил за ними. Утки бросились в озеро, и Боб с брызгами по уши залез в воду. Он повернулся и в панике посмотрел на нас. Наверно, он единственный в мире ретривер, который не умел плавать.

Морелли вошел в воду и вытащил Боба на берег. Боб повозился в траве, отряхнулся и немедленно убежал, погнавшись за белкой.

— Ты такой герой, — польстила я Морелли.

Он сбросил ботинки и закатал брюки до колен.

— Слышал про твои геройские подвиги тоже. Буч Дзивиш и Франки Белью прошлым вечером зависали в баре Содера.

— Я не виновата.

— Конечно, виновата, — возразил Морелли. — Всегда виновата ты.

Я закатила глаза.

— Боб по тебе скучает.

— Бобу следует время от времени мне звонить. Оставлять сообщения.

Морелли откинулся на спинку сиденья.

— Так что ты делала в баре Содера?

— Хотела поговорить с ним об Эвелин и Энни, только он был в плохом настроении.

— Его настроение испортилось до того или после того, как его отходили сумкой?

— Вообще-то он больше успокоился после того, как Лула огрела его.

— «Ошалел» — вот слово, которое употребил Буч.

— Может, и «ошалел» точнее подходит. Мы там долго после не оставались, чтобы точно сравнить.

Боб вернулся после охоты за белкой и гавкнул Морелли.

— Боб возмущен, — пояснил Морелли. — Я обещал ему прогулку вокруг озера. Тебе в какую сторону?

Обратный путь у меня займет милю, и три мили, если я пойду вокруг озера с Морелли. Морелли здорово выглядел с закатанными штанами, что меня мучительно искушало. Увы, я натерла мозоль на пятке, и у меня все еще покалывало бок, и я подозреваю, что вид у меня был не ахти какой.

— Я иду на стоянку, — ответила я.

Наступил неловкий момент: я ждала, что Морелли протянет наше совместное время пребывания. Мне хотелось бы, чтобы он проводил меня до машины. По правде сказать, я скучала по нему. Скучала по страстным объятиям, и по нежному поддразниванию. Он больше не тянул меня за волосы. Не пытался заглянуть за блузку или под юбку. Мы зашли в тупик, и я не знала, что делать, как покончить с этим.

— Будь осторожна, — посоветовал Морелли. Какое-то мгновение мы смотрели друг на друга, а потом пошли каждый своей дорогой.

Глава 7

Я дохромала до торгового лотка и добыла себе коку и коробку «Крэкер Джекс». Крэкеры нельзя ведь считать нездоровой калорийной пищей, потому что они из кукурузы и орехов, а мы знаем, как высоко ценятся эти продукты в питании. И еще у «Крэкер Джекс» приз внутри.

Прогулявшись до кромки берега, я открыла коробку с крэкерами, и тут ко мне бросился гусь и ущипнул клювом за колено. Я отпрыгнула, а он принялся, гогоча и поклевывая, наступать на меня. Я изо всех сил бросила крэкер подальше, и гусак кинулся за ним. Огромная ошибка. Оказалось, бросить крэкер одному гусю, значит, пригласить всю гусиную стаю на вечеринку. Вдруг со всех сторон парка ко мне устремились гуси, переваливаясь на неуклюжих перепончатых лапах, тряся жирными гусиными огузками, хлопая огромными крыльями, а их черные глаза-бусинки пожирали мои крэкеры. Сгрудившись около меня, они стали драться, пронзительно гоготать, ужасно щипаться, отвоевывая себе место.