Джанет Иванович - Роковая восьмерка
Пакет положил мои руки на столешницу, парень в маске Никсона закатал мне рукав. Потом стал держать меня за голову, а Абруцци приложил кочергу к голой руке. Кто-то завизжал. Наверно, я. А потом я потеряла сознание. Очнулась я на полу. Руку жгло огнем, а в комнате воняло паленым мясом.
Пакет снова поднял меня на ноги и усадил на стул. Самое ужасное, что я действительно не знала, где остановилась Эвелин. Неважно, сколько бы меня пытали, я не могла им ничего сказать. Им придется замучить меня до смерти.
— Ладно, — сказал Абруцци. — Спрашиваю еще раз. Где Эвелин?
И тут снаружи раздался рев мотора, и Абруцци прислушался. Парень в маске Никсона подошел к окну, и вдруг шторы осветились фарами, и зеленый вэн, кроша все на своем пути, ворвался в дом со стороны венецианского окна. Все потонуло в пыли, настала неразбериха. Я вскочила на ноги, не зная, куда бежать, когда вдруг до меня дошло, что за рулем Валери. Я впрыгнула в открытую дверь и заорала «вперед». Валери дала задний ход и выехала из дома на скорости сорок миль в час, накренившись на подъездной дороге.
У Валери еще связаны были руки и заклеен рот, но ее это не замедлило. Она выкатилась на проселочную дорогу, долетела до шоссе и затормозила при приближении к мосту. Теперь я боялась, что она свалит нас в реку, если не замедлит скорость. К дворникам прицепились куски деревянной обшивки, ветровое стекло разбилось, а весь перед вэна смялся.
Я отодрала ленту со рта Валери, и она взвыла. Глаза ее еще дико таращились, из носу текло. Одежда разорвана и вываляна в грязи. Я заорала, чтобы Валери сбросила газ, и она начала плакать.
— Святой Иисус, — приговаривала она между всхлипами. — Что за чертову жизнь ты ведешь? В жизни так не бывает. Это какое-то гребаное телевидение.
— Ух ты, Вэл, ты сказала «гребаное».
— Правильно, твою мать. У меня, твою мать, крыша едет. До сих пор не могу поверить, что нашла тебя. Я шла пешком. Думала, что иду в сторону Трентона, но как-то завернула не туда и пошла в другую сторону. И потом увидела вэн. Заглянула в окно и вижу, тебя жгут каленым железом. Они оставили ключи в машине. И… и кажется меня сейчас вырвет.
Взвизгнув шинами, она завернула на обочину, открыла дверь, и ее вывернуло.
За руль села я. В таком состоянии привезти Валери домой я не могла. Матушку хватит удар. К себе домой я боялась ехать. У меня не было телефона, поэтому я не могла связаться с Рейнджером. Оставался Морелли. Я завернула в Бург по дороге к дому Морелли, чтобы исключить хоть и небольшую вероятность, сделала крюк в лишний квартал и заехала к Пино.
Пикап Морелли все еще был там. Плюс «мерседес» Рейнджера и черный «рейндж ровер». На стоянке собрались Морелли, Рейнджер, Танк и Гектор. Я припарковалась рядом с пикапом Морелли, и мы с Валери вывалились из машины.
— Он в Пенсильвании, — сообщила я. — В доме на проселочной дороге. Он бы прикончил меня, если бы Валери не въехала вэном в дом, и мы бы как-то не выбрались.
— Это было так жутко, твою мать, — стуча зубами добавила Валери. — Я на хрен так испугалась. — Она посмотрела на свои запястья, которые все еще были связаны скотчем. — У меня руки связаны, — произнесла она таким тоном, словно только что это заметила.
Гектор вытащил на свет божий нож и разрезал скотч сначала на мне, потом на Валери.
— Как ты хочешь это сделать? — спросил Морелли у Рейнджера.
— Отвези-ка Стеф и Валери домой, — вместо ответа сказал Рейнджер.
Рейнджер посмотрел на меня, и наши взгляды встретились на мгновение. Потом Морелли обнял меня и подсадил в пикап. Танк поднял Валери и усадил рядом со мной.
Морелли отвез нас к себе домой. Там позвонил куда-то, и появилась чистая одежда. Наверно, его сестры принесли. Я слишком устала, чтобы спрашивать. Мы привели в порядок Валери и отвезли ее домой к родителям. Ненадолго заехали в пункт «скорой помощи», чтобы перевязать мне руку, и снова вернулись к Морелли домой.
— Режь меня на части, я выжата, — сказала я Морелли.
Он закрыл входную дверь на замок и выключил свет.
— Может, стоит подумать о менее опасной работе, типа стать пушечным мясом или образцом для испытания на прочность при битье?
— Ты беспокоился за меня.
— Угу, — сказал Морелли, прижимая меня к себе. — Я беспокоился за тебя.
Он притянул меня еще ближе и прижался щекой к моей макушке.
— У меня с собой нет пижамки, — пожаловалась я Морелли.
Он прихватил губами мое ухо.
— Кексик, тебе она не понадобится.
Я проснулась в кровати с Морелли. Руку жгло, как сумасшедшую, верхняя губа распухла. Морелли крепко держал меня рядом с собой. С другого боку около меня лежал Боб. У кровати заливался будильник. Морелли протянул руку и сбросил часы с тумбочки со словами:
— Похоже, будет тот еще денек.
Он вылез из кровати, полчаса спустя уже торчал одетый в кухне. В кроссовках, джинсах и футболке. Он стоял у стойки, на ходу перехватывая кофе и тосты.
— Пока ты была в ванной, звонил Констанца, — сообщил он, прихлебывая кофе и поглядывая на меня поверх кружки. — Один из патрульных нашел Абруцци около часа назад. Он был в машине на стоянке у фермерского рынка. Похоже, самоубийство.
Я тупо уставилась на Морелли. Поверить не могла, что только что услышала.
— Оставил посмертную записку, — продолжил Морелли. — В ней говорится, что он впал в депрессию из-за каких-то неудач в бизнесе.
Между нами наступила долгая пауза.
— Это ведь не самоубийство? — я произнесла как вопрос, однако фактически это было утверждение.
— Я коп, — сказал Морелли. — Если бы подозревал другое, а не самоубийство, мне пришлось бы этим заняться.
Абруцци убил Рейнджер. Я знала это как «Отче наш». И Морелли это тоже знал.
— Ух ты, — тихо сказала я.
Морелли вгляделся в меня.
— Ты как, нормально?
Я утвердительно кивнула.
Он допил кофе и поставил кружку в раковину. Потом крепко обнял меня и поцеловал.
Я снова произнесла «ух ты». На сей раз с большим чувством. Морелли точно знал толк в поцелуях.
Он взял пистолет со стойки и сунул в кобуру на поясе.
— Сегодня возьму «дукати», оставляю тебе пикап. А когда вернусь с работы, мы поговорим.
— О черт. Опять разговоры. Толку с них никакого.
— Ладно, может, обойдемся без разговоров. Может, просто займемся жарким потным сексом.
Наконец-то. Этим видом спорта я могла бы наслаждаться вечно.
