Павел Шестаков - Остановка
— Коля?..
Сразу полегчало. Раз узнала, значит, в памяти ее я не чужой, значит, и говорить будет легче.
— Он самый.
И я протянул через порог цветы.
— Что ты! Вот чудак. Да ты войди сначала.
Я вошел.
В квартире было, как во многих современных квартирах — полированная мебель, немецкие обои, но и отличалась она чем-то, какой-то заметной добротностью и порядком. Видно было, что многое здесь сделано своими руками. «Мужчина в доме», — вспомнил я. Однако рассматривать подробно было некогда.
— Не ожидала?
— Нет. Как это ты собрался?
— Так уж получилось. Заехал родные места навестить, а тут такое разное…
— Да ты будто оправдываешься. Молодец, что тряхнул стариной. Я тебя с дочкой познакомлю.
Наташа глянула на часы с некоторым беспокойством.
— Сколько сейчас? Ты электричкой?
— Да.
— И она должна. Видно, в магазин забежала.
Вот так, без раскачки, и пришлось говорить.
— Лена не приедет, Наташа.
— Что? Откуда ты знаешь? Ты знаешь Лену?
— Да, у Полины Антоновны познакомились.
Она не обратила внимания на то, что я не назвал Сергея.
— Почему же не приедет?
Собственно, об ответе на этот естественный вопрос мы с Леной договориться не сообразили. И я сказал то, о чем, может быть, следовало сказать чуть позже.
— Там неприятности, Наташа.
— У Лены?
— Не волнуйся. Нет.
А сам волновался и выражал свои мысли не лучшим образом.
— Видишь ли, Сергей умер, Наташа.
Она еще стояла посреди комнаты с цветами. Я сказал и повернулся к окну, чтобы не наблюдать за ней в эту минуту. Но ничего необычного не произошло.
— Как это случилось?
— Сердце. Неожиданно.
— Как жаль! Так рано.
И все. Обычная, в сущности, реакция на неприятное, но не поражающее болью известие. Так она могла отозваться и на мою смерть.
«Все проходит, — подумал я, несколько обиженный за Сергея. — Прав он был в дневнике. Она его не любила. А Лена?..»
Хотелось, как говорится, закрыть тему. Не углубляться. Но Лена просила сказать… И Мазин просил слушать. И куда девался алкоголик Перепахин?
— Для меня это был удар.
— Еще бы. Вы так дружили.
— И Лена переживала.
— Понимаю. Она к нему так относилась… с трепетом.
— Да. Именно так.
Я произнес эти слова со значением, хотя и считал, что отношение Лены к Сергею более противоречиво. Но я хотел оттолкнуться от них.
— И с диссертацией, наверно, усложнится, — добавила Наташа, снова покоробив меня будничностью слов.
— С работой утрясется. После Сергея осталось много материалов. Она сможет их использовать.
— Как использовать? Разве это этично?
Это был вопрос учительницы, человека, который десятилетиями учит не только предмету, но и честности, добру.
— Он был бы рад передать ей все это.
— Ты уверен?
Наконец-то в ее тоне определилось отношение к Сергею. Сомнение в его чувстве.
— Да, я уверен. И Полина Антоновна. И Лена тоже.
— О!.. Сколько вас. Я поставлю цветы.
Наташа вышла с вазой и цветами, чтобы набрать воды. Я ждал. Она вернулась.
— Ты в последнее время редко видела Сергея?
— Очень. Жизнь заматывает. Дела, суета. Да и жили в разных городах, хоть и неподалеку. Но я его помню, хорошо помню. Эта смерть ужасна. Кто бы мог подумать, что в нашей группе он будет один из первых…
Пакет, переданный Леной, я все же держал в руке.
— Что там у тебя? Положи куда-нибудь.
— Это Лена… Передала тебе.
Я не знал, что в пакете, но, судя по форме и размерам, предположил, что там фотография, та самая, что Лена взяла у Полины Антоновны.
— Она еще просила сказать…
Я протянул пакет.
— Что?
Наташа держала пакет, но не спешила развернуть газету.
— Она все знает.
«Ну, вот. Рубикон позади».
— О чем ты?
— О Лене.
— Да погоди с Леной. Сам-то ты как? Где? Что? Кто? Я ведь о тебе не знаю.
Но Рубикон уже был позади.
— Обо мне потом. Я хочу выполнить ее просьбу. Сначала. Это деликатный вопрос, и лучше покончить с ним поскорее. Она просила. А я своим случайным приездом попал в целую историю, втесался не по своей вине в сложные отношения. Но что поделаешь? Семь бед — один ответ.
— О чем тебя просила Лена? Что она знает?
— Присядь, пожалуйста.
— У меня пирог подгорит.
— Ничего. Это важнее. Она знает, Наташа.
— Поясни, что она знает.
Сказано было внешне спокойно, но тревога уже возникла. Я видел это. Нужно было найти подходящие слова, но я не нашел и ляпнул несуразно:
— Она знает, что родилась после того, как ты вышла замуж.
Тут же я осознал, что сморозил чушь, и готов был рассмеяться, чтобы разрядить обстановку, но Наташа поняла суть.
— Ну, что ж… В жизни и так бывает. А сейчас сплошь и рядом.
— Но по-разному можно относиться…
— Она такая моралистка?
— Нет, что ты!
— Но не одобрила?
Наташа усмехнулась с горечью.
— Речь о другом. Она знает, что твой муж не отец ей.
У нее так напряглись руки, сжатые на груди, что мне показалось, сейчас костяшки пальцев прорвут побелевшую кожу.
— Вот оно что…
— Прости. Тебе плохо?
— Куда уж хуже. Если Олег узнает…
— При нем я бы не стал говорить.
— Какая разница! Раз уж стало известно. Не ждала от нее. За что? Ты представить себе не можешь, как это гадко. Плюнуть в душу человеку, который ночи не спал, носил на руках, когда она болела. Откуда это зло?..
— Погоди, Наташа, погоди! Лена совсем не злая. Для нее твой муж подлинный отец. Она говорила. Но есть и другой человек…
— Нет другого человека!
— Да, уже нет. Тем более. Почему бы не знать о нем правду?
— Потому что он подлец.
«Как же он обидел ее! А так любил…»
— Наташа! Я много лет дружил с Сергеем.
— Что из того, что ты дружил с Сергеем?
Мне вопрос показался риторическим.
— Мне трудно представить его подлецом.
Она довольно долго молча смотрела на меня.
— Что ты сказал?
— Наташа, поверь, я все понимаю. Лена не зря мне доверилась.
— Что она тебе сказала?
— Так, как есть. Как было. Ее отцом был Сергей. Зачем нам скрывать правду?
И я снова повернулся к окну. Оттуда доносились звонкие удары игроков в домино.
— Откуда же она все это… узнала?
— Я не расспрашивал. Кажется, началось с даты рождения и сопоставления…
— Чего?
— Со временем твоего отъезда.
«Козлы́!» — заорали под окном.
А в комнате зашуршала бумага. Наташа наконец развернула газету.
— Что это?
Я думал, что в пакете фотография, взятая у Полины Антоновны, и не ошибся. Но завернуты были не одна, а две фотографии. Наташа посмотрела обе и повторила вопрос.
— Что это? Откуда?
— Вот эту Лена попросила у Полины Антоновны, а другую… позволь, я посмотрю.
Второй снимок — любительский, старый, пожелтевший — я видел впервые, ему было много лет, но запечатленная картина совсем недавно восстанавливалась в моей памяти, и узнать событие было нетрудно, сфотографированы были похороны Михаила. Наташа стояла чуть в стороне с ребенком на руках.
Я перевернул снимок. На обратной стороне были две надписи. Одна едва просматривалась — дата похорон, нанесенная, видимо, в то время, когда снималось фото. Вторая вполне современная, тонким фломастером. «Похороны М. До рождения Л. — шесть с пол. месяцев».
«Вот и доказательство». Она собиралась говорить с матерью, а тут я попался».
— Взгляни, — сказал я Наташе.
Она прочитала короткие записи, на которые сначала не обратила внимания.
— Понятно. Обличительный документ. Никогда не думала, что такой снимок существует. Кто это снимал?
Я тоже не знал. До того ли тогда было! А вот нашелся кто-то, щелкнул «лейкой», не предполагая наверняка, какую роль придется сыграть этому проявленному и отпечатанному изображению скорбного момента.
— Понятия не имею. Во всяком случае, не я и не Сергей. Оба мы здесь. А какое значение это имеет?
— По делу — никакого. Но интересно все-таки…
И я вдруг понял, что действительно интересно. Случайно попал снимок к Лене или с целью? Кто написал на обороте главное? Не сама же она, раз о ней говорится в третьем лице.
— Может быть, снимок был у Сергея? — предположил я.
— И надпись его? Зачем?
«В самом деле! Зачем Сергею такие доказательства…»
— На его почерк это не похоже.
— А написано точно. И в точку. Мы не раз рассказывали Лене, как познакомились с Олегом, когда меня вызвала больная мама. Кто бы мог подумать, что ей придет в голову сравнивать все эти числа!..
— Что поделаешь. Но стоит ли драматизировать? Главное, отнеситесь спокойно. Жизнь идет. Все образуется. Неплохо, что с жильем легче станет.
— Каким жильем?
Я подумал, что сказал лишнее. Хоть этого-то можно же было избежать! Но, с другой стороны, я приехал слушать. Все. В том числе и по этому поводу. Хотя какой уж теперь повод! Почти все ясно. Если бы не этот дурень Женька, который скорее всего благополучно нашелся и страдает дома с похмелья. А если не нашелся?
