Шарль Эксбрайя - Свести с ума Мартину
– Очень. Вы знаете, у нас в семьях, взращенных на французской или английской культуре, детям дают читать сказки, а они с трудом в них верят, потому что никогда не видели замков, старых камней. Для них бывают только ацтеки, им трудно представить себе ацтеков в образе прекрасных молодых рыцарей или женщин-ацтеков в длинных до пят платьях, с покрытыми головами. Поэтому, когда жители Нового мира впервые вступают на землю Старого, они попадают прямо к феям и убеждаются, что сказки – это правда.
Невик почувствовал, как его неприязнь к мексиканцу улетучивается. Тоже романтик. А полицейский считал людей, подверженных одним и тем же слабостям, за братьев.
– Ну а вообще Франция вам нравится?
– Франция – да, французы меньше.
– А что с ними такое?
– Очень сложные.
– К примеру?
– Возьмите замок. Я знаю и вы, наверное, не хуже меня, что один из владельцев хочет остаться единственным наследником Жюльбера Пьюбрана.
– Да. И что?
– Почему другие его не выдадут?
– Нужно знать кого.
– Я уверен, что они с самого начала знали.
– Зачем тогда это опасное молчание?
– Честь! Во всяком случае, они так говорят. Они не понимают, что живут бок о бок с сумасшедшим. И если бы задумались, насколько это смешно, бесполезно, неумно…
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего. Я не могу предать своих хозяев. Кстати, они и согласились-то на мое присутствие только потому, что я дал им слово ничего не рассказывать из того, что увижу. Слуги тоже как будто клятвой между собой связаны. Господин комиссар, я боюсь, что они все там сумасшедшие.
Они проходили мимо городской ратуши и начали подниматься по бульвару Гамбста к башне папы Иоанна XII. Полицейский спросил в лоб:
– А вы ведь влюблены в мадемуазель Пьюбран?
– С первой минуты.
– Это она вас позвала на помощь?
– Да.
– И вы решили ее защитить!
– Да еще как!
– Так что же вы не возле нее?
– Она у парикмахера, через несколько минут я возвращусь к своим обязанностям телохранителя. У меня сейчас перемена.
– Могу ли я рассчитывать на то, что вы поставите меня в известность в случае малейшей опасности?
– Я не такой супермен, чтобы сражаться в одиночку, господин комиссар. Я позову вас, как только в этом будет необходимость.
– Спасибо.
Перед лицеем Клемана Маро мужчины остановились. Невик спросил:
– И что вы дальше думаете делать, господин Кама-ронес?
– Увезти Мартину в Мексику.
– И жениться?
– Простите?
– Вы намереваетесь взять ее в жены?
– Без сомнения.
– А если она не согласится?
Лицо мексиканца помрачнело.
– Я не позволю ей променять мою любовь на деньги.
– Но она… она-то вас любит?
– По крайней мере, она мне в этом клялась.
Тьерри протянул юноше руку.
– До свидания, господин Камаронес, и удачи.
Они расстались, и комиссар, убитый, побрел на работу. Уже на пороге он развернулся и решил сначала зайти к Эскорбьяку и все ему рассказать. Он вложил столько страсти в свой рассказ, в его голосе звучало столько горечи, что хозяин «Таверны» понял, насколько его другу было плохо. Не зная, как его утешить, он дал Тьерри уйти, так и не найдя нужных слов. А были ли они вообще?
Тьерри ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни работать. Блонзатское дело вдруг потеряло для него всякий интерес. Он прекрасно понимал, что бессознательно сам себе все придумал, что мечты его абсурдны, но ничего не мог с собой поделать. При мысли о том, что Мартина не только любит другого, но и навсегда уедет с этим другим из Каора – и он больше никогда ее не увидит, – он испытывал невыносимую тоску. Он хотел бы ненавидеть мексиканца, но ему это не удавалось. Может быть, потому, что они одинаково относились к Мартине. Это было не просто разочарование: комиссар страдал в тысячу раз больше оттого, что она скрыла от него существование Камаронеса, оттого, что она позвала на помощь другого, хотя он, Тьерри, был рядом и доказал ей свою преданность. Почему она ему не доверяла? Именно это недоверие и было самым обидным для комиссара. В глубине души он понимал, что ему никогда не удастся завоевать сердце Мартины, но ему было приятно в это верить, по крайней мере приятно. Так или иначе он остался бы навсегда мужем Алисы и дошел бы до конца, скованный цепями с мертвой.
Охранник доложил о приходе мадам Эскорбьяк. Невик испугался, что что-нибудь стряслось в «Таверне», но тут же успокоил себя: окно его кабинета выходило на соседнюю с рестораном улицу, и в случае чего его сразу вызвали бы снизу. Не успела Эрмина войти, как Тьерри выпалил:
– Что-нибудь с Пьером?
– Нет. Я зашла, потому что он попросил меня с тобой поговорить.
– О чем?
– О твоих неприятностях.
– Неприятностях? Тоже мне выдумал! Нет у меня неприятностей.
Эрмина посмотрела на него своими добрыми глазами.
– Будет, Тьерри, меня не обманешь. Мы уже столько лет друг друга знаем! Ты витал в облаках, а в твоем возрасте это вредно. Так всегда бывает: вобьешь себе что-нибудь в голову, а потом становится ужасно обидно согласиться, что это всего лишь выдумка, слишком красивая история. Нужно иметь мужество открыто посмотреть на вещи. Она не твоего круга. По возрасту не подходит, она богата, так что возвращайся на землю, Тьерри. Мы с Пьером тебя ждем. С нами ты никогда не останешься одиноким. Мы вместе проведем остаток путешествия. Ты увидишь, дружба может заменить многое.
Слишком взволнованный, чтобы сразу откликнуться, Невик поднялся, обнял Эрмину и поцеловал в обе щеки, бормоча:
– Спасибо… Ты меня почти вылечила… Это трудно забыть, но с твоей и Пьера помощью я выкарабкаюсь.
Слезы на глазах мадам Эскорбьяк вылились в улыбку:
– Вы, мужчины, в любом возрасте ведете себя как дети.
Мэтры Комбэ и Шенебур сидели на освещенной солнцем террасе кафе на бульваре Гамбета. Они увидели проходящего мимо комиссара Невика. Тьерри их не заметил.
– У него озадаченный вид, – проговорил судья.
Прокурор вздохнул:
– Разобраться в этой истории, боюсь, выше его возможностей! Меня подмывает вызвать доктора Пьюбрана и мадемуазель Пьезат, рассказать им о наших подозрениях и поставить в известность, что дело будет передано в Тулузу. А там уже церемониться не станут. Только хорошо бы они мне ни в чем не признались!
– Не торопитесь, мой хороший, потому что если они вам ни в чем не признаются, вы будете вынуждены сдержать ваше обещание. Будем снисходительны! Дадим Невику еще несколько дней… Если, скажем, через неделю в его папке не появится ничего нового, вы с ними побеседуете, а я позвоню в Тулузу. Что вы об этом думаете?
– Правильная политика.
Мэтры заметили комиссара в тот момент, когда он направлялся в гараж к Телю – забрать из ремонта машину.
Сразу после ухода Эрмины Эскорбьяк Тьерри захотелось вернуться в Блонзат в надежде встретить там Мартину и высказать ей все, что он думает по поводу ее недоверия к нему. У входа в замок желание видеть мадемуазель Пьюбран вдруг резко пропало. Если она любит мексиканца и желает устроить свою жизнь с ним, он не станет о ней заботиться больше, чем положено ему по долгу службы. Поэтому он не вошел в ворота, а снова углубился в парк. Вдруг ему показалось, что за ним следят. Подняв голову, он уловил – может быть померещилось – чуть заметное движение с виду закрытых ставней. Его присутствие кого-то испугало. Может быть, убийцу? Тьерри медленно шел вперед. Кругом царила полная тишина, едва нарушаемая доносившимся издалека шумом крыльев: осторожность вынуждала птиц улетать при приближении человека. Грустный, комиссар добрел до места, где любила отдыхать и мечтать Софи. «Что заставило преступника выстрелить? Было ясно, что смерть женщины не беспричинна. Софи убили потому, что не могли поступить по-другому. Как и где искать мотивы преступления? Смерть Софи и ранение Марка… Были ли они выполнением одного и того же требования или их нужно рассматривать по отдельности? У Тьерри вдруг возникла уверенность, что, если ему удастся разгадать, почему убили дочь г-на де Отфажа, он поймет все. К сожалению, это было не так-то просто. Где спрятано оружие преступления – карабин Ремингтон 1100? Может быть, в замке или в парке есть тайник, известный только одному убийце? Как преступнику удалось проскользнуть в парк, имея при себе оружие, о котором никто не знал? И как ему удалось незаметно вернуться в замок, не заботясь о том, что выстрел привлечет внимание? Напрашивался вывод: у убийцы были сообщники. Кто-то из родных или из прислуги».
Погруженный в свои мысли, комиссар не смотрел под ноги и не заметил кучу поганок, на которых поскользнулся. Это-то и спасло ему жизнь, потому что именно в момент падения кусты задрожали от эха глухого выстрела, и пуля просвистела у него над головой. Если бы он не свалился, она вошла бы ему прямо в затылок, как Софи.
