Николай Аникин - Наркомэр
И старые друзья, вор и детектив, быстро распрощались. А что время зря точить? У них чисто деловые отношения. Чисто они с детства товарищи…
К ночи в управлении осталась лишь дежурная смена, состоящая из дежурного помощника начальника, двух помощников и оперативно-следственной группы из пяти человек. В коридорах темнотища. Дверь кабинета начальника УВД неожиданно отворилась. И оттуда вышел сам руководитель. Задержался до полуночи, работая над документами. Тяжела начальничья ноша — ни сна, ни покоя.
Опустился на третий этаж и, озираясь по сторонам, словно чужой в собственном учреждении, подошел начальник к триста двадцатому кабинету. Тишина внутри. И страх. Не приходилось еще человеку в закрытые двери входить. Не привык. Кажется, все блохи, будь они у него, и те передохли бы от боязни.
В руках у полковника дубликат, заранее взятый из дежурной части из-под стеклянной дверцы. На ощупь он вставляет ключ в замочную скважину и, стараясь не шуметь, очень медленно поворачивает. Дверь вдруг сама собой открывается, и в глаза ударяет ослепительно яркий свет.
— Товарищи офицеры! — звучит чья-то команда.
Трое людей вытягиваются по стойке «смирно». Шутка ли, сам начальник управления среди ночи застал с выпивоном. А шефа чуть самого кондрашка не хватила. Глаза белыми мышками блестят из-под козырька фуражки. Лицо побагровело.
— Сидите?
— Так точно, товарищ полковник. Сидим вот…
Им бы пригласить начальника, да язык не поворачивается. Слишком ранг у того высок для них, сопливых и молодых.
— Ну сидите, сидите… Как служба? Медом не кажется?
Какой мед. Им бы до получки дотянуть. Но ничего, держатся. Не за страх, а за совесть, как говорится.
— Ну и хорошо, товарищи, продолжайте. Кстати, товарищ Синицын, как ваши успехи по уголовному делу, что вы приняли по пожару? Идет? Как экспертиза? Направили уже? А куда, если не секрет? — кисло улыбнулся полковник.
— В НИИ судебной экспертизы. Сразу туда. Нет здесь специалистов.
И полковник вышел, костеря в первую очередь самого себя. Чуть было сам не засыпался на воровстве костей.
— А что он лазит-то? — спросил оперативник у следователя.
— Не видишь, тяпнул, видать, коньяка в кабинете и пошел по этажам. Начальник все-таки ведь. Заметил, рожа красная? Точно, коньяк лопал один.
— Ну и пусть лазит, нам он теперь не страшен. Слышали, как сказал? Продолжайте. Благословил вроде как…
— Костями интересовался, надо же… Это какую память иметь надо, чтобы все дела помнить?! Тут всего-то тридцать дел лежит в сейфе, и не запомнишь, потому что текучка, а тут пожалуйста. Хорошо, «глухарей.» вовремя успел спихнуть. Пусть там и занимаются, если смогут. Лет через десять, может, всплывет что.
— Не скажи, — вставил третий человек, похожий на бомжа. — Недавно, например, передавали: определили погибшего, и все полностью совпало.
Они принялись разбирать другие жизненные случаи, похожие на этот. Люди отдыхали после трудового дня.
— Давай, Чекист, за тебя. Все-таки день рождения не так часто случается. Всего один раз в году. Ты приходи чаще. Прекрати отсиживаться. Взял моду…
Чекист улыбался. На вид ему было лет сто.
— Берем, ребята. Поехали. Закусывайте.
И ребята закусывали. Чекист тяжело жевал редкими зубами. Недавно потерял с пьяных глаз вставную челюсть и теперь довольствовался тем, что осталось.
— Расскажи ему, Степаныч, как вы шпионов допрашивали? — попросил опер.
Чекист кивнул, но рассказывать не спешил. Во рту оставался приличных размеров кусок колбасы. Не выбросишь ведь в помойку. Сидел и кивал. А опер, парнишка, во внуки годится, торопил. Хоть бы прожевать позволил деду.
— Было… Было дело… Сейчас расскажу, — кивал Чекист. — Дай закончу. — И поднял стакан с остатками вина.
— Дай я тебе, Степаныч, добавлю…
Степаныч подставил граненый стакан, и в нем приятно булькнуло. Надо рассказать ребятишкам, а то знать не будут. Хотя в чем, собственно, дело. Тут и рассказывать-то не о чем. Так себе, скотство одно, ушедшее в прошлое.
— Давай, Степаныч, он еще не знает.
Чекист кивнул: слушайте.
— Стояли мы армией в Белоруссии, и я тогда был оперативным уполномоченным контрразведки «Смерш». Слышали про такую? Ну так вот… Поймали мы однажды целую шайку. Начали колоть. Оказалось: разведывательно-диверсионная группа, заброшенная к нам через линию фронта. Молчат, хоть язык отрезай за ненадобностью. В том числе и баба среди них была. Та вообще в молчанку играла, будто она немая. Ну, совершенно не фурычит. Думали, так оно и есть, пока шеф наш не прибыл с линии фронта. Посадить, говорит, жопой на бетонный пол. Посмотрим, как она завтра запоет. Представляете? А осень была поздняя, мело…
— Бабу и на бетонный пол?
— Они к нам тоже шли не за пирогами.
— Ну, все-таки ведь женщина…
— Тогда такого понятия не было. Враг — он любое обличье мог принять. И женщин у врага тоже было много. И нашего брата хватало.
— И что же назавтра?
Чекист удивленно посмотрел на следователя.
— Упорствовала?
— Кто?
— Да баба та.
— A-а, баба. Через час орать стала. Голос у нее прорезался. Поднимите, кричит, меня с пола. И все рассказала, что знала.
— Она ведь себе все отморозила.
— Ну, допустим, не отморозила…
— Органы женские…
Чекист замолчал и отвел взгляд. С него какой спрос. Не он начальником был. Но попадись он этой бабе в других обстоятельствах, в качестве пленного, например, еще неизвестно, как бы она с ним поступила. Шкуру бы, может, сдирала с живого. Известно, идейные соотечественники хуже немцев.
— Давайте остатки допивать, — произнес следователь Синицын. — Пока обратно не приперся.
— Давайте…
Остатки разлили, выпили и стали собираться по домам. Лучше бы не рассказывал Чекист эту дурно пахнущую историю. Все настроение испортил. А тому хоть бы хны.
— Куда сегодня ночевать пойдешь, Степаныч?
— Мне бы у вас остаться сегодня…
Так и сделали. Вызвали дежурного по изолятору: «Определи парня на одну ночку. А то ему податься некуда…»
И по домам. Опер — в центр, следователь Синицын — в Кировский район. Один Чекист, состоящий в настоящее время на связи у оперативника, отправился на нары. Но он не переживал. Все лучше, чем бродяжить. Жаль, до пенсии не дотянул, раньше времени из внутренних органов выпал.
Глава 7
Кожемякин, не превышая скорости, ехал по тракту. Вот и город выплывает из-за соснового бора. У моста через реку расположен стационарный пост ГАИ. Обойти бы стороной мимо поста, но это невозможно. Другого пути нет. Два моста через реку, и на обоих посты.
Около поста он нарочно сбавил скорость и поехал мимо, вглядываясь в сумрачные лица гаишников. Те отворачивались, не желая смотреть в окна с зеркальным тонированием. Тем более что придраться не к чему. Если бы этот «Чероки» летел сломя голову — другое дело. А тут плетется едва. Может, своих высматривает… Развелось тоже иностранцев этих, куда ни плюнь…
Полковник миновал пост и тем же ходом, не превышая шестидесяти, пошел в гору. Ему много в этот раз не нужно. Ему бы до места добраться и спать завалиться. И еще за рулем бы не уснуть. Но, кажется, не уснет он. И не свалится, потому что слишком это все серьезно. Не каждый день приходится на курок нажимать. Не профессиональный он боец. И не киллер. Тех, что на пожарище лежат, не он из жизни вычеркнул. Бутылочкин постарался. И если бы не постарался, то лежать бы там полковнику. А те, что сегодня столкнулись с полковником, тоже не просто так попались на мушку прицела. В чем перед ними провинился Резидент? Может быть, надо было подставить собственный лоб, и тогда на дороге лежали бы и хозяин, и его скотина. Зато остальные были бы целы. По-божески это? Так что не надо метать бисер. Не тот случай, когда щеки подставляют. И время не то. Не унывай, Толя…
Кожемякин подъехал к зданию УВД среди ночи. До этого он долго отсиживался на задворках городской клинической больницы, держа наготове израильский «горбатый» с тридцатью двумя патронами в запасе. Он не собирался воевать с милицией. Армейский пистолет-автомат предназначался для бандитов, но те, к счастью, не подъехали. Счастье было обоюдным.
Кругом был лишь кустарник, непролазные дебри клена, и автомашину никто не замечал. Контейнер с оружием он зарыл тут же, у спуска к реке, в овраге среди листьев. Ему некогда было искать удобное место.
Здание УВД темнело окнами. На улицах никого. Даже пьяницы убрались.
Кожемякин вынул носовой платок и тщательно обтер рулевое колесо и ручки на дверях. В других местах он не оставлял следов.
Здание располагалось на перекрестке. Полковник прибавил ручной сектор подачи топлива. Дизельный двигатель взревел. На таких оборотах он способен тронуться и на повышенной передаче.
