Юлия Алейникова - От создателей Камасутры
После плотного ужина мы устроились под навесом на улице и стали ждать.
– Чего мы тут высиживаем, ты можешь сказать? – страдальчески промычала клюющая носом Галя.
– Знакомого одного ждем, – сжалилась я над ней.
– А почему на вокзале? Он что, машинист?
– Нет. Таксист.
– А почему ж мы на вокзале-то сидим?
– Он часто здесь бывает. Высаживает пассажиров, или наоборот.
Время шло. Джамша все не было. Если он в ближайшие полчаса не появится, пойдем на вокзал, спать. Караулить его придется завтра. Надеюсь, он не взял отпуск после моего отъезда.
На вокзальных часах пробило полночь.
– Все. Думаю, он сегодня уже не появится. Пошли устраиваться на ночь.
– Страшно на вокзале! Еще ограбят… Или чего похуже.
– Да. Будем спать по очереди.
Мы понуро побрели в здание вокзала. День был длинным и тяжелым, особенно для Галки, одна ее поездка на свинье чего стоила! И потом еще водитель всю дорогу бестактно вспоминал о ее позоре, похохатывал, косясь на бедную девушку озорным глазом, и отпускал понятные ему одному шутки… Я уже взялась за ручку двери, когда на площадь под марш Мендельсона въехало такси, из него вылезла знакомая фигура, поблескивая в свете фонарей многочисленными сережками. Джамш открыл пассажирскую дверь, высадил супружескую пару и выгрузил из багажника их чемоданы.
Я слетела со ступеней, как птица, раскинув руки-крылья, и кинулась на почти родную мне грудь Джамша. Если он и удивился моему внезапному появлению и не в меру бурному приветствию, то виду не подал. Деликатно обнял меня в ответ и подождал, пока я разомкну свои пылкие объятия.
– Как я рада тебя видеть! – просияла я, отпуская бедного индийца на волю. – Поехали?
– Прошу, – он галантно открыл дверцу.
– Галь, залезай! – Но Галя опасливо косилась на статного таксиста и подходить к нам не спешила.
Джамш сегодня красовался в ажурной плетеной жилетке и своих любимых джинсах с аппликациями. Количество пирсинга и татушек осталось прежним, он выжидающе улыбался в свои тридцать два белоснежных зуба. Но Гале он, вероятно, показался кем-то вроде людоеда с острова Пасхи. Рост под два метра и литые мышцы, эффектно смотревшиеся на его полуобнаженном торсе, выглядели весьма внушительно. Зато глаза сияли почти детской добротой и наивностью.
– Давай, не бойся. Он хороший.
Галя нехотя подошла к нам и, опасливо посматривая на терпеливо придерживавшего дверцу Джамша, полезла внутрь, путаясь в сари. Ее любимые штаны еще не высохли после дневной эскапады.
– Куда ехать? – любезно поинтересовался он, усаживаясь за руль.
– К тебе.
Как бы он ни был удивлен, машина тронулась. Мы пропетляли по ночным улицам минут десять и, выехав из центра города, углубились в жилые кварталы, утопающие в зеленых палисадниках. Кое-где на террасах еще сидели компании, пели, беседовали, играли в карты, смотрели телевизор. Такси остановилось возле небольшого домика, затянутого вьюном до самой крыши, выкрашенного в бордовую краску. Окошки были темными, только горел фонарик возле калитки.
Джамш загнал такси во двор, открыл дверцу и пригласил нас в дом. Вернее, на террасу. Вероятно, на Гоа она исполняла роль гостиной. На полу были постелены циновки, стояла старая плетеная мебель, на перилах красовались горшки с цветами. Сад перед домом беспорядочно зарос пушистым цветущим кустарником. Я совершенно не разбираюсь в цветоводстве и, кроме сирени и черемухи, ни одного названия не знаю. А они здесь не растут. В доме загорелся свет. Через минуту появился Джамш. Он нес небольшие лампы с горевшими внутри свечами, две из них он зацепил за край навеса, одну поставил посреди стола и еще две – на перила, среди цветов. Пространство садика окуталось мягким, уютным светом. Шуршали капли дождя. Из дома поплыл аромат благовоний, загремела посуда.
Галя все это время сидела и напряженно молчала, прижав к себе сумку, и, похоже, не замечала очарования, царившего вокруг нас. Ее не трогали лепестки цветов, сквозь которые просвечивал огонек свечи, мотыльки, вившиеся вокруг лампы, грустная мелодия, доносившаяся с другого конца улицы, – кто-то тихо наигрывал на гитаре.
На террасу вышел Джамш с подносом в руках. Он постелил на стол льняную скатерть, расставил тарелки, чашки, разложил приборы, поставил маленькую вазочку с большим сочным цветком ярко-алого цвета, чайник с ароматным зеленым чаем и удалился, не сказав ни слова. Скользя тихо, как тень.
– Галь, расслабься. Никто тебя не обидит. Он очень добродушный, хороший дядька! – Галя усмехнулась. – Вот скажи, ты в своих Телятинках много таких таксистов знаешь, которые малознакомых людей в свой дом приведут, обогреют их и накормят? – кивком указала я на Джамша, снова появившегося на террасе, на этот раз с дымящимся горшочком в руках. Он радостно улыбнулся и опять исчез в доме, поставив горшочек на стол.
– Я вообще в Телятинках таксистов не знаю.
– Ну, хорошо, не таксистов, трактористов?
Галя посидела, наморщив лоб.
– А вдруг он маньяк?
– Тогда беги, спасайся.
Галя надулась. Но сумку из рук наконец выпустила и поставила ее под кресло.
Хозяин принес плетеную корзину с хлебцами и, наконец, тоже уселся за стол.
Он галантно обслужил дам, налил всем чаю и только потом, обратившись ко мне, попросил представить его моей очаровательной спутнице.
Ужин проходил в теплой, дружеской обстановке, Джамш ни о чем меня не спрашивал, а я не могла выбрать подходящий момент, чтобы вывалить на него свои проблемы. Да, признаться, я и не знала, как начать. Здрасте, мол, разрешите, я у вас поживу пару месяцев, а то у меня денег нет, есть нечего, и еще мне замочить кое-кого надо! Поэтому беседа наша носила сугубо светский характер.
– Джамш, вы один живете?
– Да, совершенно.
– А семья, жена, дети, родители?
– Я не женат, – он лучезарно улыбнулся Гале, играя бицепсами. – А родители живут со старшим братом.
– Значит, вы сами готовили это блюдо? Просто объедение!
– Кулинария – мое хобби.
Мисс Телятинки заметно повеселела и за обе щеки наворачивала креветки в пряном соусе, и тушеные овощи, и салат, бросая на Джамша уже не испуганные, а заинтересованные взгляды. Время от времени я переводила для нее нашу беседу.
Наконец, когда ужин был съеден, а со стола убрано, хозяин вопросительно взглянул на меня. Тянуть дальше с объяснениями стало невозможно. А то уже и утро не за горами.
Я посмотрела на спокойно сидевшего напротив меня Джамша. Сейчас он уже не казался мне эксцентричным чудаком, каким я привыкла его считать. У него был взгляд мудрого, много повидавшего человека. И я решилась.
– Я попала в беду, и мне очень нужна помощь…
Он ни разу не перебил меня, не выказал ни удивления, ни ужаса, а просто слушал, внимательно и серьезно, и уже от одного этого мне стало легче.
Когда я закончила свой рассказ на невеселой ноте, сообщив ему о своих отчаянных мечтах прикончить Махараджу, поскольку ничего более умного мне в голову пока что не приходит, он не засмеялся, не покрутил пальцем у виска и не кинулся меня отговаривать. А продолжал молча смотреть на меня, как будто что-то взвешивая в уме. Потом он поднялся и сказал что-то вроде: «Утро вечера мудренее». И пошел стелить нам постели. Моя просьба – пожить у него немного – вроде бы была им принята вполне благосклонно.
Уложили нас в гостиной, прямо на застеленном коврами полу. Комната была просторная и не грешила избытком мебели. Собственно говоря, кроме стереосистемы и низкого столика с ноутбуком, здесь ничего и не было. Только пушистый ковер на полу, куча подушек, валиков и пуфов. Все – пестрое, разномастное, в национальном стиле. В углу стоял кальян, еще здесь имелись маленькие резные столики, составленные, как матрешки, один под другой, большое тканое панно на стене – что-то из «Рамаяны» – и несколько ламп на керамических ножках, стоявших прямо на полу и покрытых светлыми тканевыми абажурами. Ощущение было такое, что ты находишься внутри восточной шкатулки.
Галя, по-моему, уже полностью подпала под обаяние хозяина и, как завороженная, провожала его взглядом, куда бы он ни направлялся. Умывшись на улице в душе, сильно напоминавшем нашу дачную конструкцию (в доме имелись туалет и раковина, но только с холодной водой), я вытянула свое измотанное тело на матрасике, застланном чистым бельем, и накрылась тонким одеялом с нежными летящими птицами, изображенными на пододеяльнике. Представьте, нам даже одеяла выдали!
Сон волнами накатывал на меня, и был он глубоким, спокойным, без всяких сновидений. Только чудесные птицы с нежным розовым, салатным и голубым оперением порхали в туманной дымке…
…Повернувшись с боку на бок, я заметила, что чудесная дымка дрожала не только в моем сне, она мерцала и в комнате. Солнечный свет падал на мое лицо, становясь мягче и приглушеннее – он проходил сквозь плотные цветастые шторы.
Гали в комнате не было. Возле моего изголовья лежал халат. Я пожала плечами, завернулась в него и пошлепала в кухню, откуда доносились звуки жизни.
