Марина Серова - Под ручку с мафией
— Переправьте Цибизу, и чем скорее, тем лучше.
Он взял.
— Мы будем рядом.
— Всегда?
— Всегда, — пообещал Сергей Второй на прощание.
* * *Как же так получается, что Джентльмен, шантажист, курьер загадочной фирмы, оказывается, не изверг полный, а, напротив, «обаятельнейший человек, знаете» и даже друг семьи Шубаровых?
Этот вопрос занимал меня сейчас больше всего. И мне было интересно. Очень интересно! Теряешься невольно, когда черное оказывается белым, а враг — другом. Нереальность какая-то, парадокс, существующая невозможность.
Я довольно долго ломала над этим голову, гуляя по темным парковым аллеям, пока не пришла к заключению, что самой мне этой загадки не разгадать, а знают об этом лишь Шубаровы, вот они мне и расскажут. При этом корежился весь план разговора со Станиславом, продуманный мною достаточно подробно. Будем менять планы!
Сзади неподалеку шуршали опавшими листьями двое спортивных хлопцев. Телохранители от Сергея. На этот раз вполне нормальные ребята, вид которых в вечернее время не вызывает желания удрать за ближайший угол. Обнаружив их за собой, я было заикнулась, что, рано, мол, парни, пасти меня так плотно, не время еще для таких хлопот, на что получила немногословный, но убедительный ответ: «Не твоя забота!» Что ж, пусть функционируют, коли так.
Хорошо в парке в темное время. Тихо. На центральной, достаточно освещенной аллее еще встречаются прохожие, сосредоточенные и торопливые, а на боковых с редкими, а то и битыми фонарями — безлюдье. Рай для окрестной шпаны всех мастей и надежный источник материала для рапортов милицейских патрулей.
Интересно, Стасик в детстве рысачил по парку или был паинькой? Хотя какой там парк! Шубарова ведь Москву упоминала, они — перемещенные. В Тарасов им Джентльмен перебраться помог. Для процветания. Еще она упомянула, что «друг семьи» связан с финансами и в хороших отношениях со Станиславом. А сам он утверждает, что шантажирует молодого в целях воспитания. Кнутом, значит. Не чересчур ли замысловатые, чтобы не сказать большего, методы воспитания для друга семьи? А крутых из мафии он со товарищи воспитывает тоже по неравнодушию к ним? И кнут все, да кнут. Пряники, видно, фирма себе оставляет.
Фирма, фирма! Шубаровы для фирмы — плотва, мелочь. Скорее всего, здесь Джентльмен орудует один. А вот с мафией интересно придумано. Ловкие ребята в этой фирме живут. Сейчас они, если я правильно поняла Сергея, на пути установления контроля над криминальными денежками. Пока только в одном районе города. Фирма разворачивается, идет процесс налаживания деятельности. В перспективе это мафия во второй степени, второй этаж, криминал над криминалом. А вот когда развернутся да утвердятся на хребтах Цибизов, то станут их властью, их центром, их мозгом, их иерархической верхушкой. Ребята ловкие, отладят работу подопечных, чтобы большую прибыль приносили, без сбоев работали, новые формы деятельности изобретут, вот тогда и пряники начнутся, и подопечным по душе придется более спокойная и жирная жизнь, и не то что на куски рвать, а коронуют они фирмачей, признают, покорятся. Настанут страшные времена, потому что обжоры от власти сытости не ведают. А может, это объективный процесс, эволюция преступности? Скажем, в Америке она приостановилась на промежуточном этапе, а у нас условия таковы, что червяк и окуклится, и бабочкой полетит. Есть в природе такая бабочка — «мертвая голова» называется. На спинке у нее, под крылышками, узор, напоминающий человеческий череп. Гусеница листья жрет, растение портит, а бабочка цветы опыляет, помогает растению размножаться. Растение — мафия, гусеница — фирма Джентльменовская. Не дай Бог червяку бабочкой стать! Не моему умишку прозреть последствия этого!
Ох, Танечка, что-то ты расфилософствовалась! С коньяка, что ли? А если есть в этом рациональное зерно, то против кого ж ты, хиленькая, поперла? Червяк — это он ведь для тебя червяк, а для тли зеленой он не меньше носорога. А не хочешь ли рогом, да в область желудка? Бр-р!
Бутылочка с коньяком согрелась во внутреннем кармане куртки. Коньячок теплым и употребляют. Хорош он с кофе. И кофе с ним тоже хорош.
— Эй, голенастая, дай и нам вмазать!
Трое. Сосунки. Но головы уже бритые. Щенячья крутизна. Для червяка, того, который носорог, — не листья еще, почки, в пищу пока неупотребимые. Но придет время, и сожрет он их, не подавится, потому что растения, не люди.
— Дай, я сказал, сюда фанфурик свой!
— Ребятки, кнута у меня для вас нет, придется руками воспитывать.
— Чего? Ах ты, тварь! Диман, бей ее, суку!
Оскорбление я пропустила мимо ушей — дети ведь еще почти, но на то, как Диман выпрастывает из-под курточки велосипедную цепь, взглянула с сожалением.
— Отдай прибор! — лениво произнесли сзади.
Это мои хранители тела подоспели. А я и забыла о них, задумавшись. Кстати. Мордовать детей мне не улыбалось.
— А не уделаешься? — Диман тряхнул намотанной на руку цепью.
Смеются мои хлопцы, не распаляются. Силу показывают.
— Ступай, — кивает мне один, — мы сейчас.
Не женское это дело. И я пошла потихоньку, не оглядываясь, хоть и любопытно было. Сзади невнятный тихий разговор, вскрик и громкий всплеск. Так! Один в пруду. И еще два. Петушиный голос со слезой отчаяния:
— А ты Ракитова знаешь?
И злой ответ:
— Скажи своему деревянному, что я его завтра трахать буду!
Ну, мужские дела, на все сто!
* * *Калитку мне открыл незнакомец. Но это оказалось односторонним, потому что меня он узнал сразу.
— Входи, Тань, — пригласил, освобождая проход.
Я вошла, и за спиной лязгнула железно калиточка, защелкнулся на ней замок.
— Вон туда! — указал он на дверь в конце дорожки.
— Я знаю, спасибо. Там открыто?
— Да, — ответил и сгинул в темноте между кустами.
Наружная охрана. Не Стасик, а принц крови. Костя в доме, этот — во дворе, еще трое — на улице. Трое, правда, больше ко мне отношение имеют, но тем не менее.
Константин имел вид элегантный и злой. В доме звучали музыка и топот. Где-то визжали.
— Наконец-то! — поприветствовал меня Костя, и его глаза потеплели улыбкой. — Пойдем отсюда.
На кухне, слабо освещенной розовым плафончиком, шум был слышнее, хоть мы и притворили за собой дверь. Судя по всему, вечеринка была в разгаре и до конца еще далеко. Музыка стихла, раздался выкрик, прервавшийся взрывом смеха.
— Ты что невесел, страж его высочества? — осведомилась я, снимая с себя куртку.
— Мать его, это высочество! — с выражением проговорил Константин, пододвигая мне стул.
— Мать его уже изволила отбыть из города. Изволила отбыть в тревоге за отпрыска.
— Чего ради? — пожал Костя плечами. — Страшней женской оплеухи этим вечером ему ничего не грозит. Здесь, я имею в виду.
Я не стала его разубеждать.
— Закругляться не собираются?
— Что? — он распахнул глаза. — У них кобеляж еще не начинался, только раскачиваются.
В темном холле, который мы пересекли перед тем как попасть сюда, раздались быстрые шаги, открылась дверь, и в кухонный зал нетвердой походкой вступило нечто воздушное и нежное, в свободно развевающихся полупрозрачных одеждах и с копной рыжих растрепанных волос.
— О! Фея пришла! — оценил ее Константин.
Фея хихикнула, склонилась над раковиной и, пустив воду, занялась промывкой глаз, впрочем, довольно аккуратно.
— Сама видишь, одетые еще совсем.
Оказалось — не совсем. Вслед за ней в дверях возник босой и голый по пояс кавалер.
— А вот и эльф! — Костя ткнул в его сторону пальцем.
Но мы для него не существовали.
— Рози, вы бежали! — развел эльф по-театральному руками.
— Гансик, ты меня уже достал! — возмутилась фея. — Иди в трещину!
— Дорогая, как я счастлив! — Гансик, словно на колесиках, подкатился к раковине, выпрямил отбивающуюся Рози и заключил ее в объятия. В этом она приняла участие без возражений.
— Я вас достал, и вы достанетесь мне, именно так я понимаю ваш намек на трещину, милая!
Он подхватил фею на руки, но она так взбрыкнула, что они чуть не свалились. Тогда он, подсев, перевалил ее через плечо и вынес, обмякшую, из кухни.
— С этими все ясно, — констатировал Константин.
— Пожалуй, — согласилась я.
Он извлек откуда-то два тонюсеньких бокала, наполнил их на треть из квадратной, обклеенной крест-накрест золотой лентой бутылки. Из внутреннего кармана достал и бросил на стол пачку денег в банковской упаковке.
— Какой-то хлюст в руку сунул. Нет, не хозяин. Сказал — за то, чтобы я им не мешал.
— И чего ж тут злиться?
— Да я не против, — он хмыкнул, — чем больше, тем лучше!
— Так чего же?
— А, черт!.. Меня просто убивает их самомнение. Сам из себя — щенок мозглястый, в голове — семь дыр и пустота за ними полная, а апломба — будто у потомственного дворянина. Господа!
