Марина Серова - Под ручку с мафией
Черт дернул меня не оглядеться раньше! Увлеклась, профессионалка! Добрый молодец совсем недалеко уже, потихоньку движется ко мне. А у самого хвост струной, нос по ветру, уши торчком и в глазах блеск. Все, будто у охотничьего пса при виде дичи. Подстраховался Джентльмен, охрану себе организовал. Как я об этом не подумала? Ой, Та-нечка, уноси свои подошвы!
А дальше — все, как в том анекдоте: я в переход — он за мной, я по галерее — он за мной, я носом в служебную дверь и сразу — на лестницу, прижалась к стенке, дрожу, словно овечий хвост, и слушаю шлепанье его башмаков по коридору. Сунулся сюда, и вместо того чтобы дать ему сбежать вниз, а самой, по всем правилам, двинуть в обратную сторону, протягиваю ногу. Мало что видя со свету, он задевает за нее и классически гремит по ступеням. Фиг тебе, а не фотоаппарат, счастливого пути!
Как я очутилась на улице — неведомо. Помню только, что, галопируя вниз с галереи, едва не смела на лестнице мужика в полушубке со здоровенным рюкзаком в руках. И что орал он мне вслед что-то нехорошее. На церемонии не было времени. Лопатками чувствовала погоню так явственно, что кровь, казалось, кипела от адреналина.
На улице кинулась к грязненькому «Москвичу» с желтым фонариком на кабине, вбилась вовнутрь, гаркнула оторопевшему хозяину:
— Быстро, к черту, к дьяволу, за поворот, по дворам, куда хочешь, только в темпе! — и мазнула ему под носом сотенной бумажкой.
Реакция и обоняние у него оказались хорошими. По-сельскохозяйственному взревев, машина лениво тронулась с места. Извернувшись корпусом на сто восемьдесят градусов, я увидела, что из аэровокзала, прихрамывая, выскочил мой преследователь и, придерживая одну руку другой, поскакал к стоящей неподалеку «бээмвэшке».
— Быстро, отец, — торопила я своего извозчика, — а то с меня сейчас шкуру спустят, не раздевая!
— Да что ж тебя угораздило-то! — бурчал он, манипулируя рычагами и педалями, косясь на сотню, подрагивающую поверх приборной доски.
— Так вот, гораздило, гораздило и угораздило!
Он, кособоча на сторону отвисающую челюсть, тоже оглянулся. «Бээмвэшка» с трудом выдиралась из ряда вплотную стоящих к ней машин.
— Эти, что ль?
— Они!
Трясясь, лязгая металлом и зубами, мы весело катили по дороге к повороту.
— Слушай внимательно, отец, — быстро и убедительно взялась я за инструктаж, — сразу после поворота тормознешь, я вывалюсь, а ты дуй что есть мочи, там дорога под горку пойдет. Ты дуй куда-нибудь подальше и не останавливайся нигде, помни — эти, что сзади, попадись ты им, из тебя и твоей колымаги могут сделать винегрет.
— Я по дворам, по дворам! — кричит он, поворачивая. А ничего, разбежалась машинешка. Бетонная стена — ограждение летного поля — все дальше отодвигалась от дороги и окончательно увернула вправо. Сзади пока было пусто.
— Стой! — скомандовала я и едва не треснулась лбом о лобовое стекло. Хороши тормоза!
— Удачи тебе, отец! — крикнула, выскакивая из машины. Он что-то запричитал в ответ, терзая рычаг передач. Взвыв, «Москвич» принял с места и покатил, набирая скорость. Я махнула через дикий газон к стене и едва успела укрыться за ее углом, как мимо со свистом пролетела «бээмвэшка» с преследователем. Что будет!
Будь что будет, а рисковать пришлось. Стараясь сохранить дыхание и чистоту одежды, я затрусила по тропинке вдоль стены обратно к аэровокзалу, видная с дороги как на ладони. Времени до объявления посадки на питерский рейс оставалось в обрез.
Выскочив к накопителям, я резко сменила темп и двинулась вдоль стеклянной стены вальяжной, неторопливой походкой.
Одна из дверей дальней от меня секции была открыта, и через нее сочилась наружу вереница людей. Юное создание в синем плаще, держась рукой за металлический косяк, добросовестно контролировало их истечение. Здесь происходил заключительный этап процесса возвращения людей с небес на землю.
Поморгав, зажглись лампы еще в одной секции. Над ее входом высветилась неоновая надпись: «Идет посадка на рейс…», и тут же над местностью загрохотал гнусавый голос, объявивший посадку на Питер. Сейчас здесь станет людно.
Подойдя вплотную к юному созданию, я некоторое время смотрела на нее в упор очень серьезными глазами, пока ее рассеянное по пассажирам внимание не обратилось целиком ко мне, и заговорила не раньше, чем почувствовала, что вопрос о принадлежности моей персоны уже вертится у нее на языке.
Состроив гримасу, напоминающую улыбку, и воспользовавшись информацией с карточки, пришпиленной к ее груди, я с холодной вежливостью проговорила:
— Привет, Оленька, у тебя все спокойно?
И после паузы, достаточной для формирования ответа, но слишком короткой для его произнесения:
— Дмитрий на месте?
Действовать дальше пришлось бы нагло, если б судьба не послала пассажира с невероятных размеров баулом.
— Это безобразие! — Положив руку на плечо Оленьки, я слегка подтолкнула ее в сторону тащившего этот багаж.
— Такие мешки запрещено брать с собой в салон, это не ручная кладь, туда пулемет упаковать можно, я рапорт подам на экипаж!
И, отодвинув Оленьку в сторону, я, до предела возмущенная, решительно вошла в дверь, внеся небольшую сумятицу во встречный людской поток.
Мне везло, и явно в конце дня везло больше, чем в начале. По крайней мере, проникнуть на летное поле за счет вранья, состоявшего всего из пары фраз, я никак не рассчитывала. И в накопитель, назначенный для питерского рейса, я попала совершенно свободно, через дверь, хотя ее обычно держат на замке до самого вывода пассажирского стада к самолету. Это было замечательно. Я серой мышкой пристроилась на скамеечке в уголке, надеясь на незаметность и удачу в дальнейшем. Вскоре помещение стало быстро заполняться людьми, и опасность быть замеченной и выдворенной миновала. Несмотря на владевшее мной возбуждение и желание высмотреть свой «объект» сквозь витринное стекло стены, я продолжала сохранять неподвижность до появления среди толпы мадам Шубаровой. Выждав еще малое время и убедившись, что процесс прощания она закончила и попыток к общению с внешним миром не предпринимает, я взяла на себя смелость окликнуть ее:
— Элла Владимировна!
Среди суеты, гула голосов и разнообразных шумов мой оклик прозвучал совсем негромко, однако достиг нужных мне ушей, заставив мадам завертеть головой.
— Элла Владимировна, идите сюда, здесь можно присесть.
Она меня заметила. На ее лице отразилось радостное удивление, и наша встреча состоялась.
— Боже мой, Танечка, как это неожиданно! Из багажа у нее был только кейс, который, усевшись рядом со мной, она разместила у себя на коленях.
— Неужто вы тоже летите? А как же Стас?
— Нет, не лечу. Не удержалась от искушения задать вам на прощание несколько вопросов.
Тянуть резину не было времени. Мне необходимо успеть удовлетворить любопытство не позже окончания процедуры проверки документов и фильтровки багажа улетающих.
— Вы уж извините, но я прямо к делу, — начала я. — Кто сейчас регистрировал ваш билет?
— Понятно, — она глубокомысленно качнула головой, — вы проверяете мое окружение. Или уже вышли на негодяев?
И в ответ на мой бессловесный протест:
— Хорошо, хорошо, я все понимаю! Немного посмотрели за нами, не так ли? Регистрировал Игорек Чадов, мой помощник по барам.
— На чем вы подъехали сюда?
— На машине! — взглянула на меня недоуменно: мол, на чем же еще?
— Какой марки машина? Цвет?
— «Ауди», по-моему, бордовая. Татьяна, в чем дело?
Я успокаивающе коснулась ее руки:
— Все в порядке. Кто вел машину? Чья она?
— Да Чадова же. Он и вел.
Ага, вот как. Значит, что-то я все-таки проморгала. Хотя, не зная этого Чадова, имела право его не заметить. Он же опознать меня мог.
— Вас провожал кто-нибудь еще?
— Страдаев Иван Антонович.
Я почувствовала, как поджимается живот.
— Кто это?
— Старый знакомый, еще по Москве.
— Расскажите о нем вкратце, буквально в двух словах.
— Приятель мужа, его коллега по «Внешторгу». Холостяк. Обаятельный человек, знаете. Друг семьи. Всегда был в очень хороших отношениях со Станиславом. Сейчас занимается финансами. Мы и сюда, в Тарасов, перебрались не без его помощи.
Шубарова развела руками — все, мол. Сквозь сумбур, воцарившийся вдруг в моей голове, продавился несложный, связанный с предыдущими вопрос:
— Итак, вас было трое: вы, Чадов и Иван Антонович?
Шубарова склонилась ко мне и тихо спросила:
— Танечка, за нами наблюдали? Был кто-то еще?
— Никто за вами не наблюдал, кроме меня, — успокоила я ее.
У меня чесался язык от множества вопросов, но я и так могла ее насторожить, уже не исключена возможность ее тревожного звонка Джентльмену, или как его там. Через несколько часов, после прибытия в Питер, это сделать было элементарно. И он, вполне резонно решив, что я подобралась к нему на недопустимо близкое расстояние, мог просто шлепнуть меня. Ну, хотя бы в подъезде, чужими руками и без всякой предварительной беседы.
