Владимир Михайлов - Искатель. 1962. Выпуск №3
Они уходят. Картинным силуэтом темнеет согнувшаяся под рюкзаком с образцами фигура Мишки и рядом крохотная в длиннополом смешном ватнике фигурка Вальки.
— Э-ге-ге-ге-гей!.. — кричу я.
Фигурки замирают. Поднимают бинокль к глазам тонкие палочки рук. Шарахается от крика где-то в небе гагара. Желтым заревом полыхает тундра. Я смотрю на Виктора. В сторону отвернулся мой начальник, старательно изучает серую ленту реки. Опустив длинные руки, стоит Григорий.
«Смешные мы все же люди-человеки», — думаю я.
Я сижу в палатке. Виктор и Гришка только что ушли к месторождению. Я вернулся оттуда. Мы по очереди дежурим у Лехи. Не на шутку разболелся парень.
— Нутро у него, понимаешь, протестует, — так сказал материалист Гришка.
Я привожу в порядок записные книжки. Кончается день. Сильные густые тени падают с гор. Вероятно, сегодня будет первый лед.
Первый лед, с которого жиреют и тревожными стаями мечутся гуси.
…Будут морозные ночи в палатках, будут крепкие, как дубовый шар, сентябрьские дни. Голубые ниточки тундровых рек, отмели и скалы все еще ждут нас…
Глаза Лешки лихорадочно поблескивают в сумерках палатки. Красным помидором пылает его лицо. Грипп? Воспаление легких? Тиф? Менингит?
— Переболеешь — встанешь, — сурово басил ему на прощание Мишка.
Лехе худо. Я не знаю, как быть. Он проглотил уже страшное количество кальцекса, аспирина и биомицина. Больше в аптечке ничего нет. Только йод. Йод не пьют. Эх, я знаю, что тут надо! Надо малины и бабушкино ватное одеяло. Морщинистую материнскую руку на лбу. Но где я возьму тебе маму, Лешка?
…Обмелевшие за лето ниточки рек. Озера покроются льдом. Мы будем замыкать петлю. Еще стоят нерешительной стайкой значки на карте.
— Леха, — говорю я, — ты давай в геологи. Плюнь на своих греков.
Лешка молчит. Думает что-то парень. Страшным жаром горит его лицо. Черные тени крадутся в палатку. Густым стеклом висит воздух. Белеет на западе снежник.
— Леха, — говорю я.
— Не надо… — просит он.
Ночью мне делается совсем страшно. При свете свечки Лешкины глаза блестят как-то тревожно и жутковато.
— Зуб ноет, — тихо говорит Лешка.
Я достаю вату и пузырек с соляной кислотой. Испытанный злодейский метод. Спи, Леха! Леха не спит.
Но как заменить ему мамкину руку, как согреть этого парня?
— Ты хороший парень, Лешка, — говорю я. — Это ничего, что ты пижон.
— Я не пижон, — говорит Лешка, — просто иногда так…
Ночью он легонько бредит. Я боюсь зажечь свечку, чтобы не разбудить его. Слушаю.
— Рыбы, — говорит Лешка. — Куда плавают рыбы? В воде же темно, они не знают, куда плыть. Надо зажечь им костры, чтобы видели, а то как же… Зажгите костры в океане…
Он много говорит. Я не могу заснуть.
Наутро приходят Виктор и Гришка. Гришка варит очень крепкий чай и разбавляет его спиртом. Потом заставляет Лешку выпить эту взрывчатую смесь. Лешка лежит в двух мешках и обливается потом.
— Порядок! — говорит Гришка. — Дедов способ. Любую простуду вышибает.
ФинишЯ издали замечаю Мишку. Одинокая темная фигура спускается по желтому склону холма.
— Мишка идет! — говорю я ребятам. — Один.
— Мишка? — суетится Григорий. — А у меня чай не готов. Он возится за палаткой с примусом. — Миша любит чай крепкий. Миша любит чай горячий. Не подкачай, Григорий, — говорит он сам с собой.
Мишка подходит шагом до смерти уставшего человека.
— Привет, бродяги! — здоровается он.
Только голос у Мишки не под стать словам. Такой серьезный голос.
— Ну как? — спрашивает Виктор.
— Порядок! Как в аптеке.
Я смотрю на Мишку. Чуть кривоватая улыбка застыла у него на лице. Резкие морщины режут лоб и щеки. Грязная тельняшка торчи г из ватника. Видимо, здорово устал парень.
— Мишка, — говорю я, — а ведь мы уже взрослые люди. Нам по тридцать. Мужики мы. А я все думаю, что ребята!
Ничего, что небо очень злое,
Пусть пурга метет вторые сутки.
Верь, что будет небо голубое, —
Голубей чукотской незабудки, — мурлычет за палаткой Григорий. Очень ему нравится эта песня.
— Гриш, мы тебя в консерваторию определим. Ладно? — доносится из палатки.
— Если условия подойдут, то можно и в консерваторию, — миролюбиво отшучивается тот.
— А что ж! Люстры, поклонницы, аплодисменты, — рассеянно замечает Мишка. — Значит, так.
— Ай-хо, старик! — говорю я.
Мишка устало улыбается. Виктор тихо подходит к нам.
— Миш, ты извини, — говорит он.
— За что?
— Так. Вообще извини.
— Все мы люди… — вздыхает Мишка.
Глупая, между прочим, поговорка «Жизнь — это как стрела» почему-то вспоминается мне.
— А чай уже готов, — вполголоса сказал Григорий.
Глеб Голубев
ВЕНЕРА, ВАМ СЛОВО!
Надо сказать, что редакция «Искателя» дала нелегкое задание корреспонденту Г. Голубеву: взять интервью у планеты Венеры оказалось очень сложно. Несмотря на использование самых различных средств связи, Венера не отвечала на вызовы. Это молчание в конце концов стало столь загадочным, что наш корреспондент испугался и принялся рассматривать ночное небо: не случилось ли чего-нибудь с Венерой? Но она, как обычно, сияла на небосводе. Тогда решено было перехитрить упрямую планету. Наш корреспондент воспользовался в качестве позывных музыкой и песенками из последней постановки Московского мюзик-холла «Москва — Венера, далее везде!» — там ведь на все лады воспевается интересующая нас планета. Расчет оказался правильным…
— Помолчите! — послышался капризный голос. — Дайте подслушать спокойно такую чудесную музыку! Что вы все время кричите: «Венера! Венера!» Что вам от меня нужно?
— Но, дорогая Венера… Мы давно пытаемся побеседовать с вами…
— Спохватились! А раньше вы не могли мной заинтересоваться?
— Видите ли, по плану, составленному в редакции…
— Вы хотите сказать, что моя очередь подошла только сейчас?!
(Это, вспоминал наш корреспондент, было произнесено таким тоном, что стало ясно: беседа может немедленно оборваться. Пришлось в течение получаса говорить только комплименты и цитировать все известные ему стихи, в которых воспевалась Волшебная Утренняя Звезда, она же Звезда Любви, она же Вечерняя Звезда… Но ради экономии меета мы эту лирику опускаем.)
— Не понимаю мужской логики, — уже более спокойно сказала, наконец, Венера. — Предоставляете слово сначала Луне, потом Марсу. И каждый из них наперебой хвастает своими загадками.
На лице Луны вы давно изучили каждую морщинку, каждое пятнышко и смогли даже убедиться, что с обратной стороны она не более удивительна… И что вообще в ней загадочного? А этот старый хвастун Марс? Вся физиономия в каких-то безобразных пятнах и шрамах, а вы восхищаетесь тайнами «каналов» и «морей». Вот я действительно загадка: моего лица вы никогда не видели.
— Да, ваша облачная вуаль доставляет массу хлопот астрономам. Все они втайне мечтают, чтобы вы приоткрыли ее хоть на миг.
— И не подумаю! Тогда вы моментально поставите меня на какое-нибудь сто первое место в ваших редакционных планах. А пока загадочность делает меня еще привлекательнее, не правда ли?
— Пожалуй, это верно, дорогая Венера, но не кажется ли вам, что во всем надо соблюдать меру? А то какую гипотезу ни выскажут о вас ученые, она очень быстро оказывается недостоверной.
— С удовольствием принимаю этот тонкий комплимент. Однако за последние годы, даже буквально за считанные месяцы, вы ведь ухитрились узнать обо мне кое-что новое.
— Да, кажется, удалось, наконец, достаточно точно установить ваши размеры. Прежде различные исследователи при определении вашего радиуса расходились в расчетах на двести с лишним километров, и, конечно, они сознавались, что это «совершенно нетерпимо в отношении столь близкой к нам планеты». Последние расчеты советского профессора Д. Я. Мартынова показали, что на высоте облачного слоя ваш радиус немногим превышает 6 100 километров.
— Неплохо. Но это опять-таки на высоте облачного слоя…
— Пользуясь тем, что световые волны различной длины по-разному проходят сквозь облачный слой, наши астрономы сумели в какой-то степени сделать вашу вуаль прозрачной. А снимки в ультрафиолетовых лучах позволили заметить на вашей поверхности какую-то систему полос. По их движению удалось определить местонахождение ваших полюсов. Они занимают примерно такое же положение, как и у Земли: угол между осью вашего вращения и плоскостью орбиты составляет 60–70 градусов, не так ли?
— Вы забыли, что эти расчеты верны лишь в том случае, если полосы на моей поверхности параллельны экватору…
