Марина Серова - Крайняя мера
Ангелина Павловна отняла руки от лица. Кожа на щеках горела красным цветом.
— Был такой грех, — с трудом произнесла она. — Не буду скрывать, я желала Владимиру Георгиевичу смерти. Желала от всей души. Когда я вынимала моего брата из петли, дело решали какие-то секунды. Я никогда не забуду его лица, когда он пришел в себя. Я уже все простила Корнелюку, но этого я просто не в силах забыть.
— «Не простишь — не будешь счастлив», — привела я старую пословицу.
— Совершенно верно, — вздохнула Ангелина Павловна, — но мы все учимся на ошибках. Правда, иногда эти ошибки бывают слишком тяжелыми… Но Всевышний меня уберег. Я действительно устраивалась в этот дом с намерением отомстить Корнелюку. Все было подстроено очень ловко — я узнала о болезни Владимира Георгиевича и решила, что судьба дает мне шанс. Пока он был в силе, я даже не могла подумать о том, как к нему подступиться, а тут такая роскошная возможность! Я дала объявление в газету, и в день ее выхода пришла сюда сама, сославшись на то, что в редакцию позвонил кто-то с работы Владимира Георгиевича и рекомендовал мне обратиться по этому адресу.
— То есть вы знали от брата, что Корнелюк в беспомощном состоянии, и решили, что эта рекомендация, которую вы придумали, — звонок с его работы в редакцию, — прибавит вам очков, — уточнила я.
— Конечно, — кивнула Ангелина Павловна. — И судьба улыбнулась мне — меня приняли на работу. Я стала ухаживать за Корнелюком. Смотрела с торжеством на его беспомощное тело и думала: вот тебе, вот тебе за все! И, знаете, это состояние длилось недолго. Если в первый день моего пребывания здесь я всерьез думала, как отправить Владимира Корнелюка на тот свет поаккуратнее, то вскоре я поняла, что торжествовать победу, в общем-то, нечего.
— Я вас понимаю, — вздохнула я. — Вы имели дело с собственными яростными фантазиями, а тут столкнулись с реальностью.
— Совершенно верно, — согласилась со мной Ангелина Павловна. — Мало-помалу я стала понимать, что мне здесь доверяют, что Владимир Георгиевич нуждается в моей заботе, что Митя Корнелюк — умный мальчик, не испорченный роскошью и бездельем. В общем, все оказалось по-другому, нежели я предполагала, когда горела желанием отомстить. И знаете, что самое главное?
Я догадывалась, но разрешила Ангелине Павловне объяснить, пообещав себе, что я буду слушать ее не больше пяти минут.
— Я поняла, что месть, гнев, обида разрушают человека изнутри, — поведала мне Ангелина Павловна. — Как-то раз я вдруг словно взглянула на себя со стороны. Вот мой брат — он не держит зла на Владимира Георгиевича, вот сам Корнелюк — можно сказать, уже не жилец, вот его семья. А вот я, в груди которой полыхает пожар неутоленной злобы. Так выходит, что я сама в себе его разжигаю. Моя месть никому не нужна, понимаете?
Я кивала, время от времени поглядывая на часы. Хорошо, что Ангелина Павловна со мной столь откровенна, но концерт все же скоро закончится…
— То, что я несла в себе, оказалось никому не нужными страстями, — завершала свой рассказ сиделка. — Я поняла, что сама делаю себя несчастной, культивируя в себе злобу, разжигая этот внутренний пожар. И вот, в один прекрасный день он погас сам собой. И все это исчезло, как ядовитый дым, развеянный ветром. Пришли новые чувства — любовь, забота, понимание. Верите ли, теперь Митя для меня — как родной сын…
— Верю, — сказала я, решительно поднимаясь с кресла. — Хорошо, что вы мне все это сказали. Уверена, что рано или поздно вы расскажете обо всем Мите, и он вас поймет и простит. Спасибо вам за откровенность… Я бы еще посидела с вами — я понимаю, как вам хочется выговориться до конца, но мне нужно ехать.
Глава 15
Слава богу, я успела. Концерт еще не закончился, и ребята доигрывали Стравинского — я сверилась с программой и убедилась, что впереди еще по крайней мере минут десять-пятнадцать.
Тяжело дыша, я протиснулась сквозь толпящихся в проходе людей, стараясь не производить много шума и пристроиться где-нибудь возле колонны — так, чтобы мне было видно оркестр.
Ага, Митя на месте. Сидит на стульчике и играет на своем инструменте, не отрывая глаз от установленных на пюпитре нот.
Я с облегчением вздохнула и пообещала себе: все, это в последний раз. Больше я от Дмитрия Владимировича — ни на шаг не отойду.
Прислонившись взмокшей от пота блузкой к белому холодному мрамору колонны, я полуприкрыла глаза, — чтобы все же не выпускать из поля зрения оркестрантов, — и принялась перебирать в уме все события, случившиеся за эти два сумасшедших дня.
Визит Мити ко мне, наш обед с Ольгой и Ангелиной, прогулка, закончившаяся покушением, разборка в милиции, встреча с Крюковым, допрос Киски, ночь любви с Дмитрием Владимировичем, после которой он стал мужчиной, перехват Жоржика в городском парке, спасение Усова от кредиторов, поездка к его подельнику Богомоленко, встреча Мити с матерью, которая не видела его столько лет…
Вон она, кстати, сидит в третьем ряду — мне отсюда был хорошо виден ее завитой затылок. Кажется, вытирает глаза платочком…
Так, не будем отвлекаться. Потом у нас была бешеная гонка до консерватории, затем я вышла на одиночную трассу — визит к Шансу и тяжелый разговор с Ангелиной Павловной, ставшей из одержимой местью фурии действительно «добрым ангелом» семьи Корнелюков.
А общий результат, как ни грустно это признать, — пока что нулевой.
Я до сих пор не знала, кто и зачем пытался убить Митю. Знала, кто этого не делал, но ведь этот-то список можно было продолжать до бесконечности. Как же выстроить дальнейшие поиски?..
Кто-то тронул меня за рукав. Я быстро оглянулась и встретилась глазами с Ольгой.
— Извините, что отвлекаю вас, — прошептала она, — но не могли бы вы со мной отойти?
Я кивнула и стала пробираться в обратном направлении, на ходу извиняясь.
Мы вышли в пустой холл. Ольга подвела меня к окну и, присев на подоконник, закурила, стряхивая пепел, нараставший на ее сигарете по ходу нашего разговора, куда-то за гипсовый бюст Бетховена.
— Прости, что я выдернула тебя с концерта, — проговорила она довольно холодным тоном, — но это была единственная возможность переговорить с тобой с глазу на глаз. Ведь, насколько я понимаю, ты от Мити не отходишь. Или он мотается за тобой, как привязанный…
Последовала нервная затяжка, уменьшившая сухую сигаретку «Мальборо» на четверть.
— В общем, я очень не люблю неопределенности, — уже спокойнее продолжала Ольга. — До того, как ты появилась, я думала, что у нас с Митей рано или поздно все наладится. Но теперь вижу, что мои шансы резко пошли вниз.
Я прислушалась к длинной ноте, которую протянули виолончели. Вслед за ней последовала короткая пауза, и оркестр вновь заиграл. Кажется, это было последним произведением, обозначенным в программе.
Пожалуй, не следует пудрить мозги бедной девушке. Надо наконец объясниться.
Я осторожно взяла из ее пальцев сигарету, глубоко затянулась и, поскольку тлеющий огонек доставал уже почти до фильтра, загасила окурок о подошву и отправила его за спину Бетховена.
— Я буду говорить коротко и внятно, — предупредила я. — Все вопросы потом, договорились? Я вовсе не отбиваю у тебя твоего парня. Ваши отношения, если честно, мне почти до лампочки. Я — частный детектив и личный телохранитель — пятьдесят на пятьдесят. Митя меня нанял, так как его хотели убить. Вот моя лицензия.
— Ой, только не надо придумывать всякую ерунду, — сморщилась Ольга. — А бумажку любую отксерить в наше время — плевое дело, так что засуньте ее себе…
— Так и знала, что ты не поверишь, — вздохнула я. — Хорошо, я тебе докажу. Пачку дай из-под сигарет. Ага, спасибо. Сиди вот так и не двигайся. Конечно, если тебе жизнь дорога.
Я встала с подоконника, сделала три шага вперед, на ходу вынимая из сумочки «ППС», и, резко повернувшись, выстрелила, почти не целясь.
Не знаю, что было белее в этот момент — побелка стены или лицо Ольги. Она в ужасе посмотрела на искореженную пачку «Мальборо», которую снесло к ее ногам, а потом на дырку в стене как раз над ее головой. Затем подняла глаза на меня и открыла рот.
— Закрой, а то воробей залетит, — зло пошутила я, возвращаясь к подоконнику и усаживаясь рядом с ней. — Теперь усекла?
Ольга окаменела, словно стоявший рядом с нами бюст. Конечно, я поступила жестоко, но что делать, если нужно было предъявить реальное доказательство своих слов. Так оно как-то нагляднее…
— И давай обойдемся без эмоций, — устало произнесла я. — У вас своя жизнь со своими правилами, у меня своя. Сейчас они пересеклись, завтра — разойдутся по своим колеям. Но условия сегодня диктую я, потому что на данный момент я рядом с Димой и на него работаю. Да, если хочешь знать, мы переспали. Но это ровным счетом ничего не меняет. По крайней мере для меня. Я всего-навсего детектив; если хочешь, взгляни на лицензию. Да не молчи ты, как рыба об лед! Может быть, тебе продемонстрировать еще что-нибудь, кроме моего бесшумного пистолета, чтобы ты обрела дар речи?
