Марина Серова - Кости не лгут
Петрович всхрапнул, как коняшка, повернулся к стенке и вновь засопел. Честно говоря, глаза у меня тоже слипались. Мерно жужжащий вентилятор разгонял жаркий воздух по углам комнаты. Гуденье этого чуда техники сливалось с дребезжанием целого выводка мух, тщетно стремящихся прорваться через оконное стекло на улицу. Вот будет номер, если я усну! Нет, пора начинать представление. Вот только главного актера разбужу…
Как бы это все поэффектнее обставить?
Пальнуть по вентилятору? Громко запеть песню? Вставить между пальцев спящего спички и поджечь? Я усмехнулась.
Вдруг Петрович глубоко вздохнул и сел на раскладушке. Я даже вздрогнула от неожиданности. Он широко зевнул и, не замечая меня, прошлепал босыми ногами к столу. Открыл какой-то пакет и начал с хрустом жевать, чавкая и роняя на пол крошки изо рта. Вот свинья.
Я громко кашлянула. Голая спина Петровича застыла. Жевательные звуки стихли. Он осторожно обернулся. С набитым ртом, скотина.
— Здравствуйте! — широко улыбнувшись, сказала я.
Петрович молчал. Да и где ж ему разговаривать — ротовая полость, что называется, под завязочку.
— Да вы прожуйте, прожуйте, господин… не знаю уж, как вас там… кроме отчества. Не выплевывать же.
Он боязливо задвигал челюстями, следя своими маленькими глазками за стволом моего пистолета. Когда последние кусочки пищи провалились в его отвисшее брюхо, Петрович все еще продолжал жевать вхолостую. Боялся, видимо, не хотел разговор начинать.
Так я начну. Уф, сегодня уже со вторым по счету ублюдком речи завожу. Ну-с, приступим по стандарту.
— Жить хочешь, Петрович? — просто спросила я.
Он открыл рот, недоверчиво посмотрел на меня и хрипло произнес:
— Ну-у… хочу…
— А коли так, тогда слушай. — Я решила обойтись без всех дипломатических тонкостей, — мне нужны Саша Крысан и Виталик Ножкин. — Я впервые заметила, какое смешное сочетание получается — «Виталик Ножкин» звучит примерно как дурдом «Солнышко». — Так вот, Саша Крысан и Виталик Ножкин. Живыми.
На лице Петровича не отразилось абсолютно ничего. Я забеспокоилась. Тем не менее продолжала:
— Итак, мы имеем два варианта — первый: ребята у меня, ты жив. Топчешь землю-матушку, жрешь всякую дрянь из цветных пакетиков. И вариант второй: я пацанов не получаю, и ты скоропостижно отдаешь концы. Землю-матушку, соответственно, уже не топчешь, тебя туда зарывают. Ферштейн?
Петрович глубоко задумался. Странный человек! Я бы на его месте, например, ни секунды размышлять не стала — что может быть дороже жизни?
А может, он просто время тянет?
— Петрович, лапочка, — позвала я, — чего загрустил? Давай будешь ответ держать.
— Их тут… нет, — глухо ответил он.
Отчего-то я ему не поверила. Попыталась заглянуть в его глаза — ничего не вышло, они превратились в совсем крохотные щелочки. И вдруг мне стал понятен ход его мыслей: оснований доверять мне у него нет, скорее наоборот. Как ему кажется, как только он выдаст мне ребят, я его пристрелю (кстати, очень может быть, если рыпаться будет). И говорить, что они мертвы, ему тоже невыгодно — вдруг я за их смерть на нем решу отыграться. Так что Петрович избрал единственно разумный выход из положения — не сказал, что они мертвы, и сообщил, что их тут нет. В этом случае, по его мнению, за его жизнь можно что-то дать — без Петровича-то я ребят вряд ли найду.
А если он мне соврал и они заперты где-то здесь? Но где? Тут же все-таки не «Запад». Помещеньице несколько поменьше. А вдруг?..
Ну конечно, как я сразу-то не догадалась? Где ж еще можно спрятать двоих парней в таком домике?
Только в погребе!
Не опуская пистолета, я посмотрела на пол — так и есть, в середине комнаты в деревянном покрытии ясно угадывались очертания крышки погреба. Я была уже готова испустить победный вопль — подумать только, может статься и так, что мои поиски подошли к концу, как вдруг краем глаза заметила стремительное движение. Это Петрович решил проявить активность — бросился за своим револьвером.
Я моментально вздернула свой ствол на уровень с его головой:
— Стоять!
Петрович замер на расстоянии одного шага от своего оружия. Он сгорбился и медленно поднял руки вверх.
Ух ты, мать моя женщина! Какой быстрый! Вот двигался бы он еще чуточку быстрее, да и, кстати говоря, были бы в том револьвере патроны, тогда платежка моя за конспиративную квартиру так и осталась бы у меня в кармане.
Неоплаченной.
— Ты чего, Петрович, — спросила я, — зажмуриться захотел? Ну-ка отойди во-он к стене. Встань рядом со столом.
Он молча повиновался. Потом внезапно спросил:
— И какая мразь меня заложила?
— Оглоед, — соврала я.
Ну не губить же мне было хорошего осведомителя! Тем более к Оглоеду я никаких чувств, кроме неприязни, конечно, не испытывала. Пусть теперь от своих получит.
Петрович злобно блеснул глазами и застыл с поднятыми руками.
— Так как, — сказала я, — мне самой вот эту крышку открывать? Или ты слазишь в погреб? — Произнеся это, я вперилась глазами в него.
Угадала или нет?
Петрович стоял, не опуская рук и тупо глядя в стену. По его лицу снова ничего нельзя было понять. Если бы я не знала, что он руководит бандой, то наверняка решила бы, что он просто дебил.
Внезапно он мельком глянул на меня неожиданно осмысленным взором и медленно, не опуская рук, двинулся к погребу.
— Я сам полезу, — произнес он.
Секунду я протормозила, потом до меня дошло.
— А ну назад! — заорала я. — Встань на место!
Господи, ну какая я дура! От этой жары у меня последние мозги размякли. Вот чуть было не допустила ошибку. Залез бы Петрович в погреб, закрылся там, и хрен его вытащишь потом. Даже если б в погребе на самом деле были бы ребята, они б ему вряд ли смогли помешать — не думаю, чтобы их кормили здесь вдосталь. Силенок не хватит, а Петрович вон какой здоровый!
Теперь он опять отошел к столу и прежним своим бессмысленным взором глядит в сторону. Мне стало не по себе — этот Петрович хитер какой-то звериной хитростью. Такой, наверное, ход мыслей был бы и у пещерного человека, загнанного в угол охотниками враждебного племени.
Вдруг во дворе послышались грубые голоса, изощренные матерные вариации.
Черт возьми!
Петрович встрепенулся и перевел на меня сразу ставший тяжелым взгляд. Я ясно прочитала в его глазах торжество и злобную угрозу.
Да нет, сокол мой, погоди!
Прямо со своей табуретки я сиганула к нему. Голоса бубнили уже в сенях. Петрович попытался было отпрыгнуть от меня — пробовать драться он не стал, видимо, наслышан, да и ствола моего боится. Я, молниеносно перехватив пистолет за дуло, врезала этому ублюдку по лбу тяжелой пистолетной ручкой. Дотянулась. Хотела в висок, но получилось по лбу. Да и то — вскользь.
Петрович даже не упал. Только покачнулся. Он и крикнуть-то толком не успел — снова взяв пистолет по-человечески, я ткнула дуло ему в ухо:
— Молчи, мразь!
В ту же секунду занавеска отодвинулась, и на пороге комнаты показались два бритоголовых амбала. Увидев нас, они недоуменно раскрыли рты и попятились. По-моему, они были среди тех остальных бандитов, когда нас с Василием накрыли в «Западе».
Итак, в нашей трагикомедии появились новые лица.
Этого еще не хватало!
— А ну, заходите! — крикнула я. — А то!..
Они несмело шагнули в комнату. Опустив руки по стойке «смирно», встали у окна. Оружия у них, слава богу, не было. На обоих были только длинные спортивные шорты, гигантских размеров золотые кресты на золотых же цепях, способных свободно удержать любого сторожевого пса. Лишенные волосяного покрова головы напоминали задницы — по форме. Да и наверняка — по содержанию.
Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров. Все интереснее и интереснее. Я перевела дух, резко обхватила левой рукой рыхлую мокрую шею Петровича. Встала у него за спиной, так и держа дуло своего пистолета у него в ухе. От Петровича мерзко несло потом. Как мне противно ни было, пришлось прислониться к его спине, холодной и влажной от пота. Ничего, потерплю.
Я еще раз глубоко выдохнула и спросила добрых молодцев:
— Кроме вас, еще кто-нибудь сюда придет?
— Не… Не… — отозвались оба хором.
Вот кто их знает — врут или нет? Хотя, по-моему, на такой сложный процесс, как обман, их явно скудных умственных способностей не хватит.
В любом случае времени терять не стоит.
— Слушайте, ребятки, — начала я, — будете хорошо себя вести… ну там приказы мои выполнять, вот этот вот дяденька, — снова с силой ткнула стволом пистолета в ухо взвывшего от боли Петровича, — этот вот дяденька не умрет. Ферштейн?
Потом с сомнением посмотрела на них и перевела:
— Понятно?
Они открыли рты и утвердительно замотали головами.
— Прекрасно. В таком случае один стоит на месте, другой лезет в погреб и выгребает оттуда… все, что найдете. Давайте!
