Джорджо Щербаненко - Венера без лицензии
– И что же?
– Больше всего меня поразила быстрота... – Она рассказывала без тени улыбки. – Впоследствии, при повторных экспериментах, я никак не могла понять: почему же все так быстро. Думаю, чтобы взвесить что-то на аптечных весах, и то потребовалось бы больше времени. И от такого краткого, почти молниеносного события зависит едва ли не все наше существование! У меня много написано по этому поводу, но вы наверняка не станете читать мои заметки.
Это уж точно, но он ушел от ответа:
– Если я правильно понял, именно ваш эксперимент стал прелюдией к знакомству с Альбертой Раделли.
– Как раз на следующий день мы и познакомились. Один мой сокурсник пригласил меня на коктейль, его отец – глава крупного концерна по производству бюстгальтеров и купальных костюмов, так вот, они разработали новые модели купальников, и в большой гостиной отеля «Принчипе» должна была состояться презентация.
Мне бывать на таких приемах еще не приходилось, и я пошла. Там было полно лесбиянок, они мне проходу не давали – слетелись, как пчелы на мед, но пожужжат-пожужжат и отстанут, видимо сообразив, что я не тот цветок, за который они меня приняли... Мне стало очень противно, я уж хотела уйти, вдруг смотрю: стоит такая же потерянная, как я. Это была она, Альберта. Я никогда ни с кем дружбу не водила, у меня и сейчас нет друзей, но с Альбертой мы всего час спустя были вроде сестер, все про себя друг дружке рассказали, как на духу. Я с лицейской поры ни разу не встречала человека, с кем можно было бы поговорить на общие темы – ну пусть не о судьбах мира, так хотя бы о процентном соотношении мужчин и женщин в политических кругах. Сегодня если и обсуждают, то лишь две общие темы – проблему свободного времени и воздействие машин на человека – в строгом смысле это даже и не тема. Вы согласны?
На сто процентов – может быть, потому что пиво уже ударило ему в голову: действительно, свободное время, машины, человек – ну что это за темы!
– Мы ушли с коктейля, и она притащила меня к себе. В одиннадцать часов мы все разговаривали, ближе к полуночи вспомнили, что ничего не ели, она сделала тосты с сыром, и мы не могли разойтись до половины второго.
– О чем же, интересно, вы говорили?
Пять часов одних разговоров – невероятно, впрочем, Ливия Гусаро лгать не станет, разве что лесбиянка может разговорами назвать и нечто более сложное. Однако подозрение тут же рассеялось, главным образом из-за той пламенной страсти, какая прозвучала в ее ответе:
– Последние три часа мы, по-моему, говорили только о проституции. Я ей рассказала об эксперименте, поставленном накануне... вы теперь понимаете, почему так важно то, что предшествовало нашему знакомству? В ответ на мое признание Альберта заявила, что уже несколько месяцев проводит подобные эксперименты. Не ради науки, конечно, просто деньги нужны. В Милане – она ведь была из Неаполя – Альберта скоро очень поняла, что ей здесь туго придется. Мечтала поступить на сцену, но оставила эту свою затею сразу же после общения со швейцарами в театрах. Зато благодаря своей фигуре и внешнему лоску быстро нашла работу продавщицы, однако и тут либо покупатели, либо хозяева рано или поздно ставили ее в такие условия, что ей ничего не оставалось, как уволиться. Поэтому, стоило ей оказаться в стесненных обстоятельствах, она выходила на улицу и возвращалась, чувствуя себя в материальном отношении уже гораздо спокойнее. Я выспросила у нее все подробности таких прогулок, половина моих записей основана на данных Альберты. Если бы я не боялась, что меня поднимут на смех, то, пожалуй, сейчас могла бы написать трактат на тему «любительской» проституции... Но в тот вечер нас обеих прежде всего занимал вопрос: с социальной точки зрения следует ли предоставить женщине право торговать собой, что называется, «без лицензии»? То есть по собственному желанию, без какого бы то ни было принуждения?
Он наверняка уже пьян, а жажда все еще мучит. Ему захотелось проверить, взбесится ли она от того, что он сейчас скажет.
– Но ведь, если не ошибаюсь, у женщины; кроме права торговать собой, есть еще право выйти замуж.
Она не взбесилась: на ее лице он увидел одно разочарование.
– Не язвите. Я серьезно. Умной, интеллигентной девушке, такой, как Альберта, как многие другие...
– Как вы, например.
– Да, и как я... Этим девушкам не так-то легко выйти замуж. Конечно, все выходят рано или поздно, однако умная ищет себе достойного спутника, а найти его почти невозможно.
– Разве это причина, чтобы цепляться на улице к первому встречному? – спросил он, должно быть, задавшись целью взбесить ее.
– Вижу, вы нарочно меня бесите. Кто говорит, что это хорошо? Я же рассуждаю теоретически: следует ли предоставить женщине такое право?
Он дал ей выговориться и выудил из ее речей кое-что полезное для себя: прежде всего Альберта Раделли – это, как выразилась Ливия, «проститутка без лицензии», иными словами, представительница той формы проституции, которая в настоящее время находится в стадии развития. И все же ему нужна еще кое-какая информация.
– Знаете, я тоже очень люблю теоретические рассуждения, но моя работа требует деталей, конкретики. Вы хотя бы в общих чертах представляете себе, где; кому и зачем Альберта позировала обнаженной?
Когда она пребывала в раздумьях, выражение лица у нее становилось почти детское.
– Вообще-то у меня плохая память, но тут я кое-что запомнила, ведь именно потому я и разочаровалась в Альберте.
– Что вы запомнили? – У него будут развязаны руки, если только удастся установить личность фотографа.
– Номер – цифры я как-то легче запоминаю, скажем, у меня хорошо отложилась сумма тридцать тысяч, гонорар за эти фотографии... Я полдня потратила, чтоб доказать ей свою правоту, убедить ее мне не удалось, и все-таки, клянусь, она понимала: фотографии – это нечто другое...
Ну уж нет, на сегодня с него хватит философии. Он перебил ее:
– А что за номер?
– Семьдесят восемь – номер дома по улице... а вот название не помню. Так вот, я потому во всех подробностях ее расспрашивала, что заподозрила: тут дело нечисто, они хотят перетащить ее из любительниц в профессионалки...
Придется снова прервать; как-нибудь в дождливое воскресенье он повезет ее к Парковой башне, они усядутся в круглом баре, на самом верху, откуда видна вся Паданская равнина, и там пусть разглагольствует на свои любимые общие темы хоть до закрытия, а сейчас ему нужна информация, и срочно.
– Пожалуйста, сосредоточьтесь, это очень важно. Постарайтесь припомнить еще что-либо связанное с этими фотографиями. Номер семьдесят восемь – это почти ничего, а я должен как можно быстрее разыскать фотографа. – Почему «как можно быстрее»? После смерти Альберты уже прошел год – с чего вдруг такая срочность?
Но он, то ли по наитию, то ли еще почему, чувствовал: надо спешить.
– Я больше ничего не помню, она просто сказала: «Надо пойти к одному фотографу».
– Само собой разумеется.
– Да, вот еще что... Альберта, помнится, сказала одну странную вещь: она вроде бы должна была позировать в студии «промышленной фотографии» – не понимаю, какое отношение может иметь промышленная фотография к... обнаженной натуре?
Самое непосредственное, правда, ей он не стал этого разъяснять: студия промышленной фотографии может служить прикрытием. Итак, в доме под номером 78, на одной из шести тысяч миланских улиц, работает или во всяком случае работала еще год назад студия «промышленной фотографии», где подпольно осуществлялись и «художественные» съемки. За полдня Маскаранти, пожалуй, найдет эту студию, если она еще существует и даже если ее прикрыли.
– А не говорила она, кто предложил ей позировать?
– Говорила... Мерзкая история, терпеть не могу извращений. – Она взглянула на бармена, который нетерпеливо вертелся у порога: пора закрывать, скоро полночь. – Ее на улице остановил мужчина, они поехали на машине куда-то далеко от Милана. Он, судя по всему, человек был уже не молодой, но весьма великодушный, к ней почти и не притронулся – сказал, что в его возрасте определенные удовольствия мужчинам, к сожалению, недоступны, теперь его якобы возбуждают фотографии красивых женщин, вот если бы она согласилась позировать... И поскольку Альберта не имела ничего против, он дал ей адрес и сказал, что она может прихватить с собой подругу: каждой модели он платит за сеанс тридцать тысяч.
Иными словами, развратник-фотовизионер.
– Не знаю, верно ли я вас понял. Альберта вам сказала, что мужчина, с которым у нее было свидание, предложил ей сфотографироваться в голом виде и дал адрес фотографа. То есть Альберта должна была пойти к этому фотографу одна, а он уже знал, что надо делать.
– Да, именно так.
– Но чтобы дать понять фотографу, с какой целью она явилась, Альберта должна была как-то отрекомендоваться, назвать что-нибудь вроде пароля, не так ли? Не могла же она с порога ему объявить: я пришла сниматься голой!
