Мэри Хиггинс Кларк - Плач в ночи
Коврик, висевший на стене в детской, отправился на чердак. Дженни решила, что, если рядом с чуянной печью поставить диван, кресла и принести мягкое кресло из библиотеки, на кухне получится приятный и уютный уголок.
Дженни быстро отправилась в гостиную, сгребла в охапку часть безделушек и отнесла их к шкафу. С трудом стащила с окон гостиной и столовой кружевные портьеры, которые закрывали солнечный свет и вид из окна. Диван в гостиной был такой тяжелый, что его едва можно было сдвинуть с места. Все же Дженни умудрилась поменять его местами со столом на козлах из красного дерева. Когда она закончила работу, комната стала просторнее и уютнее.
Она прошла по оставшимся комнатам на первом этаже, делая заметки. «Понемногу за раз», — пообещала она себе. Аккуратно сложив портьеры, отнесла их на чердак. Там оказался плетеный ковер. Если не получится самой стащить его вниз, она попросит Джо.
Подергав приглянувшийся ковер, Дженни поняла, что в одиночку с ним не справится, и из любопытства посмотрела, что еще лежит на чердаке.
Ее взгляд упал на маленький синий кожаный несессер с инициалами К.Б.К. Дженни вытащила его, чтобы рассмотреть. Интересно, он заперт? Помедлив секунду, она отстегнула защелки одну за другой. Крышка несессера откинулась.
Внутри на подставке лежали туалетные принадлежности: крема, косметика и мыло с сосновым ароматом. Под этой подставкой обнаружился ежедневник в кожаном переплете. На обложке указан год — двадцать пять лет тому назад. Раскрыв ежедневник, Дженни пролистала страницы. «2 января, 10 часов утра — учительская конференция, Эрих». «8 января: ужин, Люк Гарретт, Мейерсы, Берендсы». «10 января: вернуть книги в библиотеку». Дженни бегло просмотрела записи. «2 февраля: кабинет судьи, 9 часов утра». Слушание дела о разводе? «22 февраля: заказать хоккейную клюшку для Э.». Последняя запись: «8 марта: день рождения Эриха». Эта строчка была записана голубыми чернилами. Затем другой ручкой: «19 часов, рейс «Норд-Вест» № 241, Миннеаполис — Сан-Франциско». К этой странице прикреплен неиспользованный билет в один конец, под ним — записка.
Вверху записки напечатано имя — ЭВЕРЕТТ БОНАРДИ. «Это отец Каролины», — подумала Дженни. Она быстро прочла неровные строки: «Дорогая Каролина, мы с твоей матерью не удивились, узнав, что ты уходишь от Джона. Мы очень беспокоимся об Эрихе, но, прочитав твое письмо, согласны, что будет лучше, если он останется с отцом. Мы понятия не имели об истинных обстоятельствах. У нас не все хорошо, но мы с нетерпением ждем тебя. С любовью».
Сложив письмо, Дженни сунула его обратно в ежедневник и закрыла несессер. Что имел в виду Эверетт Бонарди, написав: «Мы понятия не имели об истинных обстоятельствах»?
Дженни медленно спустилась с чердака. Девочки еще спали. Она с любовью посмотрела на них, и тут у нее пересохло во рту. Темно-рыжие волосы малышек в беспорядке рассыпались по подушкам. Наверху каждой подушки, почти как украшения для волос, лежали круглые кусочки соснового мыла. Воздух пропитался слабым хвойным ароматом.
— Маленькие красавицы, верно? — вздохнул кто-то у Дженни над ухом. Слишком напуганная, чтобы кричать, она стремительно развернулась. Ее талию обхватила худая костлявая рука.
— О, Каролина, — вздохнула Руни Тумис, в пустых глазах стояли слезы. — Ведь мы так любим наших крошек.
Дженни умудрилась вывести Руни из комнаты, не разбудив девочек. Руни охотно последовала за ней, хотя ее рука так и лежала на талии Дженни. Женщины неловко спустились по лестнице.
— Давай выпьем чаю, — предложила Дженни, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. Как Руни попала в дом? Должно быть, у нее все еще есть ключ.
Руни молча прихлебывала чай, не отрывая взгляд от окна.
— Арден любила эти леса, — произнесла она. — Уж конечно, знала, что нельзя ходить дальше опушки. Но она вечно лазала по деревьям. Усядется, бывало, вон на то, — Руни махнула в сторону большого дуба, — и глазеет на птиц. Я тебе говорила, что один год она была президентом клуба «Четыре Эйч»?
Голос Руни становился спокойнее, а взгляд, когда она повернулась к Дженни, был яснее.
— Ты не Каролина, — озадаченно произнесла она.
— Нет. Я Дженни.
Руни вздохнула:
— Прости. Наверное, я забыла. Что-то на меня нашло, один из приступов. Думала, что на работу опаздываю. Думала, что проспала. Уж конечно, Каролине было бы все равно, но мистер Джон Крюгер так строг.
— И у тебя был ключ? — спросила Дженни.
— Свой ключ я забыла. Дверь была не заперта. Но у меня же больше нет ключа, правда?
Дженни была уверена, что кухонная дверь заперта. С другой стороны... Она решила не пытаться поймать Руни на слове.
— И я поднялась наверх заправить постели, — продолжала Руни. — Но они все были убраны. А потом я увидела Каролину. То есть тебя.
— И ты положила сосновое мыло девочкам на подушки? — спросила Дженни.
— О нет. Наверное, это Каролина. Она любила этот аромат.
Бесполезно. В голове у Руни все слишком перемешалось, чтобы отделить воображение от реальности.
— Руни, ты когда-нибудь ходишь в церковь или на собрания? К вам приходят в гости друзья?
Руни покачала головой.
— Раньше я всюду ходила с Арден, в клуб «Четыре Эйч», на школьные пьесы, концерты ее группы. Но больше не хожу. — Теперь ее взгляд прояснился. — Мне здесь не место. Эриху это не понравится. — Женщина занервничала. — Ты же не скажешь Эриху или Клайду, правда? Обещай, что не скажешь.
— Конечно, не скажу.
— Ты прямо Каролина: добрая, красивая и милая. Надеюсь, с тобой ничего не случится. Было бы так ужасно. Под конец Каролина так рвалась отсюда. Бывало, говорила: «Руни, у меня такое чувство, что случится что-то ужасное. А я так беспомощна».
Руни поднялась.
— Ты разве без пальто пришла? — спросила Дженни.
— Не заметила, наверное.
— Подожди минутку. — Из шкафа в холле Дженни вытянула свой пуховик. — Надень его. Смотри, идеально на тебе сидит. Застегни у шеи. На улице холодно.
Разве не практически то же самое сказал ей Эрих после первого обеда в «Русской чайной»? Это и в самом деле было меньше двух месяцев назад?
Руни неуверенно огляделась:
— Если хочешь, помогу тебе сдвинуть обратно стол, пока Эрих не вернулся.
— Я не собираюсь двигать стол обратно. Он останется именно там, где он есть.
— Однажды Каролина поставила его к окну, но Джон сказал, что она хочет покрасоваться перед мужчинами с фермы.
— А она что ответила?
— Ничего. Просто надела свою зеленую накидку, вышла наружу и села на качели на крыльце. Прямо как на картине. Однажды сказала мне, что ей по нраву там сидеть и смотреть на запад, потому что там ее родня. Ей их ужасно не хватало.
— Разве они никогда не приезжали в гости?
— Никогда. Но все равно ферму Каролина любила. Выросла в городе, но всегда говорила: «Этот край так прекрасен, Руни, так необыкновенно действует на меня».
— А потом она уехала?
— Что-то стряслось, и она решила, что нужно уехать.
— Что же?
— Не знаю, — Руни опустила глаза. — Это пальто красивое. Мне нравится.
— Пожалуйста, оставь себе, — сказала Дженни. — Здесь я его и двух раз не надела.
— Тогда можно я сошью девочкам свитера, как ты обещала?
— Конечно, можно. И, Руни, я хотела бы быть твоим другом.
Стоя у порога кухни, Дженни наблюдала за худенькой фигуркой, теперь тепло укутанной, сгибающейся под порывами ветра.
Глава 16
Труднее всего было ждать. Сердится ли Эрих? Или он просто так погрузился в рисование, что не захотел отвлекаться? Осмелится ли Дженни пойти в лес, найти хижину и столкнуться с ним лицом к лицу?
Нет, этого она делать не должна.
Дни тянулись бесконечно. Даже малышки не находили себе места. «Где папочка?» — постоянно спрашивали они. За такое короткое время они очень привязались к Эриху.
«Пусть Кевин держится от нас подальше, — молилась Дженни. — Боже, пусть он оставит нас в покое».
Она вплотную занялась домом. Переставляла мебель в одной комнате за другой: иногда меняла местами стол или кресло, иногда производила коренные изменения. Эльза с неохотой помогла хозяйке снять остальные тяжелые кружевные портьеры.
— Слушай, Эльза, — наконец твердо заявила Дженни. — Эти портьеры исчезнут, и я больше не желаю слышать о том, чтобы уточнить насчет этого у мистера Крюгера. Либо помогай, либо нет.
Ферма снаружи выглядела серой и унылой. Пока лежал снег, ферма обладала красотой в стиле картин Курье и Ивза. Дженни была уверена, что, когда придет весна, сочная зелень полей и деревьев будет прекрасна. Сейчас же замерзшая грязь, коричневые поля, темные стволы и затянутое тучами небо нагоняли на нее тоску и подавляли.
Вернется ли Эрих на свой день рождения? Он говорил ей, что этот день всегда проводит на ферме. Стоит ли ей отменить праздничный ужин?
