Стивен Ван Дайн - Проклятие семьи Грин
– А не стрелял ли он по мишеням? Знаете, по пням, жестяным банкам и прочей ерунде.
Вонблон задумчиво кивнул.
– Да-а. Вполне возможно…
– Вы и сами, наверное, немного постреляли, забавы ради?
– Может быть, – задумчиво произнес Вонблон, словно вспоминая детские шалости. – Да, пожалуй.
Вэнс замолчал, потеряв интерес к разговору, и доктор, помедлив секунду, встал.
– Боюсь, мне пора. – Он галантно поклонился и направился к выходу, затем вдруг остановился. – Совсем забыл. Джентльмены, вас хочет видеть миссис Грин. Позвольте совет: ей лучше не прекословить. Она вдовствующая знатная дама, а инвалидность сделала ее раздражительной и придирчивой.
– Спасибо. Кстати, доктор, – отозвался Вэнс, – как раз хотел задать вам вопрос. Что у нее за паралич?
Вонблон удивился.
– Paraplegia dolorosa, то есть паралич ног и нижней части тела, сопровождающийся острыми болевыми ощущениями в связи с компрессией спинного мозга. Высокого спастического тонуса мышц, однако, не наблюдается. Случилось все лет десять назад, внезапно, без продромальных симптомов. Вероятно, результат поперечного миелита. Помочь ничем нельзя. Остается только облегчать страдания с помощью симптоматического лечения и поддерживать работу сердца. Одна шестидесятая стрихнина трижды в день – и кровообращение в норме.
– А это никак не может быть истерическая акинезия?
– Господи, конечно, нет! Никакой истерии. – Он удивленно посмотрел на Вэнса. – А, понимаю! Нет-нет, возможности выздоровления никакой, даже частичной. Органический паралич.
– А атрофия?
– Да, отчетливо выражена мышечная атрофия.
– Благодарю. – Вэнс откинулся в кресле, прикрыв глаза.
– Не за что… И помните, мистер Маркхэм, я всегда готов помочь, если это в моих силах. Пожалуйста, обращайтесь. – Он вновь поклонился и вышел.
Маркхэм встал, разминая ноги.
– Идемте, нам повестка, – попытался он шуткой стряхнуть с себя уныние.
Миссис Грин встретила нас почти елейным радушием.
– Знала, что уважите калеку, – сказала она с заискивающей улыбкой, – хотя не очень-то нынче со мной считаются. Мать старая, никчемная – все ее позабыли.
Сиделка поправляла подушки в изголовье кровати.
– Так удобно? – спросила она.
Миссис Грин раздраженно отмахнулась.
– Будто вам не все равно! Оставьте меня в покое! Вы только мешаете. Ступайте к Аде.
Терпеливая сиделка глубоко вздохнула и молча вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Миссис Грин заговорила в прежней лебезящей манере:
– Только Ада меня и понимает, мистер Маркхэм. Жду не дождусь, когда милое дитя окрепнет и сможет за мной ухаживать! Впрочем, жаловаться грех. Сиделка бестолковая, да что с нее взять? Садитесь, джентльмены… Кажется, все на свете отдала бы, чтобы снова стоять, как вы. Никто не знает, каково мне.
Маркхэм не воспользовался ее приглашением и, когда она замолчала, произнес:
– Поверьте, мадам, я от всей души вам сочувствую… Доктор Вонблон передал, что вы за мной посылали.
– Да! – Она смерила его задумчивым взглядом. – Хочу попросить об услуге.
Маркхэм молча поклонился.
– Закройте расследование. Довольно уж я намучилась… Но я не в счет. Семья, доброе имя Гринов – вот о чем пекусь. – В ее голосе зазвучала гордость. – Смешали нас с грязью, развязали языки этому сброду, canaille[42]. Зачем? Я хочу тишины и покоя, мистер Маркхэм. Мне мало осталось. Не желаю, чтобы полиция разоряла мой дом потому только, что Джулия и Честер… бросили в одиночестве больную мать и получили по заслугам! Я старуха и калека. И требую немного уважения.
Ее лицо потемнело, а в голосе зазвучала сталь.
– Где это видано! Являться сюда и переворачивать все вверх дном! Да как вы смеете! С тех пор как все это началось, мне нет ни минуты покоя, а спина болит так, что я едва могу дышать. – Она сделала несколько хриплых вздохов и продолжала, негодующе сверкнув глазами: – От детей я ничего и не жду – бессердечные эгоисты. Но вы, мистер Маркхэм, вы человек со стороны, чужой. Вам-то зачем меня мучить? Это жестоко. Бесчеловечно!
– Сожалею, что присутствие служителей закона доставляет вам беспокойство, – серьезно ответил Маркхэм. – Но у меня нет выбора. Когда совершается преступление, мой долг его расследовать, используя все имеющиеся средства, чтобы виновный понес заслуженное наказание.
– Наказание! – презрительно повторила старая дама. – Виновные уже понесли наказание. Они годами равнодушно смотрели на страдания беспомощной матери. Я отмщена.
Было что-то ужасающее в жестокой и беспощадной ненависти этой женщины к детям, в ее холодном удовлетворении от того, что двое из них поплатились жизнью. Сострадательный по природе Маркхэм восстал:
– Мадам, удовольствие, которое вам доставила смерть дочери и сына, – сказал он холодно, – не освобождает меня от обязанности найти убийцу. Вы хотели поговорить о чем-то еще?
Лицо старухи перекосилось в бессильной ярости. Взгляд, который она бросила на Маркхэма, был почти свирепым. Но вскоре мстительное пламя погасло, и она тяжело вздохнула.
– Нет, вы свободны. Мне больше нечего сказать. Можно подумать, вам есть дело до одинокого немощного человека. Когда я наконец пойму, что мой комфорт никого не заботит! Я всех только раздражаю…
Мы уже вышли, спасаясь бегством, а ее плаксивый жалующийся голос еще несся нам вслед.
– Знаете, Маркхэм, – сказал Вэнс, когда мы спустились на первый этаж, – слова Вдовствующей Императрицы не лишены смысла. Ее предложение стоит рассмотреть. Труба зовет вас, и вы устремляетесь исполнять свой долг, но, честное слово, куда тут направить стопы? Это насквозь безумный дом, не поддающийся нормальной логике. Послушайтесь ее совета и бросьте все. Даже если вы докопаетесь до правды, скорее всего, это будет пиррова победа, и разгадка окажется еще ужаснее, чем сами преступления.
Маркхэм не удостоил его ответом. Он привык к причудам своего друга и, кроме того, знал, что тот сам никогда не отступился бы от нерешенной задачи.
– Ну-у, кое-что у нас есть, мистер Вэнс, – возразил Хис, правда, без особого энтузиазма. – Следы, например. И пропавшую пушку надо найти. Дюбуа проверяет второй этаж на отпечатки пальцев. Скоро получим отчет по прислуге. Кто знает, что всплывет за несколько дней. Сегодня же подключу десяток ребят.
– Какое рвение, сержант!.. Разгадка не в осязаемых уликах, а в атмосфере старого дома. Она прячется где-то в этих захламленных комнатах и темных углах, выглядывает из-за дверей. Возможно, она прямо здесь, в передней.
Маркхэм пристально вгляделся в озабоченное лицо Вэнса.
– Думаю, вы правы, – пробормотал он. – Но как ее найти?
– Если бы я знал! Как вообще ловят привидения? Я, видите ли, не очень искушен в общении с ду́хами.
– Опять пошла какая-то чушь! – Маркхэм набросил пальто и повернулся к Хису: – Работайте, сержант, и держите меня в курсе. Если расследование ничего не даст, обсудим дальнейшие шаги.
Мы втроем направились к поджидающей машине.
Глава 12. Автомобильная прогулка
(12–25 ноября)
Расследование проводилось в лучших традициях нью-йоркской полиции. Капитан Карл Хагедорн, эксперт по огнестрельному оружию, тщательно исследовал пули[43]. Все три были выпущены из одного револьвера, о чем свидетельствовала необычная нарезка ствола. Он также установил марку – «смит-и-вессон» старой, снятой с производства модели. Таким образом, подтверждалась теория, что убийца использовал револьвер Честера Грина. Правда, фактического материала это не прибавило. Заместитель инспектора Конрад Бреннер, специалист по инструментам для взлома, провел тщательный осмотр места преступления, но не обнаружил ровным счетом никаких следов незаконного проникновения[44].
Дюбуа и его помощник Беллами, ведущие дактилоскописты Нью-Йорка, сняли отпечатки пальцев у всех обитателей дома, включая доктора Вонблона, и кропотливо сравнили их с найденными в коридоре и комнатах, где произошли убийства. В итоге всем обнаруженным и сфотографированным отпечаткам было найдено логическое объяснение – неизвестных «пальчиков» среди них не оказалось.
Высокие непромокаемые боты Честера, вместе с замерами Сниткина и отпечатком следа, были переданы в Управление капитану Джериму. Ничего нового выяснить не удалось. Следы на снегу были сделаны либо этими ботами, либо другой парой точно такого же размера и полноты. Сказать что-то более определенно Джерим на себя смелость не взял.
Установили, что, кроме Честера и Рекса, в особняке Гринов никто такими ботами не пользовался. Обувь Рекса была на три размера меньше найденной в шкафу у Честера. Спроут носил обычные галоши сорокового размера, а доктор Вонблон зимой предпочитал гамаши, а в ненастную погоду всегда надевал на обувь низкие мокроступы.
