Стивен Ван Дайн - Проклятие семьи Грин

Стивен Ван Дайн

Проклятие семьи Грин

© Школа перевода В. Баканова, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Глава 1. Двойная трагедия

(Вторник, 9 ноября, 10.00)

Я давно уже недоумеваю, почему ведущие авторы-криминалисты, такие как Эдмунд Лестер Пирсон, Г. Б. Ирвинг, Филсон Янг, Кэнон Брукс, Уильям Болито и Хэролд Итон, не уделили должного внимания трагедии семейства Грин – выдающемуся, загадочному, практически уникальному делу в анналах преступности последних лет. Но, перечитывая собственные пространные записи и изучая разнообразные документы, я вижу, сколь немногое из этой истории стало достоянием общественности, и понимаю, что даже самое богатое воображение не помогло бы хроникерам восстановить белые пятна.

То, что лежит на поверхности, разумеется, широко известно. Больше месяца пресса двух континентов пестрела отчетами об ужасной трагедии, и даже краткого изложения хватало, чтобы удовлетворить жажду публики ко всему противоестественному и зрелищному. Однако то, о чем умалчивали, превосходит самый смелый полет фантазии, и, когда я сейчас берусь за перо, дабы предать огласке скрытые доселе факты, меня охватывает чувство нереальности, хотя я был свидетелем большинства описываемых событий и имею в своем распоряжении неоспоримые доказательства.

О дьявольской изобретательности убийцы, уродливых психологических мотивах гнусного преступления и неожиданном источнике его практической стороны мир не знает ничего. Ни разу не объяснялись аналитические шаги, которые привели к разгадке, равно как и сопутствующие обстоятельства – драматичные и экстраординарные сами по себе. Общественность полагает, что дело было раскрыто обычными полицейскими методами. Но это потому лишь, что ей неизвестны ключевые факторы преступления, а департамент полиции и прокуратура, словно сговорившись, о многом умолчали. Из опасения ли, что им не поверят, или просто не желая говорить о столь ужасных вещах, – судить не берусь.

Отчет, который я здесь представлю, – первое полное, без купюр, изложение Гринов[1]. Я считаю, что люди должны наконец узнать правду, ибо это часть истории, а исторических фактов не следует сторониться. Кроме того, нужно отдать должное человеку, раскрывшему преступление.

Примечательно, что тот, кто пролил свет на тайну и положил конец веренице кошмарных убийств, никак не связан с полицией, и его имя не фигурирует ни в одном официальном отчете. Тем не менее, если бы не его необычные методы криминальной дедукции, чудовищный заговор против семейства Грин был бы полностью претворен в жизнь. Полиция в своих поисках догматично опиралась на внешние факторы, в то время как преступник действовал на уровне, недоступном пониманию рядового следователя.

Человеком, который после недель упорного, изнурительного анализа проследил корень зла, был молодой аристократ и близкий друг Джона Ф. К. Маркхэма, окружного прокурора. Я должен хранить в тайне его имя, но в этих хрониках решил называть его Фило Вэнс. Несколько лет назад он перебрался из Америки на виллу под Флоренцией и возвращаться не намерен, а потому согласился на мою просьбу опубликовать рассказы о криминальных расследованиях, в которых он участвовал в качестве amicus curiae[2]. Маркхэм также ушел на покой, а сержант Эрнест Хис, храбрый и честный сотрудник отдела по расследованию убийств, который официально вел от лица полиции дело семейства Грин, неожиданно получил наследство и осуществил давнюю мечту – сейчас он разводит кур виандот на образцово-показательной ферме в долине Мохок. Таким образом, обстоятельства позволяют мне опубликовать личные записи, касающиеся названной трагедии.

Немного о моем собственном участии в расследовании. (Я говорю «участие», хотя на самом деле играл роль пассивного наблюдателя.) Несколько лет я был личным поверенным Вэнса. Я ушел из юридической конторы своего отца и полностью посвятил себя юридическим и финансовым нуждам Вэнса, которых, кстати сказать, было немного. Мы дружили еще с гарвардских времен, и мои новые обязанности его юриста и управляющего финансами были необременительны и, кроме того, давали немалые социальные и культурные привилегии.

Вэнсу на тот момент исполнилось тридцать четыре. Он был без малого шести футов ростом, худощав, подтянут и элегантен. Точеные черты лица привлекали силой и правильностью, но язвительная холодность выражения не позволяла назвать его красивым. В отстраненных серых глазах и прямом тонком носе читались одновременно жесткость и аскетизм. Суровость черт служила непробиваемой броней между ним и его приятелями. Тем не менее Вэнс отличался восприимчивостью и живостью и, несмотря на некоторую холодность и высокомерие, безусловно, производил завораживающее впечатление на тех, кто его мало-мальски знал.

Образование он получил преимущественно в Европе и все еще сохранял легкий оксфордский акцент, хотя в этом не было никакой аффектации: его слишком мало заботило мнение окружающих, чтобы беспокоиться о поддержании образа. Он был неутомимым студентом. Его ум вечно жаждал знаний, и значительную часть времени он предавался изучению этнологии и психологии. Главным интеллектуальным увлечением Вэнса было искусство, и, по счастью, он располагал средствами, чтобы удовлетворять свою страсть к коллекционированию. Однако именно интерес к практическому применению психологии заставил его впервые обратить внимание на криминальные проблемы, находившиеся в компетенции Маркхэма.

Ранее я уже писал, что первым расследованием с его участием было убийство Элвина Бенсона[3]. Далее последовала необъяснимая смерть знаменитой бродвейской красавицы Маргарет Оделл[4]. А поздней осенью того же года разразилась трагедия семейства Грин. Как и в первых двух случаях, я вел подробный отчет об этом новом деле. Я получил в свое распоряжение все возможные документы, сделал точные копии тех, что ушли в полицейский архив, и даже вкратце записал многочисленные разговоры, которые происходили между Вэнсом и официальными лицами во время совещаний и в частном порядке. Сверх того, я вел дневник, подробность и полнота которого заставили бы устыдиться даже Сэмюэла Пипса[5].

Дело семейства Грин началось, когда подходил к концу первый год Маркхэма в должности окружного прокурора. Как вы, может быть, помните, зима выдалась ранняя. В ноябре случилось две сильнейшие метели, и количество выпавшего снега побило все местные рекорды за восемнадцать лет. Я упоминаю ранний снег, ибо он сыграл зловещую роль и был поистине ключевым фактором преступного плана. Никто до сих пор не понял и даже не заподозрил связь между аномальной погодой той поздней осени и фатальной трагедией, обрушившейся на дом Гринов, но это потому лишь, что темные подробности дела хранились в тайне.

Убийство Бенсона вторглось в жизнь Вэнса в результате непосредственного предложения со стороны Маркхэма, а участие в деле Канарейки было вызвано его собственным желанием помочь. Однако расследование в особняке Гринов коснулось его по чистой случайности. В течение двух месяцев, которые прошли после убийства Канарейки, Маркхэм несколько раз обращался к Вэнсу по спорным вопросам в ходе своей рутинной работы, и именно во время неофициального обсуждения одной из таких проблем было впервые упомянуто дело семейства Грин.

Маркхэм и Вэнс были старыми друзьями. Несмотря на разницу во вкусах и даже этических взглядах, они испытывали друг к другу глубокое уважение. Я часто удивлялся дружбе этих противоположностей, но с течением лет стал все больше ее понимать. Их тянули друг к другу те самые качества, которые – как каждый из них, возможно, не без тайного сожаления сознавал – отсутствовали в их собственной натуре. Маркхэм был прямолинеен, грубоват, порою властен, смотрел на жизнь с мрачной озабоченностью и, несмотря ни на какие преграды, следовал велению своей юридической совести: честный, неподкупный и неутомимый. Вэнса же отличали беспечность, изысканные манеры и вечный цинизм Ювенала. Иронически улыбаясь пред лицом самой горькой реальности, он неизменно играл роль капризно-равнодушного наблюдателя. При этом он разбирался в людях так же хорошо, как в искусстве, и поразительно точно проникал в их мотивы и характеры, в чем у меня неоднократно была возможность убедиться. Маркхэм знал об этих качествах Вэнса и ценил их по достоинству.

Не пробило еще и десяти часов утра, когда девятого ноября мы с Вэнсом подъехали к старому зданию уголовного суда на углу Фрэнклин и Сентер-стрит и поднялись на четвертый этаж в кабинет окружного прокурора. В тот знаменательный день Маркхэм проводил перекрестный допрос двух гангстеров, которые обвиняли друг друга в смертельном выстреле во время вооруженного ограбления кассы. Следовало определить, кому из двоих предъявлять обвинение в убийстве, а кого задерживать как соучастника и свидетеля. Маркхэм и Вэнс обсуждали ситуацию накануне вечером в клубе «Стайвесант», и Вэнс выразил желание присутствовать на допросе, на что Маркхэм с готовностью согласился. Этим и объясняется наш ранний визит.