Идентификация Борна - Ладлэм Роберт
– Что вы от меня хотите? – возмутился Чернак. – Вы же клялись, что та последняя передача будет последней на самом деле. Я не могу больше этого делать и рисковать! Отправители здесь уже побывали. И ваши предосторожности не имеют значения, если они уже побывали здесь. Если один из них оставит где-нибудь мой адрес, пусть даже по небрежности, то мне конец!
– Вы прилично получили за риск, которому подвергались, – заявил Борн, стоя перед креслом.
Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти хоть какое-нибудь слово, которое могло бы быть запалом к взрыву, из которого прорвался бы поток информации. Тут он вспомнил о конверте. Толстяк из «Альпенхауза» упоминал о нем несколько раз.
– Очень мало по сравнению с величиной риска, – возразил Чернак, покачивая головой и учащенно дыша. Обрубки его ног нервно перемещались по креслу. – Я был вполне всем доволен, когда вы вторглись в мою жизнь, мой господин. Старый солдат, прошедший длинный путь, прежде чем оказаться в Цюрихе, калека, который не помышлял ни о чем другом, как только свести концы с концами, рассчитывая разве лишь на старых друзей, встретив вас, я…
– Я тронут, – коротко бросил Борн. – Давайте поговорим лучше о конверте, который вы передали вашему обожравшемуся другу в «Альпенхаузе». Кто вам дал его?
– Отправитель. Кто же еще?
– Откуда он прибыл?
– Откуда я знаю! Конверт появился в почтовом ящике, так же, как другие. Я просто отправил его дальше, а вы очень хотели его получить. Вы заявили, что больше не сможете тут появляться.
– Но вы открывали его!
– Никогда!
– Предположим, я скажу, что некоторая сумма денег пропала.
– Этого не может быть. Я ничего не знаю. Зачем вы появились?
«Потому что я хочу знать. Потому что потерял рассудок. Я вижу и слышу, но ничего не понимаю. Я дееспособен, могу мыслить, но у меня нет памяти… Помогите мне!»
Борн тихо отошел от кресла. Активный допрос не получался. Потом он совершенно бесцельно подошел к книжному шкафу, рядом с которым было развешано несколько фотографий, пояснявших личность их владельца. Группы немецких солдат, многие из которых с овчарками позировали фотографу на фоне ограждений, где над высокими воротами проступала часть надписи: ДАХ…
ДАХАУ…
Человек сзади него пошевелился! Борн обернулся. Безногий Чернак засунул руку в брезентовую сумку, висевшую на кресле. Его глаза безумно блестели, а опустошенное лицо было перекошено. Рука резко поднялась вверх с короткоствольным револьвером, и, прежде чем Борн сумел добраться до калеки, раздался выстрел. Выстрелы следовали один за другим. Леденящая боль пронзила левое плечо, затем голову… О боже!
Борн упал на ковер, отбросил тяжелый торшер в сторону калеки и, перекатившись, оказался рядом с креслом. Он ударил его правым плечом, сбрасывая безногого с кресла и доставая из кармана пистолет.
– Они заплатят за твой труп! – вопил Чернак, корчась на полу и стараясь выбрать позицию для стрельбы. – Ты не загонишь меня в гроб! Я сам вколочу тебя туда! Карлос заплатит! Он заплатит, вонючий шакал!
Борн уклонился и выстрелил. Голова калеки дернулась назад, и из его горла потекла кровь: он был мертв.
Из соседней комнаты послышался крик – глубокий, протяжный и активно заполняющий все вокруг. Женский крик… Конечно, это был женский крик… Кричала его заложница, его проводник из Цюриха! О боже! Он должен сосредоточиться! Его голова была в агонии. Виски разламывались от боли… он должен уходить… выстрелы… Выстрелы были сигналом тревоги. Он должен забрать заложницу и убраться отсюда прочь! Комната… комната… где она?
Крик… вой… нужно двигаться в направлении крика. Борн добрался до двери и распахнул ее. Женщина… его заложница… Черт побери, он не мог вспомнить ее имя! Она прижималась к стене, по ее лицу текли слезы, а перекошенные губы дрожали. Он кинулся к ней, схватил за руку и попытался вытащить ее оттуда.
– Боже мой! Вы убили его! – вопила она. – Старого калеку!
– Прекратите!
Борн резко толкнул ее к двери, открыл и потащил за собой в холл, с трудом различая расплывчатые фигуры в открытых дверях соседних квартир. Они двигались, растворяясь в окружавшем их тумане, двери хлопали, со всех сторон доносились вопли. Он держал женщину левой рукой. И это требовало огромных усилий, так как при каждом резком движении в раненом плече появлялась невыносимая боль. Толкая женщину вперед, он использовал ее как опору для левой руки. В его правой руке находилось оружие.
Наконец они добрались до выхода.
– Открывайте дверь! – приказал Джейсон.
Она молча выполнила приказание. На улице он некоторое время прислушивался, стараясь сквозь гул в голове услышать сирены полицейских машин, но пока все было спокойно.
– Вперед! – буркнул он, увлекая ее к машине.
Внутри машины он достал бинт, который ему удалось отыскать в квартире Чернака и, обмотав его вокруг головы, попытался остановить кровь. В глубине сознания он ощутил странное облегчение. Рана была поверхностной. Его обратил в панику сам факт ранения в голову, но пуля лишь коснулась ее, не затронув кость. Это не должно привести к агонии, подобной пережитой им в Порт-Нойра.
– Какого черта мы стоим? Немедленно уезжайте!
– Куда? Вы не сказали, куда. – Мари больше не кричала, наоборот, была спокойной. Спокойной без всякой видимой причины. Смотрела ли она на него? Его мучили приступы головокружения, он вновь терял ориентацию, все окружающее расплывалось, исчезая в тумане.
– Степпдекштрассе…
Он слышал слова, когда произносил их, не будучи уверенным, что они принадлежат ему. Но он мог представить себе дорогу туда. Темно-красная краска… старая краска… ржавые листы железа.
– Степпдекштрассе… – еще раз повторил Борн.
– Кхе… – откашлялась женщина.
Но в чем дело? Что-то не так? Почему выключен двигатель? Разве она его не слышит? Его глаза были открыты. Он открыл их. Оружие! В его руке по-прежнему было оружие. Борн сел поудобнее, чтобы поправить повязку… Она сбежала, сбежала! Оружие упало на пол. Он нагнулся за ним, и тут она оттолкнула его, голова врезалась в окно, и он потерял сознание.
Женщина выбралась из машины и побежала. Она убежала от него! Его заложница, его последняя надежда убежала от него вниз по Лювенштрассе! Он не должен оставаться в машине. Борн даже не предпринял попытки завести ее. Она превратилась в стальную ловушку, готовую выдать его в любое мгновение.
Борн опустил револьвер в карман вместе с мотком пластыря и, зажимая рану на голове, стал выбираться из автомобиля. В конце концов это ему удалось, и он, хромая, побрел по тротуару, стараясь передвигаться как можно быстрее.
Где-то впереди должен находиться угол улицы со стоянкой такси.
«Степпдекштрассе».
Мари Сен-Жак бежала по середине пустынной широкой улицы, протягивая руки в сторону изредка проезжающих машин. При каждом всплеске огней позади себя она поворачивалась, пытаясь обратить на себя внимание, но машины на полной скорости проносились мимо. Это был Цюрих, и Лювенштрассе в этот час более напоминала пустыню, чем городскую улицу.
Однако в одном из автомобилей люди узнали ее. Огоньки автомобиля погасли, чтобы водитель смог разглядеть ее при уличном освещении.
– Это может быть только она. Черняк, или Чернак, живет всего в квартале от этого места.
– Останавливайся и дай ей возможность подойти поближе. Предположительно, она одета в шелковое платье. Да, похоже, это она.
– Прежде чем сообщать по радио другим, нам следует убедиться, что это так.
Мужчины вышли из машины. Пассажир, выйдя из машины и обойдя капот, присоединился к водителю. Оба выглядели средней руки чиновниками, серьезными и обходительными. Взволнованная и испуганная женщина быстро приближалась. Первым заговорил с ней водитель:
– Что с вами, фройляйн?
– Помогите, помогите мне! – закричала она. – Я не могу… я не разговариваю по-немецки. Нихт шпрехен! Позовите полицию!
В разговор вмешался пассажир, стараясь успокоить женщину голосом.
