Андрей Быстров - Занавес молчания
– Все-таки жаль, что не видно Марса, – вздохнула она.
– Почему? – заинтересовался Комлев. – У вас особые отношения с этой планетой? Любите читать Брэдбери?
– Брэдбери люблю, но не он виноват. Давным-давно, когда я была маленькой девочкой...
– Давным-давно, – сыронизировал Комлев.
– Не перебивайте, если хотите узнать, а то я обижусь и замолчу.
– Больше не буду.
– Так вот, давным-давно, – мстительно подчеркнула Ника, – я мечтала о марсианском камне. Не понимаете? Мне хотелось иметь что-то тайное, небывалое, чего нет у подруг, ни у кого на свете нет. В моих мечтах это «что-то» было драгоценным камнем с Марса...
– Да? И как вы его себе представляли?
– По-разному... Но, думаю, я узнала бы его, если б увидела.
– В основном поверхность Марса – скучные скалы. Но вы угадали, там есть удивительные, прекрасные камни. Они похожи на рубины, но светлее – бледно-розовые, как утренняя заря, и в них горят крошечные голубые звездочки. А иногда, очень редко, попадаются и такие, в самом сердце которых пылает яркая золотая звезда, как маленькое Солнце. Найти такой камень – большая удача...
– Вы говорите так, будто были на Марсе!
– На Марсе... – Комлев слегка улыбнулся. – Чтобы знать, не обязательно там бывать. В девяносто седьмом году американская автоматическая станция «Пэтфайндер» совершила посадку в марсианской пустыне Арес. Она передавала на Землю фотографии.
– И фотографии тех редкостных камней?
– Ника, вы устали сегодня, – мягко-убеждающе сказал Комлев. – Вам нужно уснуть, а мне нужно поработать в кабинете, так что я вам мешать не стану. Ложитесь здесь.
Ника и сама чувствовала, как у нее слипаются глаза, в сон клонила не только усталость, но и выпитое вино. Комлев приготовил ей постель, выключил видеосистему, пожелал спокойной ночи и вышел. Едва коснувшись подушки головой, Ника провалилась в сон без сновидений... Вернее, какие-то неясные призраки витали над ней, но такие легкие, разреженные, точно не сами они были сновидениями, а охраняли от вторжения сновидений покой Ники.
Она проснулась в четыре утра, судя по зеленым цифрам электронных часов. Что-то разбудило ее... Не звук, потому что было очень тихо. Спустя минуту она догадалась: свет, необычайный фиолетовый свет, просачивающийся из-под закрытой двери кабинета.
Осторожно притянув к себе халат, Ника надела его и подошла к двери, стараясь ступать бесшумно. Ладонью она нажала на дверь чуть выше позолоченной ручки. Не заперто... Дверь очень медленно отворилась, не издав не единого скрипа.
Теперь Ника стояла прямо за спиной Комлева, сидевшего за письменным столом. Перед ним была небольшая японская магнитола JVC со снятой крышкой правого кассетного отделения. Но то, что увидела Ника внутри, совершенно не походило на механизм кассетного магнитофона... Там качались и крутились какие-то перевитые световые кольца и сверкал в центре ослепительный фиолетовый кристалл.
Ника тихонько кашлянула – намеренно, конечно. Комлев обернулся.
– А, это вы, – сказал он, будто ожидал увидеть еще кого-то. – Подождите минутку.
Он не выглядел раздосадованным или смущенным, как мог бы выглядеть человек, застигнутый за тщательно скрываемым занятием. Спокойно повернувшись к столу, он тронул что-то в недрах магнитолы, и фиолетовый свет померк, горела только настольная лампа. Комлев вернул на место кассетную крышку, послышался негромкий щелчок.
– Видимо, нам пора поговорить. – Комлев развернул свой стул к Нике и кивнул на кресло у двери. – Садитесь.
Ника послушно села.
– Что это было? – спросила она.
– В магнитоле? Импульсный передатчик, новая модификация. Сигнал сжимается в компактный импульс и посылается на спутник, откуда передается к месту назначения.
– И где его место назначения?
Комлев ответил не сразу, словно взвешивая какие-то ведомые ему одному резоны.
– Давайте договоримся, Ника. Я вам кое-что сообщу, но не смогу быть полностью откровенным. Предупреждаю, чтобы исключить разочарование. А вы, в свою очередь, будете откровенны со мной настолько, насколько сочтете возможным. Устраивают вас такие условия?
– Да, – сказала Ника. – Никаких обязательств.
– Вы сами решите. Хорошо, начнем... Прежде всего, я не Комлев. Мое имя – Джон Шерман, я прибыл из Лондона...
– Ого, великий повар! И где такие повара – в МИ-6 или в МИ-5? В разведке или в контрразведке?
– Вы, – проговорил Комлев, то есть Шерман, с тенью улыбки, – неплохо осведомлены о структуре британских спецслужб. Но вы вторгаетесь на запретную территорию, Ника. Я назвал вам только имя, и это мне ничем не грозит, даже если вы проинформируете ФСБ. В Россию я приехал как Джон Шерман... Бизнесмен Джон Шерман, а дальше – стоп. Ника, я не хочу вам лгать. Я мог бы преподнести вам одну из десятка моих безупречных легенд... Неужели вы не видите, что я не хочу играть с вами в кошки-мышки?
– Кошки-мышки, – эхом откликнулась Ника. – Не могу поверить, что вы англичанин. Ваш русский язык...
– Я не сказал, что я англичанин. Я сказал, что прибыл из Лондона... А что касается языка, я сносно говорю на большинстве европейских и паре экзотических... Ника, мы получили сведения...
– Кто это «мы»?
– Пусть будет МИ-6, если вам так нравится... Как вы понимаете, условно. Так вот, мы получили сведения о деятельности некоей российской группы или организации, сведения чрезвычайно тревожные. К сожалению, подробностей нет, и зацепка только одна – человек, живущий на улице Победы. Точнее, у него две квартиры, но у меня были основания установить наблюдение именно за этой, что я и сделал утром двадцатого мая.
Ника слушала с возрастающим вниманием, можно сказать, она вся превратилась в слух. После небольшой паузы Шерман продолжал:
– Тот человек не появился, но в пустую квартиру зашел юноша, который пробыл там недолго. Так как я действую один – причины объяснять не стану, – я счел, что важнее проследить за визитером. В ту квартиру, куда он отправился – и позже никуда не выходил, – вечером пришли вы. Я переключился на вас, и, очевидно, это было моей ошибкой, потому что тем вечером в квартире юноши... Это ведь его квартира, его дом? Что-то произошло... Как я узнал об этом? Очень просто. Следующим утром я вновь был у его подъезда. Приехали вы, поднялись в квартиру, а когда вышли... На вас лица не было... Все ваше поведение, затем «скорая помощь»... С того момента я уже не терял вас из вида. Вот как я оказался возле дачи, где была стрельба...
– И это все?
– Все, что я могу вам сказать.
– И вы ничего не знаете... о списке, об убийствах? – Ника прикусила язык, но было поздно.
– Ваша очередь рассказывать.
– Э, погодите... Как закурить хочется!
– Так курите...
Ника вышла и возвратилась с пачкой «Мальборо». Шерман крутанул колесико зажигалки.
– Вы ничего мне не сообщили, просто ничего. – Она выпустила дым, оглянулась в поисках пепельницы, Шерман подвинул декоративную лодочку. – Вы рассказали, как вышли на меня, ну и что? Так или эдак – не все ли равно. О главном вы умолчали. Какие у вас тревожные сведения, что за деятельность российской группы?
– Простите, но это запретная зона.
– Блестяще. И вы хотите, чтобы я вот так выложила вам все, что знаю? То есть поработала на британскую разведку? Если вы меня вербуете, не лучший путь выбрали. Соблазнили бы хоть для начала... И потом, несмотря на ваши заверения, вы мне солгали!
– В чем?
– В том, что вы один. А эта квартира, а ваша машина? Так-таки в одиночку и устраивались, никто не помогал?
– Ника, Ника, – укоризненно произнес Шерман. – Снова вы не следите за буквальным смыслом слов. Я ведь не говорил, что у меня нет связей, контактов. Я говорил, что по некоторым причинам провожу в одиночку оперативные действия. Это разные вещи, вы не находите?
– Ладно. – Ника махнула рукой, и дым завился вокруг ее сигареты. – Это все ерунда. Если вы рассчитываете на меня, вам придется быть откровеннее.
Шерман задумался. Ника в первый раз видела на его лице выражение человека, не знающего, как поступить.
– Вот что, Ника, – вымолвил он наконец. – Пожалуй, я мог бы рискнуть и немного зайти за грань... Но дело в том, что вы мне не поверите.
– Как-нибудь поверю.
– «Как-нибудь» ситуацию не спасет. Возможно, позже, если изменятся обстоятельства... А сейчас я скажу вам только одно – и хотите верьте, хотите нет. Да – попытаемся найти выход вместе, нет – что ж, идите, я вас не удерживаю. Без вашей информации мне будет трудно, и очень, но...
Это «идите, я вас не удерживаю» в значительной степени склонило чашу весов на сторону Шермана. Идите – но куда идти? За стенами этой квартиры – изменившийся до неузнаваемости, страшный мир, где так близко убивают людей, где сама Ника вот-вот может попасть в перекрестье прицела, где не у кого просить помощи и защиты.
