Андрей Быстров - Занавес молчания
– А вам?
– И мне тоже, – покладисто согласился Комлев и наполнил два бокала.
Вино было превосходным. Не считая себя знатоком, Ника оценила его.
– Вам помочь в борьбе с мясом? – спросила она.
– Ни в коем случае. Я не отношусь к тем суровым аскетам, кто считают женщину средоточием зла, но в двух системах координат женщины, увы, действительно чистое зло – на кухне и за рулем.
Ника рассмеялась, а Комлев продолжал, указывая на второй пакет:
– Здесь секретнейшие ингредиенты фирменного мяса «Джон Шерман», и я буду очень признателен, если вы не станете мне мешать...
– Не стану, – пообещала Ника. – А почему «Джон Шерман»?
– По имени изобретателя, великого английского повара. Это наподобие барбекю, но лучше.
– Тогда ладно. Можно, я поброжу по вашей квартире?
– Можете делать все, что вам заблагорассудится.
– А принять ванну?
– Разумеется. Выпейте еще вина.
– Спасибо, пока не хочется.
– Тогда оставьте творца наедине с творением.
Ника кивнула и вышла из кухни, где Комлев зашуршал бумагой и защелкал переключателями каких-то диковинных аппаратов. В застекленном шкафчике она разыскала видеодиск с записью концерта Сантаны «Сверхъестественный» и включила его, приглушив звук. Затем Ника заглянула в кабинет, в спальню... На светлой полированной тумбочке возле громадной кровати она увидела причудливую штуковину, которой заинтересовалась. Ника подошла ближе.
Это была прозрачная пирамида высотой сантиметров в десять, сделанная словно из горного хрусталя. В ее толще пересекались золотые и серебряные пластины, их края кое-где выступали за грани. Снаружи пирамиду обвивала серебряная спираль, усыпанная подмигивающими рубиновыми огоньками. Справа и слева на кварцевых стержнях с тихим жужжанием вертелись перекрученные винтообразно золотые скругленные цилиндрики. Они гипнотизировали Нику. Она вспомнила уэллсовскую «Машину времени»: «обратите внимание, вот эта деталь как бы не совсем реальна...» Да, пирамида выглядела не совсем реальной, точно с усилием удерживающейся в материальном мире. Казалось, ее существование зависит от быстрого вращения цилиндров, и стоит их остановить, она тут же исчезнет, втянутая в ее собственный мир упругой силой, которой не будет больше противодействия.
Как завороженная, Ника протянула руку к пирамиде. Когда ее ладонь отделяли от прозрачной поверхности считанные сантиметры, пирамида налилась малиновым огнем. Жужжание усилилось, по золотым и серебряным зеркалам заметались лиловые молнии. Фиолетовые лучи хлынули в комнату, закружились фантасмагорической каруселью, озаряя каждый уголок и при этом не смешиваясь один с другим. Колючий световой шар, пронизанный холодными лучевыми нитями, распускался подобно гигантскому одуванчику.
Ника отдернула руку, и неземной свет погас. Уф... Ника провела рукой по волосам. Это просто оригинальный светильник, ночник. Чего только не придумают! Как это говорил древний философ, бродя по базару? «Сколько есть на свете вещей, без которых можно обойтись!» В наше бы время его перенести...
Бросив на пирамиду последний недоверчивый взгляд, Ника повернулась, чтобы выйти из комнаты... И замерла. Ощущение, испытанное ею однажды у себя дома, перед залитым дождем оконным стеклом, вернулось с необычайной силой. Ощущение пристального, всепроникающего, изучающего взора из иных измерений...
Ника стремительно обернулась к окну. Конечно же, на нее никто не смотрел, там никого не было, да и кто мог быть за окном на четвертом этаже... Но ощущение не оставляло ее. Нервы! Пятясь, она вышла из спальни.
Со стороны кухни доносились дразнящие запахи. Когда он успел... Сколько времени Ника простояла у пирамиды?! Она посмотрела на часы.
Секундная стрелка не двигалась. Великолепный хронометр Бориса Кедрова, шедевр фирмы «Эрленкениг» с автоподзаводом, защитой от пыли, влаги и вредного воздействия магнитных полей, остановился... Ну, так что же, ведь это очень старые часы, правильно? У всех вещей есть свой срок. Попробовать их вручную завести...
Едва Ника прикоснулась к ребристому колесику ручного завода, секундная стрелка побежала по циферблату. Но перед этим произошло еще что-то, неуловимое... Циферблат словно помутнел, смазался на мгновение, а когда Ника снова смогла видеть его отчетливо, минутная стрелка очутилась на полчаса впереди. Ника была уверена, что не переводила часы, она и колесико не крутила, лишь притронулась – а полчаса куда-то пропали.
Большие часы на стене показывали то же самое время, что и хронометр Бориса теперь. И электронные на панели видеосистемы – тоже... Ника зажмурилась, потрясла головой. Нервы, черт-те что... Мерещится всякая чепуха, но и то сказать, не каждый день в тебя стреляют. Срочно контрастный душ – и улечься в горячую ванну, лучшего успокаивающего лекарства не было и нет.
Сантана и его друзья весело прыгали на экране. Судя по тому, как они разбушевались, за потерянные Никой полчаса концерт приблизился к кульминации.
23
Ванная комната по количеству и облику технических фантазий напоминала кабину звездолета. Ника долго разбиралась во всех этих рукоятках, кнопках и рычагах, но в конце концов освоилась с управлением. Она встала под душ, с наслаждением почти эротическим принимая тугие струи, смывающие ужас и липкий морок. Потом она легла в просторную ванну-джакузи, потягиваясь, как довольная кошка, и чуть не уснула в ней.
Из нескольких одинаковых мягких, пушистых, ласкающих халатов она выбрала синий и так вышла в гостиную. Комлева там еще не было; Ника сменила доигравший диск Сантаны на Элтона Джона и уселась в кресло с журналом в руках.
Вошел Комлев с подносом, а на подносе в продолговатой керамической посудине под крышкой ворчало и булькало, как нетрудно было догадаться, разрекламированное мясо имени Шермана.
– Искупались, Ника? Вот и отлично, как раз вовремя. Это нужно есть горячим, иначе пропадет весь эффект.
Он поставил поднос на стол. Появились китайские фарфоровые тарелки, фужеры, похожие на ограненные бриллианты, емкости со специями и соусами в виде сказочных птиц и зверей. Картину дополнили две бутылки вина.
Комлев торжественно выложил свое произведение искусства на тарелку перед Никой, и она совсем потеряла голову, настолько это вкусно пахло и вкусно выглядело. Почему-то закружились в ее потревоженной памяти образы детства, хотя в детстве, безусловно, ее ничем столь необыкновенным не угощали. Она вспомнила далекий август, дачу, бабушку... Бабушка приносила на блюде сливы из сада, тяжелые, плотные, покрытые бархатистым сероватым налетом. О, как захотелось Нике именно сейчас именно этих слив!
– Ах да, – голос Комлева проник в ее осязаемое прошлое, – забыл еще одно, а это важно.
Комлев скрылся на кухне и вскоре показался с большим круглым блюдом, полным слив.
– К мясу «Джон Шерман», – наставительно сказал Он – обязательно подаются свежие сливы.
Нике стало страшно.
24
Начинало темнеть, в небесах зажигались первые бледные звезды. Все комплименты по поводу кулинарных талантов Комлева были высказаны, уровень вина в бутылках сильно понизился, и Ника расслабленно курила в кресле под пение Барбры Стрейзанд с очередного диска.
– Сумерки, – произнесла она, глядя в окно. – Я люблю сумерки. Поздно темнеет... Скоро белые ночи.
– Белые ночи? – Комлев повторил эти два слова так, словно они не встречались ему прежде в таком сочетании.
– Ну да, – с недоумением подтвердила Ника. – Когда ночью светло почти как днем. Они начинаются одиннадцатого июня.
– О, конечно... Я знаю об этом явлении, но забыл, как оно называется.
– Странно как-то вы говорите... Как можно забыть белые ночи, их знают все! Даже если вы не петербуржец... А вы не петербуржец?
– Нет.
– А в Петербурге давно?
Вместо ответа Комлев встал и подошел к окну. Ника тоже подошла, остановилась у окна, касаясь плеча Комлева. Некоторое время оба молчали, потом Ника указала на красноватую звездочку, дрожащую низко над крышами домов.
– Это Марс?
– Нет, Марса отсюда не видно. Это Алтейя. Она не красная, а ярко-голубая, а красной кажется из-за оптических искажений в атмосфере. До нее сорок световых лет.
– Алтейя, – нараспев протянула Ника. – Красивое имя... Я такого не помню, да и откуда... Астрономию в нашей школе преподавали через пень-колоду, и я ее частенько прогуливала.
– А вы бы и не узнали имя Алтейи из российских учебных программ или астрономических справочников. Так назвал ее другой народ... У которого, может быть, больше оснований давать звездам имена.
Ника чуть отстранилась от Комлева, искоса взглянула на него, но не стала комментировать это замечание.
– Все-таки жаль, что не видно Марса, – вздохнула она.
