Леонид Медведовский - Третья версия
Увидев дочку, Полина Гавриловна отпрянула, начала смущенно поправлять волосы.
— Ну что ты, Таня, прямо не знаю. Врываешься, как оглашенная.
Мужчина смотрел на Таню, пьяно усмехаясь.
— А ничего у тебя дочурка, Поля. Такая же глазастая.
— Пойдем, пойдем, Павлик, — заторопилась Полина Гавриловна.
Он обнял Дорошину за талию и повел к лестнице, ведущей наверх. Обернулся, подмигнул дружески:
— Гуляй, Татьяна!
Так впервые увидела она Павла Денисовича, который потом часто гостил в их доме.
Самозваный капитан Мальцев продолжал искать деньги. Теперь он принялся за соленья. Найдя длинную палку, сперва измерял ею высоту бочковой емкости, потом протыкал содержимое насквозь. Кадки с огурцами и помидорами проверку выдержали. В кадке же с капустой палка, не дойдя до дна, во что-то уперлась. Мальцев запустил руку вглубь и вытащил пачку десятирублевок, завернутых в полиэтиленовый пакет. Потом пачку четвертных, еще одну, еще…
В застывшей тишине послышался далекий телефонный звонок. Он выглянул из кухни — Таня на цыпочках, спиной вперед поднималась по скрипучей лестнице. Телефон звонил без передышки.
— Татьяна Алексеевна, милая, куда же вы? — вкрадчивым голосом, медленно и осторожно двигаясь к ней. — А я хотел показать вам кое-что любопытное.
Внешность изменилась, но голос Таня узнала — то был хриплый тенорок Павла Денисовича. Теперь она окончательно поняла, что под видом капитана Мальцева в дом проник грабитель, быть может даже убийца ее матери.
— Мне должны позвонить… Я сейчас… Я только сниму трубку.
— Нельзя, Татьяна Алексеевна, не положено. — Увещевал ласково, а сам продолжал понемногу продвигаться вперед. И вдруг что есть силы рванул к девушке.
Таня птицей взлетела на второй этаж. Вбежала в спальню, успев накинуть крючок, схватила трубку все еще трезвонившего аппарата.
— Коля? Это вы? Мне страшно! Спасите меня, он сейчас…
Бандит вломился в комнату — от сильной тряски крючок вылетел из петли — вырвал трубку, кинул на рычаг.
— Что еще за Коля? Нашла время с хахалями! Схватил за руку и потащил — плачущую, упирающуюся — за собой.
— Пустите! Что вы делаете? Я буду кричать! А-а-а!.. Резкий, ребром ладони удар в шею — она упала без чувств. Бандит снова устремился в подвал. Доставая из кадки все новые пачки денег, рассовывал их по карманам, совал за пазуху, бросал в плетеную кошелку. Мокрый, грязный, весь в сочных капустных ошметках, обезумевший от жадности и лихорадочной спешки, грабитель являл собой зрелище смешное и страшное. Отрезвил его скрип тормозов на мостовой. Из кухонного окна увидел: с милицейского мотоцикла соскочил Белухин и бросился к дому.
Курсант звонил, звонил, потом забарабанил кулаками.
— Таня, откройте! Это я, откройте!
Держа плетеную кошелку, набитую деньгами, в левой руке и увесистый медный пестик в правой, бандит притаился в прихожей, у входной двери.
— Откройте! Милиция! — продолжал молотить кулаками Белухин.
Бесшумно отодвинут засов: дверь распахнулась, и курсант, едва устояв на ногах, ввалился в прихожую. У самого виска мелькнул пестик. Прием самбо: нападавший отлетел в одну сторону, пестик — в другую.
— Гражданин Сизов? Вот вы где! А мы вас в таксопарке ищем.
Сизов, он же Панков, злющими глазами сверлил приближающегося Белухина.
— А ты, значит? тот самый хахаль Коля? Как это я раньше не дотумкал? Ну, иди, иди, уж тебя-то я сделаю начисто…
Они сцепились в яростной схватке. Панков, хоть и втрое старше Белухина, силы бычьей с годами не растерял. В какой-то миг коварным приемом свалил Белухина и остервенело ударил головой об пол. Раз, другой, третий… Потом схватил кошелку с деньгами и стремглав выбежал из дома.
Пошатываясь, держась обеими руками за перила, сходила по лестнице Таня. Увидела лежащего на полу Николая, опустилась перед ним на колени.
— Коля! Что с вами? Очнитесь! Белухин с трудом разлепил глаза.
— Звоните в милицию… ушел… надо догнать… — И снова потерял сознание.
33
Лихарев сидел в кабинете Мороза и с плохо скрываемым нетерпением слушал его разглагольствования. Евгений Игоревич развивал свою излюбленную тему.
— …Знаешь, Юра, я все же думаю, что Никола поймет в конечном счете, куда ему идти после школы, на чем специализироваться. Нецивилизованный у тебя в угрозыске контингент, неинтеллигентный какой-то. Ну куда это годится — бить человека головой об пол? Хорошо, что там был ковер. А если бы цемент? Как, кстати, Коля чувствует себя?
— Сейчас уже лучше. Над ним Татьяна шефство взяла. Выхаживает, чуть не с ложечки кормит.
— У такой матери такая дочка! Далеко упало яблочко, ох далеко.
— Женя, а может, давай без трепа, ближе к делу. Ты сказал, что знаешь примерно, где искать Панкова. Ну так выкладывай!
Мороз укоризненно покачал головой.
— Не спеши, майор, не люблю, когда спешат. Твой Панков в живописном месте распивает чаи с одним моим хорошим знакомым. Я ведь к тому и веду разговор, что мои подопечные гораздо приличнее твоих. Никого они не убивают, никуда не бегут, сидят и спокойно ждут, когда за ними приедет милиция.
— Так уж и спокойно? — ухмыльнулся Лихарев. — Может, все-таки немножко волнуются?
— Не думаю. Все было обтяпано бесшумно и бескровно, без выстрелов и погонь. Как это умеют делать только у нас, в ОБХСС. Впрочем, сейчас сам увидишь.
Мороз вынул из сейфа пистолет, накинул на плечи ременную кобуру, надел поверх пиджак.
— А оружие все же берешь, — заметил не без ехидцы Лихарев.
— И ты возьми. Мало ли — может пригодиться.
Ехали в машине Лихарева. Мороз давал короткие указания, майор беспрекословно их выполнял.
— А теперь, Юра, стоп. К самому дому подъезжать не будем, пойдем пешочком.
Дачный поселок выглядел опустевшим — холодные осенние ночи даже самых закаленных загнали в город. Однако кое-где над трубами вились кудряшки светлого пушистого дыма. К одному из отапливаемых особняков и направились оперативники. В калитку входить не стали: она отлично просматривалась из окон. Мороз раздвинул в заборе две доски, открылся удобный лаз в заросший деревьями и кустарниками сад.
В доме кто-то играл на рояле — Юрий Глебович узнал этюд Шопена. Сделав Лихареву знак остаться, Мороз поднялся по ступеням, нажал кнопку. Рояль смолк, послышались осторожные шаги.
— Кто там?
— Откройте, Василий Трифонович. Это я, Мороз.
Сказал и тут же шагнул в сторону. Прием проверенный — на случай внезапного выстрела через дверь. Предосторожность оказалась излишней — в открывшемся проеме возникло гостеприимно улыбающееся лицо хозяина.
— Евгений Игоревич? Дорогой! Чему обязан? Проходите, проходите.
— Я не один — с приятелем.
— И приятеля зовите. Сейчас чайку заварим, я как раз достал китайского.
Оперативники зашли в комнату с камином, обставленную добротной современной мебелью. Справа у стены стоял старинный рояль. Лихарев прочел на крышке: «Реtroff».
— Играете? — кивнул Мороз на раскрытые ноты.
— Балуюсь иногда, на досуге, — скромно потупился Василий Трифонович. — Присаживайтесь, сейчас чаек организую.
— И бутерброды будут? С ветчиной?
Вопрос насторожил хозяина. Он не спеша надел пиджак с орденскими планками, застегнулся на все пуговицы.
— Не нравится мне ваш тон, Евгений Игоревич. Вроде бы всегда жили в мире и согласии. Что же изменилось?
— С тех пор, как мы с курсантом Белухиным побывали в вашем универсаме? — уточнил Мороз. — Многое, Василий Трифонович, очень многое.
— Что, например? — игриво полюбопытствовал Чеботарев.
— Например, выяснилось, что не такой уж вы невинный агнец, каким прикидывались долгие годы. И сумка с деньгами, поднятая со дна реки, имеет к вам самое прямое отношение. Курсант Белухин, как оказалось, был абсолютно прав. Интуиция…
— Глас младенца — глас божий? — Чеботарев бросил на стол пачку «Мальборо». — Курите, Евгений Игоревич. Слушаю вас с нарастающим интересом.
— Прекрасно вас понимаю, Василий Трифонович. Это ведь в самом деле дьявольски интересно — раскапывать ваши прежние связи и знакомства, узнавать про ваши нынешние дела и делишки.
— Один маленький вопросик, Евгений Игоревич. А про нынешние мои связи, — Чеботарев возвел глаза к потолку, — вам тоже известно?
Мороз помолчал, похмурился.
— Тоже, — неожиданно бросил Лихарев.
— Вот как? — Чеботарев покосился в сторону Морозова приятеля: кто это такой всезнающий? И снова к Морозу. — И что же, Евгений Игоревич?
— А ничего, Василий Трифонович. Чеботарев снисходительно усмехнулся.
— Безумству храбрых поем мы песню. Вы, Евгений Игоревич, хотели еще что-то поведать? Так я вас слушаю внимательнейшим образом. И приятель ваш, вижу, чертовски увлечен. Ну же, прошу вас — вперед, без страха и сомненья!
