Шарль Эксбрайя - Мы еще увидимся, детка!

Шотландец расхохотался, видимо, очень довольный шуткой, и так дружески хлопнул Питера по плечу, что тот едва не грохнулся на пол.

— А что, ангел, не спуститься ли нам вниз и не опрокинуть ли стаканчик или два? — предложил он.

За Питера ответил Дункан:

— Не сейчас… Мистера Дэвита ждет срочная работа. Идите в бар, мистер Мак-Намара, и можете записывать расходы на мой счет.

— Вот спасибо! Ну и дорого же вам это обойдется!

Выйдя на маленькую сцену «Гавайской пальмы» после перерыва, Патриция заметила Малькольма и, тут же овладев собой, выступила с прежним блеском. Зал устроил ей настоящую овацию. Патриция раскланялась, одним кивнула, другим улыбнулась и направилась в бар, где шотландец, подхватив ее за талию, подбросил, как перышко, и усадил на табурет.

— Пат, вы чудо! Что будете пить?

— Джин с лимоном.

— Может, хотите шампанского? Платит Дункан!

— Я предпочитаю джин с лимоном от вас, Малькольм.

— Ай! Вы совсем забыли, что я шотландец! Делать нечего, придется раскошелиться, чтобы не выглядеть невежей. А между прочим, сегодня я весь вечер пью за счет Дункана!

Тут они заметили Дэвита. Он спустился из кабинета Дункана в зал и вышел из кабаре через служебный вход.

— Похоже, мистер Питер разыгрывает заговорщика!

— Не обращайте внимания на Питера, Малькольм. Пусть он занимает вас не больше, чем необходимо для вашей собственной безопасности.

— Почему же я должен его опасаться?

— Этот человек способен на все, кроме хорошего поступка!

— Не очень-то вы его любите, как я погляжу, а?

— А вы?

— Должен признаться, и мне он не шибко по душе.

Певица вздохнула.

— Вот среди кого мне приходится жить!

— Осталось потерпеть совсем немного.

Патриция с жалостью посмотрела на шотландца.

— Вы все еще собираетесь увезти меня в Томинтул?

— Теперь это зависит только от вас.

— Но ведь я же вам уже говорила, и не раз, что…

— Дункан согласен!

— Что?!

Тогда шотландец рассказал, какой договор он заключил с Джеком. Хорошо зная Дункана, Патриция отказывалась поверить своему счастью.

— Послушайте, Малькольм… может, на сей раз для разнообразия Джек и говорил правду… дайте мне еще немного подумать… завтра я дам ответ. Хотите, встретимся в Блумсбери, в саду около музея?

— Еще бы!

Патриция ушла, а Малькольм всерьез приналег на выпивку. «В Томинтуле, — пояснил он бармену, — всегда так делают, если очень счастливы». Что касается Гарри, воображавшего, будто он давным-давно знает о пределах поглощения алкоголя человеческим организмом решительно все, то в эту ночь он наблюдал зрелище, которое счел откровением. Часа в два уже сильно захмелевший шотландец, заметив вернувшегося Дэвита, предложил ему выпить. Питер, не видя причин отказываться, уселся рядом. Малькольм сразу обратил внимание на испачканную кровью манжету.

— Несчастный случай, старина?

— Да, наткнулся на урну и порезал руку. Не понимаю, как санитарная служба города терпит эти стеклянные бачки! В темноте о них можно споткнуться и порезаться насмерть!

— В Томинтуле нет урн… — шотландец, казалось, глубоко задумался, прежде чем добавить: — Правда, санитарной службы тоже нет…

И тут на глазах у совершенно обалдевших бармена и Дэвита Мак-Намара разрыдался. Питер похлопал его по плечу:

— В чем дело? Что-нибудь стряслось?

— Почему же это в Томинтуле нет санитарной службы, а?

— Готов парень, накачался по ноздри! — сказал бармен.

— Похоже на то… Пойдемте-ка, Мак-Намара, свежий воздух живо приведет вас в себя.

Взяв Малькольма за руку, Питер довел его до самой двери и, легонько подтолкнув вперед, напутствовал:

— Отправляйтесь домой, Мак-Намара, и отдохните как следует… Вы не забыли, что мы вас ждем завтра или, вернее, уже сегодня в четыре вечера?

— Угу… но тогда вы мне скажете, почему в Томинтуле нет санслужбы?

— Обещаю!

Прежде чем вернуться в «Гавайскую пальму», Дэвит долго следил глазами за пошатывавшимся шотландцем.

Чтобы проникнуть в «Нью Фэшэнэбл», Малькольму пришлось разбудить Эдмунда, который, помимо всего прочего, был еще и ночным сторожем — хозяин гостиницы слишком хорошо знал своих постояльцев и не доверял им ключи. Свежий воздух, по-видимому, совершенно протрезвил шотландца.

— Привет, старина, как жизнь? — весело осведомился он.

Эдмунд посмотрел на Мак-Намару довольно недружелюбно.

— А как, вы думаете, должен себя чувствовать мирный обыватель, когда его будят в такое время?

— Вам надо было бы поехать в Томинтул!

— Не премину… А пока, может, войдете? Если, конечно, не решили просто заглянуть и справиться о моем здоровье?

— Эдмунд, старина, вы мне нравитесь! — И, не дав слуге опомниться, Малькольм от души расцеловал его в обе щеки.

Эдмунд изумленно воззрился на него.

— Экий вы чувствительный парень, как я погляжу!

Малькольм остановился у конторки Сэма. Там еще горела лампа.

— Что, хозяин еще не ложился?

— Понятия не имею… он явился сюда какой-то чудной, ну, я пошел по всяким делам, а заодно пропустить стаканчик и выяснить, чем кончились скачки. Вернулся — его уже не было. Так и не видел с тех пор. Но, между нами говоря, не шибко переживаю, потому что, если хотите знать мое мнение, Сэм Блум — стопроцентная сволочь!

— А ведь странно, что он не погасил лампу, да?

— Что, ваш шотландский инстинкт экономии возмущен?

— Еще бы!

Мак-Намара перегнулся через стол, потянулся к выключателю и тут же отскочил — под столом, скорчившись, лежал Блум.

— Послушайте, старина, я не очень-то люблю такие шутки!

— Вы о чем?

— Вы ведь знали, что хозяин там?

— Где?

Мак-Намара большим пальцем указал на конторку. Эдмунд в свою очередь наклонился и, сильно побледнев, проговорил:

— Боже мой!.. Вы… думаете, он мертвый?

— По всей видимости… разве что мистер Блум великий колдун! — С этими словами шотландец обошел стол, взял лампу и приблизился к Сэму. — Ему размозжили голову бутылкой… убийца унес горлышко… наверное, из-за отпечатков пальцев…

— Но кто же… кто мог это сделать?

— Вот этого, старина, я совсем не… — слова замерли у него на губах. Мак-Намара вдруг отчетливо представил себе Дэвита, кровь на манжете рубашки и руку, порезанную осколком стекла.

— Нам остается только вызвать полицию, старина.

— Не очень-то мне это по душе.

— Мне тоже, если это вас утешит.

Констебль Майкл Торнби и его молодой коллега Стюарт Дом меланхолично прогуливались по кварталу, когда к ним подбежал запыхавшийся Эдмунд.

— Пойдемте скорее!

— Куда?

— В «Нью Фэшэнэбл»!

— Там что, пожар? — спросил Дом.

— Ну, если пожар, — проворчал его коллега, — то чем позже мы придем, тем лучше. Не стоит упускать прекрасную возможность избавиться от этого гнусного притона.

— Да нет, дело совсем не в этом. Сэм Блум умер.

— Правда? Что ж, вот, должно быть, дьявол радуется! Он сделал первоклассное приобретение. Ну, пошли за врачом.

— Но…

— Что?

— Мне кажется, его убили…

— Ах, кажется?

— То есть… я хочу сказать… я в этом уверен…

— Ага, так-то лучше. Пойдем, Стюарт.

Увидев шотландца, Торнби подскочил и, внимательно изучив голову Сэма, укоризненно произнес:

— Слушайте, сэр, не могли бы вы использовать свою силу как-нибудь иначе? Сегодня утром вы чуть не отправили на тот свет двух полицейских, а теперь вот прикончили этого старого негодяя…

— Но я не дотрагивался до мистера Блума, — возмутился Мак-Намара. — И вообще, уж если я рассержусь, так не стану переводить бутылку виски, да еще полную! Это при нынешних-то ценах!

Констебль не смог удержаться от смеха.

— Ах вы чертов шотландец! Кое в чем я с вами согласен: Сэм не стоил бутылки виски… Только вот дело в том, что его убили и мы должны выполнять свои обязанности… Стюарт, позвоните в Ярд и, если вдруг инспекторы Блисс и Мартин окажутся на месте, скажите, что мистер… мистер…

— Мак-Намара.

— …что мистер Мак-Намара замешан в этом деле!

— Но послушайте!

— Пока — как свидетель!

Случилось это в то время, когда на дежурстве был Мартин, и он, конечно, с радостью примчался в «Нью Фэшэнэбл». Оказавшись лицом к лицу с шотландцем, он не стал скрывать торжества.

— Ага, на сей раз, мистер Томинтул, вы стукнули слишком сильно?

— Да не трогал я его!

— Я не думаю, что в Шотландии, в отличие от Англии, убийцы сразу же во всем признаются!

— Вы имеете что-нибудь против меня, старина?

— С чего вы взяли?

— Да-да… я это чувствую… Вы пытаетесь впутать меня в темное дело. Но почему, старина? Что я вам сделал дурного? Надеюсь, это не связано с овцами?

— Нет, о шотландец моего сердца, к овцам это не имеет никакого отношения. Я принадлежу к клану отверженных, лишенных великого счастья знать Томинтул! Я всего-навсего несчастный англичанин, имеющий дерзость полагать, будто быть ежедневно битым каким-то неизвестно откуда взявшимся горцем — не его призвание!