Сан-Антонио - Причёсывая жирафу
Есть от чего купить тридцать дюжин носовых платков, вышить на них черными нитками инициалы и вымочить их в слезах!
- Теперь расскажи мне о Барнаби, - вздохнул я.
- О ком? - удивилась она.
- О Барнаби, директоре цирка.
- Я ничего о нем не знаю и никогда не слышала, чтобы о нем говорили.
Она казалась искренней, и я не стал настаивать.
- А ты знаешь что-нибудь о краже в музее?
Она удивилась еще больше.
- Почему я должна знать об этом что-нибудь?
Ну вот, я опять оказался в том же положении, что и в начале допроса. Никакой возможности продвинуться вперед. Блуждаешь вокруг тайны. Просто уноси ноги!
- Это Тиффози, щелкопер, заставил украсть автомобиль дамы?
- Да. Его коллеги из криминальной полиции ничего не слышали о трупе мадам Кабеллабурна, и Франк задавал себе вопрос, что же произошло? Тогда ему пришла в голову мысль позвонить профессиональному вору автомобилей, которого он знал, и сообщить ему местонахождение автомобиля мадам Кабеллабурна.
Я глубоко вздохнул, думая о трупе молодой женщины, лежащей на верху крана, в кабине. Еще несколько часов, и ее обнаружат. Если узнают правду о моей роли во всем этом, у меня будет очень бледный вид. Меня будут называть не Эркюль Пуаро, а Эркюль Навет.
Я посмотрел на оба трупа, лежащие на полу.
- А где мы сейчас находимся, моя прелесть?
- Этот дом принадлежит маркизу.
Он здорово надул меня, этот маркиз, своими жеманными манерами. Я принимал его за бездельника и распутника, а он, фактически, был главой опасной банды. Да, теперь дворянство уже не то. Гербы потускнели, парни! Их нужно было бы отдать позолотить! Если бы Готфрид Булонский вернулся, он выпрыгнул бы в окно! И вся благородная компания истории... Внезапно я вздрогнул.
- А кто была та девушка, что сопровождала маркиза в Тортиколи?
- Я ее не знаю, - уверяла сестренка.
Я вскочил. Теперь я понял, почему Толстяк имел у нее такой успех. Она устроила ему ловушку, в то время как маркиз то же самое проделал со мной. Они нас разъединили, чтобы получше осведомиться о наших личностях.
"Разделяй и властвуй". Я все понял.
- Пошли, - сказал я, - мы уходим.
- Что же вы хотите со мной сделать?
- Не заботься об этом, я предоставлю тебе хороший пансион с видом на море. Я не обещал тебе, что там будет теннис и бассейн, но тебя будут кормить.
Она стала жалобно хныкать. Но я, как бифштекс в общественных столовых, не смягчался. В тюрьме у нее будет время для жалоб и сожалений.
Дорога была так же свободна, как депутат, председательствующий при распределении призов.
Я мчался со скоростью 200 км в час на "феррари" маркиза ди Чаприни. Это хорошая скорость, особенно если не спешишь.
Телеграфные столбы кажутся плотным забором.
Вперед! Вперед!
Сидя рядом со мной, девушка ничего не говорила. Это у нее реакция. Она находится в прострации.
Вдруг, в тот момент, когда я сбросил скорость, чтобы сделать вираж, она открыла дверцу и выбросилась из машины. Вы знаете, когда сидишь в таком болиде, то теряешь представление о скорости, и, как только ты немного замедляешь ход, кажется, что ты сейчас остановишься. Она, вероятно, подумала, что я сбросил скорость до 30 км в час, в то время как спидометр показывал 140. Я сильно затормозил и остановился.
Прижав локти к телу, я побежал по освещенной луной дороге, чтобы отыскать ее. Я ее нашел.
Она лежала на асфальте с вывернутыми руками. У нее была только половина головы, и, пусть это будет сказано между нами, это, пожалуй, жалко, так как остальное было довольно приятным.
Я ничего не мог для нее сделать, так что я покинул ее. Выбросившись из жизни, девочка поставила меня в очень тяжелое положение. Но, может быть, некоторые мои действия останутся неизвестными?
Я ничего не мог сделать другого, ведь вы меня знаете. Раз мой старый друг - судьба - решил именно так, к чему же мне быть большим гуманистом, чем маркиз?
10
Не очень-то благородно с моей стороны оставлять труп красивой дамы на дороге. Но я должен был думать о живых. И в особенности - о Берурье.
Что же такое произошло с Его Величеством? С Булимиком I? Я испытывал живейшее беспокойство.
Если с ним что-нибудь случилось, то к списку жертв, пострадавших по моей вине, прибавится еще один труп. Их будет уже четыре. Несколько многовато для разумного комиссара, согласны?
"Феррари" остановился перед нашим фургоном. Я почувствовал, что в голове у меня потеплело, когда я увидел свет в нашей лачуге на колесах. Значит, Толстяк дома!
О, радость! О несказанное блаженство! Значит, с Беру все в порядке!
Я уже собирался подняться по ступенькам (у нас их пять, ведущих к двери), когда все мое внимание было привлечено стоном, похожим скорее на крик новорожденного. Он доносился с правой стороны. Я сделал несколько шагов, не помню в точности сколько именно, но что-то между тремя и тремя с половиной.
Я увидел типа в лохмотьях, лежащего на земле. Он был молод, насколько я мог судить по его искалеченной физиономии. У него были черные маслянистые глаза, его разбитые губы были толстыми, как куски дыни, покалеченные скулы кровоточили, и время от времени он выплевывал один или два зуба, как обычно выплевывают косточки от винограда. Он стонал. Ему было трудно дышать, так как, вероятно, у него было сломано несколько ребер. Короче, он был в жалком состоянии.
Я нагнулся над ним, и мне показалось, что я уже где-то видел этого зебра.
- Кто вы, благородный незнакомец? - ласково спросил я.
Он что-то пробормотал. Это было похоже на звук, издаваемый сточными желобами, если их быстро заткнуть.
Я решил сходить за Толстяком, чтобы он помог мне.
Я быстро проник в наш фургон и нашел Беру, развалившимся на диване с тигром в руках.
- Ты даже не можешь себе представить, насколько эта бестия мила, сказал он. - Со мной - настоящий котенок. Я с каждым часом привязываюсь к нему все больше и больше.
- Скажи, Беру, - оборвал я его, - в нашем районе не было никакого сражения? Там снаружи находится тип, который похож на что-то среднее между жаркое из печенки и Робинзоном.
Мой Беру засмеялся.
- Какое сражение?! Это я отделал его.
- На тебя напали? Я был в этом уверен.
- Нападение-то было, но только на мою добродетель. Помнишь ту девушку, которую я подцепил в коробке и которая пришла туда с маркизом?
- Барбара?
- Да. Представь себе, что я продолжал свой сеанс обольщения. Все шло превосходно, она делала мне такие авансы, что я не мог усидеть на месте, а когда мы вышли из машины, я пошел зигзагами.
- У нее был дружок, который тебя подстерегал и который попытался...
- Подожди! Я предложил ей посмотреть на моего бенгальского тигра. Когда нет японских эстампов, нужно пользоваться тем, что есть, ты согласен?
- Ну, конечно!
- Она согласилась. Я привел ее сюда и показал своего Медора... Тут ей стало страшно, она стала кричать и ухватывать меня за шею. Видя это, я оставил своего Медора в ванной и уложил свою деточку на диван, на котором сейчас сижу. Я начал успокаивать эту бедную козочку. Я немного приврал ей, немного ее погладил, словом, сам знаешь, как это делается.
Ты не можешь себе представить, до чего она была хорошей партнершей. Но ты ведь знаешь Берурье?! Разные безделицы - его главный порок. Я решил, что проведу деликатный вечер, с факельным шествием и хором мальчиков.
Что же касается прелестей, то их у нее хватало. И, надо сказать, она умела ими пользоваться. Моя жеманница продолжала завлекать меня, и это ей здорово удавалось. Я же воспользовался классическим способом, потому что у меня есть диплом по этому виду деятельности.
Я говорил ей о ее глазах, а когда я гладил ее ножку, у меня создавалось впечатление, что я глажу перья утки. Я сказал ей, что ее рот такой нежный, как первосортное филе, а дыхание такое же ласкающее, как аромат воздушного пирога у Гранд Марнье. Ты улавливаешь стиль человека? Александр Мюссе, Виктор Ламартин, Шатобриан никогда не имели ничего подобного, и, не желая хвастаться, должен сказать, что это мой стиль.
Она просила меня продолжать, и я довел ее до бесчувствия. Я уже приготовился к главной операции, и что же я обнаружил?
- Девушку?
Но Беру не обратил внимания на мое вмешательство.
- Твоя Барбара была мужчиной! Ты слышишь, Сан-Антонио? Какой-то Жюль, превращенный в девушку, гром и молния! А?! Ты не можешь знать! Если бы я обнаружил удава в моей тарелке или статую Наполеона IV на моей кровати, я бы и то меньше удивился. Я оставался недвижим, по крайней мере, минут десять, прежде чем сообразил. Вначале я подумал, что эта мышка зашла в магазин и закупила этих штук и ловушек, прежде чем прийти в коробку. Но ерунда! Она была серьезна. Тогда я увидел все в красном свете. Большой танец, вот что ей надо устроить!
Сначала, как я тебе говорил, она находила все прекрасным. Ее просьбы! "Еще дорогой", - умоляла она меня, - "еще"! Она получила то, чего добивалась. Я не хочу хвалиться, Сан-Антонио, но я уверен, что самая прекрасная выволочка в моей жизни была та, что я задал этой бестии! Она закричала, что я злой, это я-то, Беру?! Ты отдаешь себе отчет?! Вместо того, чтобы успокаивать меня, она только трепала мои нервы. И бац! И бац! И вот тебе! Вот тебе! На! Получи!
