Фредерик Дар - От этого не умирают
— Поездка сюда тем более необъяснима, что на восемь часов у него была назначена встреча с журналистом из «Пари-Матча». А насколько известно, Андрикс был исключительно серьезным парнишкой…
— Очень серьезным…
— Следовательно, понадобилась веская причина, чтобы заставить его пропустить эту встречу и направиться сюда… Вам известно, что мы обнаружили у него в машине корзину цветов?
— Да, известно…
— Я был в цветочном магазине…
В это мгновение мне показалось, что сила полиции безгранична. Разве можно от нее ускользнуть при столь тщательном расследовании?
— И что же?
Я старался не смотреть на Кати, но ее глаза неодолимо притягивали меня. Я черпал храбрость в их ясном взгляде.
— Мне сказали, что, когда Жо Андрикс покупал эту корзину, он, похоже, очень спешил. Еще он спросил, что лучше подойдет молодой женщине на день рождения…
Фове повернулся к Кати.
— Могу я поинтересоваться, когда у вас день рождения, мадам?
— 17 февраля…
Он покачал головой.
— Значит, это предназначалось не для вас…
— В конце концов, может, он ехал вовсе не сюда?
В сотый раз с начала беседы я прочистил горло:
— Как раз хотел подсказать вам эту мысль…
Фове снова принялся поглаживать брови…
— Да, да… — бормотал он: — Это несколько поспешный вывод…
Он взглянул на инспектора.
— Надо проверить адреса всех его знакомых…
— Хорошо, патрон.
Я понадеялся, что на этих словах наша встреча закончится, но комиссар явно не торопился.
— Может, выпьете что-нибудь? — предложил я.
— Не откажусь, мосье Тражо…
Кати поднялась, чтобы приготовить напитки.
Ненадолго воцарилось молчание, для меня — довольно мучительное. Но как только у нас в руках оказались стаканы с виски, мы снова обрели дар речи.
— Надо как следует изучить всевозможные мотивы преступления, — сказал Фове, словно обращаясь к самому себе — как обычно…
Я кивнул, как бы соглашаясь.
— Ограбление послужить мотивом не могло: мы нашли у убитого около 50 тысяч франков…
Я, в свою очередь, подал идею:
— Допустим, это убийство… Андрикс мог остановиться по какой угодно причине… Есть тысячи причин, которые вынуждают водителя остановить машину… Предположим, что на дороге находился бродяга. И что… после того, как он сделал свое грязное дело, ему помешала подъехавшая машина.
— Возможно… В этом мире все возможно, мосье Тражо… И надо быть священником или полицейским, чтобы знать, до какой, степени.
По-моему, я покраснел.
— Только все же не думаю, что события произошли подобным образом. Не забудьте, что в случае предполагаемого убийства имела место, так сказать, инсценировка. Бродяга обшарил бы карманы жертвы, прежде чем оттащить тело до дороги, поднять капот и вырвать провод…
К этим доводам трудно было придраться. Они не могли не произвести на меня впечатление.
— Кому была выгодна его смерть, не считая, может быть, вас? — продолжил Фове.
И, не глядя на меня, стал маленькими глотками потягивать виски, смакуя напиток.
Кати его слова рассмешили.
— Мой бедный Боб, — хихикнула она, — вот тебя и заподозрили в убийстве, тебя, самого поэтичного, самого нежного из боксеров…
Фове отставил стакан. А я все еще не мог найтись, что сказать.
— Вы неправильно толкуете мои мысли, мадам Тражо. Я нисколько не подозреваю вашего мужа. Упаси боже! Просто я отмечаю, что трагическая кончина Жо Андрикса может представлять определенный интерес…
— Ах так! И какой же? — взорвался я.
— Ну, скажем, возможность избежать запланированный реванш…
Далеко же он заходит, комиссар! Он не боится слов.
— Этот матч должен был мне принести три миллиона, господин комиссар…
— Но также вполне возможно, вы потеряли бы чемпионское звание… Извините меня за резкость, но знатоки утверждают, что в этом не было и тени сомнения!
Я начинал злиться. Хотите верьте, хотите нет, но его подозрительность оскорбляла меня так, словно я никакого преступления не совершил.
— Вам сказали — я имею в виду этого сводню Голдейна и моего менеджера Бодони, — что эта встреча должна была стать для меня последней… что после нее я собирался уйти с ринга?
— Да, сказали… Но вы могли захотеть уйти непобежденным. Когда мужчина больше не способен заниматься любовью, мосье Тражо, у него, к счастью, остаются воспоминания, а когда боксер не может больше драться, ему остается список его побед…
Я почувствовал в ногах невыносимое покалывание, и мне пришлось встать.
— Значит, вы думаете, что я стал бы убивать человека ради того, чтобы уйти, сохранив свой титул?
— Еще раз повторяю: я ничего не думаю… Есть различие — думать о чем-то и это же самое воображать…
— Ну что ж, сообщу вам новость, господин комиссар. Поскольку Жо мертв, я буду отстаивать свое звание в матче против Петручи. Полагаю, вы слышали о таком?
— О! — вырвалось у инспектора.
Я продолжал, не глядя на Кати:
— Буду с вами откровенен: с Андриксом я, что бы там ни говорили пресловутые знатоки, на пятьдесят процентов мог рассчитывать на победу, а с Петручи у меня один шанс из ста… И я говорю «один», имея в виду то, что один французский маршал называл «непредвиденные обстоятельства». Так что, думаю, мой расчет был бы неправильным…
Я определенно получил преимущество. Фове, похоже, был сбит с толку… Более того, он раскаивался.
— Мосье Тражо, воспринимайте нашу беседу как простую болтовню. Это мое ремесло — искать решение проблем… Только вот оно таково, что действовать приходится на ощупь…
Он встал, инспектор тут же последовал его примеру.
— Я вас покидаю. Если вдруг у вас возникнет какая-нибудь идея, свяжитесь со мной… Спросите Фове из Уголовной полиции…
Договорились…
Кати позвала Артуро, чтобы он принес комиссару его серое пальто с ворсистыми отворотами.
— Что касается идеи, — сказал я, пока он одевался, — то одну, господин комиссар, могу вам предложить сейчас же…
Он застыл, не выпуская из руки старую фетровую шляпу.
— Ах так!
— Что называете вы или, вернее, ваш судебно-медицинский эксперт «скончаться на месте»? А? Жо якобы был оглушен, говорите вы? Не забывайте, что это был боксер… Удар дубинкой или любым другим предметом наверняка имеет те же последствия, что и нокаут… А я могу вам сказать, поскольку хорошо это знаю, что единственно, о чем думает боксер в ту секунду, когда получает удар, — остаться на ногах и парировать следующие удары… Как бы ни был силен шок, Жо отреагировал бы именно так… И поэтому он мог добраться до середины шоссе… Что касается вашего автомеханика, то, надо думать, он необыкновенный специалист, если может определить, сам провод отсоединился или его кто-то специально отсоединил…
Фове слушал, не спуская с меня колючего взгляда, который из-за светлых бровей казался еще мрачнее.
— Очень интересно, — тихо сказал он, — но мосье Тражо, ведь Андрикс упал на обочине, ибо там обнаружены следы крови в траве и монетки…
— Я не полицейский, господин комиссар, — пожал я плечами.
— С чем вас и поздравляю — собачья работа… — засмеялся он.
Мы пожали друг другу руки, и комиссар вместе со своим помощником удалился. Стоя на пороге, я смотрел, как отъезжает их машина. Когда она скрылась из виду, я повернулся к Кати.
— Ну как? — прошептал я.
Она легонько кивнула.
— Можешь ни о чем не волноваться, Боб, ты держался отлично…
— Послушай, надеюсь, они не рыскали по дому, надо бы спросить Артуро… Я подумал насчет гаечного ключа…
— Я почистила его вчера и убрала в ящик с инструментами в подвале…
— Ты думаешь обо всем!
— Вовсе нет, Боб, — о тебе!
Мы обнялись. Равнодушным тоном Кати негромко сказала:
— Наибольшее впечатление на них произвела новость о твоем якобы предстоящем матче с Петручи…
Я вытер лоб. Мне казалось, он взмок от пота, но платок остался сухим.
— Да, действительно, — вздохнул я.
Двигаясь словно автомат, я подошел к телефону, снял трубку и попросил телефонистку соединить меня с Голдейном.
Гнусавый голос боксерской сводни вонзился мне в ухо, как длинная игла.
— Ну, что еще, Тражо?
Что значит тип, который выбирает кратчайший путь к цели!
— Не гавкайте, Голдейн, у собак все равно получается лучше!
— А?!
— Хочу вам сказать следующее… Я готов встретиться с Петручи и ни с кем другим, вы меня слышите? Он уже давно сидит без дела и не упустит случая.
На сей раз Голдейн был просто ошарашен.
— Это, по крайней мере, точно? Вы не передумаете?
— Можете объявить о матче сейчас же и подготовьте контракт…
— О’кей. Я знал, Боб, что боксер вашего класса не может вот так уйти…
— Приберегите свои байки для юнцов, которых они еще могут затронуть!
