Енё Рейтё - Остросюжетный детектив

Мы прошли дальше.

Сейчас я был так же спокоен, как если бы прогуливался по улице. Я уже знал, в чем дело, и только с любопытством поглядывал по сторонам. Майор обернулся ко мне, чуть приподнял удивленно брови, но ничего не сказал.

Теперь мы уже шли по светлым, с большими окнами коридорам верхней части здания. На стенах местами висели даже картины.

У одной из дверей майор остановился, постучал и вошел. Через несколько секунд он вернулся.

— Войдите.

Приосанившись, я отворил дверь. Напротив, у стены, за черным письменным столом сидел губернатор! Вот теперь я действительно испугался.

Глава девятая

ВСЕ СТЯГИВАЕТСЯ В ОДИН УЗЕЛ

— Подойдите ближе.

Два крупных шага, кепи прижато к бедру, щелкнули каблуки.

— Джон Фаулер?

— Так точно.

— Прозвище «Копыто». Несколько судимостей, известный контрабандист. Родился в Бирмингеме в 1904 году. Мать — Каролина Фидлер, работница родом из Голландии. Отец — Густав Фаулер, штурман. Правильно?

— Т… так точно… ваше превосходительство!

Он говорил по памяти, не заглядывая ни в какие бумаги. Господи! Неужели он о каждом рядовом знает, кто была его мать и даже ее девичью фамилию?…

— Четыре года назад вас вычеркнули из матросских списков. Почему?

— Начальник порта загорелся в моем присутствии…

— С вашей помощью?

— Я только бросил в него зажженную лампу.

— За что?

— Он обвинил меня в нарушении санитарных правил. Сказал, что на нашем судне заразный больной.

— Это было неправдой?

— Осмелюсь доложить — я не врач.

— Но начальник порта сказал, что у вас на борту больной.

— Начальник порта тоже не врач.

Он смотрел прищурившись. Его умные, спокойные глаза, казалось, взвешивали меня, видели насквозь.

Маркиз де Сюрен — очень высокий и сильный, повелительного вида мужчина. Он встал, звякнув орденами, чуть наклонился вперед и посмотрел мне прямо в лицо. Густые, длинные, седые волосы, зачесанные назад, закрывали затылок, делая его похожим на ученого со старинной картины. Он скрестил руки на груди.

— Теперь можно поговорить, друг мой. О чем вы хотели доложить?

— Ваше превосходительство, произошло странное событие, о котором я не берусь судить своим простым умом.

Он стоял рядом, почти касаясь меня.

— Так ли уж он прост, ваш ум? — Он постучал пальцем по моему лбу. — Стояли бы вы так же спокойно, если бы знали, что я могу читать ваши мысли? И тогда не боялись бы? Отвечайте, дружок.

— И тогда не боялся бы, ваше превосходительство.

— Так. И на чем же основана ваша уверенность?

— На том, mon excellence, что легионер никогда и ничего не боится!

— Эй! Не виляйте, друг мой, говорите прямо и не пытайтесь выкручиваться!

— Я прошу у вас разрешения доложить…

— Начали вы неплохо: не стали лгать. Однако, прежде чем докладывать, ответьте еще на несколько вопросов. Каким образом вы вместо караульного помещения оказались во дворце — и к тому же в офицерском плаще?

— Я отдал на время свой мундир одному человеку.

— Кому?

— Капитану Ламетру.

Резко повернувшись, он снова остановился передо мной.

— Вы знаете, чем это грозит?

— В лучшем случае — пожизненное заключение в крепости.

— Здесь… в этих подземельях… Это вас не пугает?

— Я ничего не боюсь.

— Что произошло в тот вечер?

— Я узнал, что это Ламетр, только после того, как уже обменялся одеждой, и пошел за ним во дворец, чтобы вернуть свои вещи!

— А потом?

— Больше я его не видел.

— Честное слово солдата? Я молчал.

— Должен заметить, что у меня есть очень эффективные средства, чтобы развязать язык любителям помолчать. В подземелье у вас будет время об этом подумать…

— Ваше превосходительство, там сидит куча предателей. Будет, по крайней мере, хоть один, кто попал туда, потому что не захотел никого предать…

Он поглядел на меня и начал расхаживать, заложив руки за спину.

— Вы склонны к азарту, друг мой, но отнюдь не глупы. И к тому же настоящий мужчина. Жаль, что вы скоро свернете себе шею. Ламетр — предатель! Вам это известно?

— По-моему, он невиновен.

— Что?… Вы сомневаетесь в моих словах?…

— Ваше превосходительство, я не боюсь тюрьмы. Я столько раз сидел за разные преступления, что могу раз пострадать за справедливое дело. Можете бросить меня в подземелье, заковать, четвертовать — я все равно буду повторять: Ламетр невиновен, невиновен, невиновен! И да поможет мне Бог!

Он стоял, чуть наклонившись и пристально вглядываясь в меня.

— Ладно… Меня не интересует — схватят Ламетра или нет. Это дело полиции. О чем вы хотели доложить?

— Вечером в кафе одна дама пригласила меня к себе домой. Как будто я ей очень понравился. Я сразу понял, что она только притворяется.

— Гм… Вот как?

— Так точно. Я — человек не слишком самонадеянный. Эта дама пыталась уж слишком грубо льстить мне, но я раскусил ее…

Губернатор, слегка прищурив левый глаз, смотрел на меня, как человек, чувствующий за моими словами какую-то уловку, но еще не знающий, в чем она состоит.

— Продолжайте.

— Слушаюсь. Она все время твердила, что мне должно быть кое-что известно о Ламетре и что я получу много-много денег, если выдам его…

— Гм… Ты, парень… Ты выглядишь исключительно сообразительным…

— Осмеливаюсь заметить: я не понимаю вас, ваше превосходительство.

— Ты… мне кажется… все-таки выкрутишься из беды. Не знаю почему, но чувствую, что так оно и будет…

Вот чутье у человека! Сразу понял, что к чему.

— Я вам все откровенно расскажу.

— Да? Продолжай.

— Я решил постараться разузнать побольше. Даже если для этого понадобится немного приврать. Господин сержант учил нас, что, если заподозришь в ком-то шпиона, надо вести себя так, будто попался на крючок, завоевать его доверие и тогда уже окончательно его разоблачить.

— Да. И ты последовал его совету?

— Слово в слово.

— Дальше!

— Я наврал ей всякой чепухи, а потом, естественно, немедленно явился в комендатуру и обо всем доложил.

В этот момент произошло нечто крайне странное. Стоявший передо мной губернатор схватил меня двумя пальцами за нос и начал раскачивать его из стороны в сторону.

— Ты… ты — сукин сын, жулик, мошенник… Ты же — просто самоуверенный, заносчивый щенок, у которого сразу закружилась голова при виде красивой женщины. А потом взялся все-таки за ум и вывернулся из беды. Во всяком случае, так считаешь.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Джон Фаулер, хочешь быть зачисленным в синие гусары — в эскадрон моей личной охраны? Поступишь в унтер-офицерскую школу — я позабочусь, чтобы о твоем прошлом было забыто. Немногие получали от меня подобное предложение, и ни один не пожалел о том, что его принял. У тебя всегда будут водиться деньги, а твоя будущая карьера будет полностью зависеть от твоего мужества и ума.

В синие гусары даже рядовыми кого попало не брали.

— Ты еще раздумываешь?

— Ваше превосходительство…я был бы счастлив принять ваше предложение, но я поступил бы нечестно, воспользовавшись вашим великодушным предложением.

— Почему? Ты участвуешь в заговоре против меня?

— Если вы прикажете, я в любое время готов буду отдать свою жизнь.

— Не выкручивайся, ты… изворотливая шотландская башка… Отвечай прямо: ты участвуешь в заговоре против меня?

— Клянусь, что нет!

— Если ты немедленно во всем не сознаешься, я отправлю тебя в тюрьму, и ты там останешься! На всю жизнь! Тут нет необходимости в приговоре суда! По одному моему слову завтра утром тебя расстреляют, и в газетах напишут только: «По приказу губернатора казнен Джон Фаулер за подрывную деятельность против республики!»

— Я это отлично знаю, ваше превосходительство. Но я не заслуживал бы проявленного только что вами великодушия, если бы сейчас со страху предал моих друзей!

Так сказал я.

— Ты на все умеешь найти ответ, дружок! У солдат это случается не так уж часто… Ну, ладно…

А так он.

Сознаюсь, меня немного прошибла испарина, когда он нажал своими длинными, костлявыми пальцами на кнопку звонка.

— Можешь идти. Но если еще хоть раз впутаешься в какую-нибудь подозрительную историю, пощады не жди. Ты, наверное, слыхал обо мне, дружок. Я люблю смелых людей, но не знаю жалости к своим врагам, потому что они одновременно и враги моей родины. Ты понял?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Так что только попробуй встать на этот путь… Спохватишься, но будет поздно… Убирайся!

В хорошенькое положение я попал… Рядовой, вызвавший гнев у самого губернатора, маркиза де Сюрена.

— Что же ты стоишь?

— Осмелюсь доложить, когда я вернусь в часть, мне непременно предстоит допрос. Могу я рассказать о том, что со мною произошло, сержанту?