Джон Кризи - Тревожная ночь Гидеона
— Ну, тут ты ошибаешься. Мелки ужасно ревнив и…
— Если бы кто-нибудь проявил неуважение к его жене, то он сам бы разделался с этим наглецом, а не стал бы созывать под боевые знамена всю свою шпану. Я совершенно убежден, что это ворье в чем-то блефует, что они что-то прикрывают в расчете нас отвлечь. Посему мне хотелось бы разобраться получше, что в трюмах у этих судов или что на них должны погрузить.
— Это можно узнать, — вдруг притих Хемингуэй, чувствуя себя явно выбитым из седла. — Стоит только позвонить в полицию доков. Они-то должны это знать. Но пока давай покончим с парламентской процедурой. Ты уверен, что предпочитаешь иметь дело с Мелки?
— Абсолютно.
— Ты знаешь, что он слывет…
— Ну, сегодня вечером ему не до ножа ни против меня, ни против кого-либо еще. Леметр пойдет со мной.
Они дошли до угла. И снова неизбежный дозорный растворился в ночи, а потом проскользнул в гимназию. Вдали, на другом конце улицы, светились окна второго клуба. Метрах в пятидесяти, чуть подальше, одинокая лампочка выхватывала из темноты вход между двумя столбами в доки. Он был довольно обширным с прилепившейся рядом досчатой конторкой, в которой желтоватым глазом сверкал огонек. За этим строением в темноте притаилась охрана скромная дюжина полицейских.
Леметр догнал Гидеона.
— Будем разговаривать, импровизируя, без плана, Джордж.
— Да, мы только бросим взгляд, что там происходит.
А в этот момент в нескольких километрах отсюда, скрывшись под козырьком подъезда недалеко от ещё открытой станции метро, стоял Бродяга. Он собственными глазами видел, как дежурившая там пару часов полицейская машина тронулась с места и набрала скорость.
В диспетчерской Скотланд-Ярда стоял ровный гул из смешавшихся разных звуков — все время поступавших сообщений, всякого рода шумов, хождений персонала туда-сюда… Квартирные кражи, ограбления, изнасилования, пожары, приставание шлюшек на улицах… — чего только не было. То бурлил ночной Лондон…
В это же время месье Монне из Управления Национальной безопасности Франции катил в полицейской машине в Скотланд-Ярд. Его кожаная папка чинно возлежала на коленях, в губах дымилась короткая сигара, пальто было наглухо застегнуто до самой верхней пуговички. А в те же минуты в Лондонском аэропорту Форрестер, возмущенный, но, возможно, и потерявший от страха голову, ожесточенно пререкался с таможенниками, которые методично и придирчиво досматривали содержимое его чемоданов, не забывая периодически вежливо извиняться.
А в подвале на Лэссистер-стрит, закоченевшая от холода и дрожавшая от ужаса несчастная Нетта Пенн с нараставшим ужасом вслушивалась в то, как Риккер — неизвестно зачем! — долбил и долбил стенку.
За четверть часа девять легковых машин и автобусов лихо промчались в ночи на другом конце Лэссистер-стрит.
Глава 13
Входя в старый Докерский клуб, Гидеон прошествовал под старым транспарантом с выцветшим лозунгом: "Молодежь — за Крестовый поход во имя Христа" и услышал звуки музыки, неистового джаза, исторгавшегося из чрева какого-нибудь радиоприемника или проигрывателя. Увидел он и двух членов этой бандитской тусовки, кривлявшихся на пороге большого, ярко освещенного зала, откуда доносились шаркающие звуки, как если бы там танцевали. Кто-то даже визгливо затянул некий модный мотивчик. Два настороженных подростка, бледные и едва доходившие Гидеону до плеча, сделали вид, что пытаются преградить ему путь. Но он невозмутимо продолжал продвигаться вперед, как бы не замечая их. Вопрос встал так, либо он их сметет, либо они его пропустят.
Они расступились.
Гидеон вошел первым; Леметр, шедший за ним, тоже и бровью не повел в сторону своеобразных портье у входа.
С потолка зала свисали бумажные гирлянды и сдутые воздушные шары. В глубине зала, на небольшом возвышении, извивалась под джазовый ритм перед немым микрофоном девица в черном, с обнаженными плечами платье. Воздух давно не проветривавшегося помещения отяжелел густыми клубами вонючего дыма. В середине танцевали, тесно прильнув друг к другу, три пары. Остальная шпана сидела за расставленными вдоль стен столиками. Все одинаково по-юношески угловатые, до синевы бледные, одетые кое-как в затасканное полутряпье, что наглядно свидетельствовало о том, что явились они сюда отнюдь не для разгульного веселья.
За самым большим столом восседал сам каид — Мелки, а точнее Антонио Мелкрино, вместе со своей Лолло. В действительности её звали иначе — Мария. А кличку Лоллобриджида она заполучила за изящную фигурку с непристойно наводящими на фривольные мысли округлыми формами. Платье из черного атласа настолько плотно облегало её, что, сдавливая живот, выпучивало вперед груди, выставляя её скорее в карикатурном виде, нежели в образе привлекательной женщины. И все равно: со своими кудряшками темных волос и полными губами она была очаровательна. С трудом верилось, что Лолла — мать троих детей.
Мелки был по происхождению итальянцем, хотя его предки уже три поколения проживали в Лондоне. Родители держали кафеюшку в Кенсингтоне и горевали лишь об одном — о том, что их сын покатился по дурной дорожке. Он не навещал их вот уже несколько лет. С виду Мелки был парнем небольшого роста, стройным, с несколько резкими чертами умного и чувственного лица. Его можно было легко принять за интеллигента или артиста. Но единственным доступным ему видом искусства оказалось умение мастерски владеть ножом. Он, как никто другой, умел ловко рассечь человеческую плоть…
Музыка резко оборвалась. Мелки не давал на этот счет никаких видимых указаний рыжему парню, державшемуся близ проигрывателя, но тот уже сменил пластинку, послышалась другая джазовая мелодия, и девица, все так же вихляясь, принялась подпевать. Все это, должно быть, входило в заранее разработанную программу, было подстроено. Эти юнцы ни за что на свете не хотели бы признаться, что полиция в чем-то может их напугать.
Гидеон прочно и уверенно встал у большого стола. Взглянув на Лолло, он снял шляпу, отвесив ей церемонный поклон, как бы выражая свое почтение.
— Ты — Тони Мелкрино? — буднично проронил он.
— Я, — процедил, почти не разжимая губ, Мелки.
— Что тут происходит сегодня вечером?
— Да вот, забавляемся с приятелями.
— Поздновато что-то, не находишь?
— Да мамочка разрешила погулять сегодня вволю.
В зале прокатился одобрительный смех, посмеивались и хихикали откровенно, с издевкой. Танцоры нарочито приблизились к столу, выделывая па прямо перед беседующими, сторожко следя, однако, за реакцией Гидеона.
— Воспринимай, как хочешь, но мой тебе дружеский совет: закрывай по-доброму свою лавочку и поди-ка сосни пару часов, прихватив с собой и дружков.
— А что я такого натворил? — завелся Мелкрино, выпячивая грудь. — Сам я не сую нос в чужие дела, да вот жалко, что не все следуют моему примеру.
Гидеон смолчал. Чувствовалось, что Мелкрино весьма не по себе, но с другой стороны обеспокоенным или встревоженным его не назовешь. Все было в рамках закона, и он это прекрасно знал. У Хемингуэя в эти минуты, вероятно, происходил такого же рода разговор, и он, видимо, клял себя, что только зря теряет время.
— Уходя, не забудьте прикрыть за собой дверь, — нагло бросил им в лицо Мелки, — а то я не переношу сквозняков.
И снова — сдавленные смешки прокатились по залу.
— Выслушай меня хорошенько, Мелкрино, — спокойно отреагировал Гидеон, глядя в упор на доморощенного гангстера и его подружку. — Если ты сегодня ввяжешься в эту драку, то пожалеешь. Это — мое тебе предупреждение. Прикажи своим парням разойтись по домам. (Замолчав на секунду, он успел перехватить заговорщицкий взгляд, которым молниеносно обменялись Лолло и Мелки. Эх, бедные несмышленыши, до чего же чертовски умными считают они себя в этот момент!) И Хемингуэй сейчас выдает подобные же рекомендации шпане Уайда. Если вам так приспичело потолковать между собой, идите поищите другое место для этого. Здесь я — хозяин.
— А вот это уже мои личные дела, которые никого не касаются.
Гидеон был уверен, что промелькнувший во взглядах и полуулыбке Лолло и Мелки огонек удовлетворения означал только одно. Он, видимо, говорил сейчас с ними именно так, как они и рассчитывали. Но что, собственно говоря, он им заявил? Что полиция опасается грандиозной потасовки между двумя криминальными структурами?
— Не вынуждай нас прибегать к силе, — повторил Гидеон.
— Ой, как страшно! Какой сердитый, толстый дяденька! — ощерился Мелки. — Вы что, думаете, что мы испугались жалкой кучки фараончиков? Поди свари себе яичко, олух!
И он сопроводил свое оскорбление неприличным жестом. Зал взорвался от восторга.
Музыка разом стихла посередине мелодии, и если бы это отребье захотело, то ситуация теперь могла бы весьма плохо обернуться для визитеров. Но Гидеон не считал, что сейчас это отвечает их интересам. Он сделал вид, что они одержали верх.
