Мэри Стюарт - Мой брат Михаэль

Она повторила резким голосом:

— Что вы здесь делаете?

— Сижу, любуюсь видом, а вы?

Она подошла, как манекенщица, — колени вместе, бедра выбрасываются вперед, и встала картинкой в журнале мод.

— Не далеко ли забрели в такую жару?

— А вы очень устали или шли не так далеко?

Вот уж я не собиралась говорить, где была, не ее дело, хотя ей явно и интересно. Это паломничество Саймона и больше ничье. А если он решил взять меня с собой, это его проблемы, но Даниэль я об этом не скажу.

— А где Саймон?

— Не знаю, вы его искали?

— Да нет, — она села в двух ярдах от меня и улыбнулась.

— Сигарету?

— Спасибо, — сказала я не подумав.

Она молча меня рассматривала, а я курила и старалась не переживать, что теперь неудобно уходить, хотя очень хочется. Совершенно непонятно, с какой стати, когда мы общаемся с такими людьми, мы продолжаем придерживаться собственных табу и привычек. Почему мои хорошие манеры не позволяют мне встать, как наверняка сделала бы Даниэль, сказать: «Ты мне надоела, маленькая невоспитанная потаскушка, и ты мне не нравишься», — и уйти себе по горе? Но нет, я сидела, выглядела доброжелательно безразлично и курила ее сигарету. По сравнению с той, которой угощал меня Нико, ее — нектар и амброзия. Могла бы предложить даже оливковую ветвь, я боюсь данайцев, дары приносящих.

— Вы не были на полднике в гостинице?

— Нет, а вы?

— Где вы ели?

— У меня был пикник.

— С Саймоном?

Я подняла брови и попыталась изобразить холодное удивление этими инквизиторскими допросами. Никакого эффекта.

— С Саймоном? — повторила она.

— Да.

— Я видела, как он выезжал на машине.

— Да ну?

— Он вас где-то подобрал?

— Да.

— Куда, вы поехали?

— На юг.

Она помолчала минуту.

— Почему вы не хотите рассказать, где вы были и что делали?

Я посмотрела на нее довольно беспомощно:

— С какой стати?

— А почему нет?

— Не люблю исповедоваться.

Она это переварила, повернула ко мне большие усталые глаза.

— Почему? Что у вас с Саймоном…

Такой вопрос от Даниэль мог означать только одно.

Я взорвалась:

— Боже мой! Мы доехали на машине до Араховы, оставили ее там и прошли пешком в сторону Дельф. Устроили пикник на горке с красивым видом на Парнас. Потом я пошла домой, а Саймон — за машиной. Скоро он проедет внизу, долго здесь просидите — увидите. Если вы не знаете как выглядит нанятая вами машина, я скажу — большая черная. Не знаю, как называется. Не разбираюсь в машинах. Этого достаточно? И спасибо за компанию, мне пора.

Я бросила сигарету и вскочила.

Она шевельнулась в пыли, как змея, уронила сигарету, улыбнулась, и я увидела ее белые зубы и язык, розовый, как губы и ногти.

— Боитесь меня…

Я почувствовала себя очень взрослой в свои двадцать пять рядом с недоразвитым подростком.

— Дорогая девочка, что вас заставило вообразить такое?

— Я, видите ли, просто ревную Саймона, — сказала она из пыли.

Я страстно хотела повернуться и убежать, но у меня не было красивой реплики на прощание. Мое чувство превосходства растворилось в воздухе, и я сказала:

— Да?

— Все мужчины одинаковые, но он необычный. Даже вы это, наверное, чувствуете. Вообще любовники на меня тоску нагоняют, но Саймона я хочу. Очень.

— Ну правда!

— Да, правда. Знаете, что в нем есть? Это…

Я сказала резко:

— Не надо, Даниэль.

Она бросила на меня взгляд:

— Ты сама в него влюбилась, да?

— Какая чушь! — К моему ужасу мой голос звучал очень драматично. — Я его совсем не знаю! И кроме того, это не…

— Какая разница. Нужно две секунды, чтобы понять, хочешь мужчину или нет.

Я отвернулась.

— Послушайте. Я должна идти. Думаю, увидимся позже. До свидания.

— Увидите его завтра? — Вопрос был сказан лениво, тем же невыразительным голосом, но что-то заставило меня обернуться к ней. Она с притворным безразличием отвернулась и водила пальцем в пыли. — Что он будет делать завтра?

— Откуда я знаю? — ответила я как можно холоднее, а подумала, что мне это известно совершенно точно. Он определенно пойдет искать гипотетическую пещеру Михаэля. И совершенно наверняка, ему не понравится, если она будет за ним подсматривать. Весь разговор указывал на то, что она на это вполне способна.

Я сказала тоном, каким разговаривают с надоедливыми упрямцами:

— Ладно, скажу. Мы поедем в Левадию на весь день. Там конная ярмарка, будем фотографировать цыган.

— Ой. — Она смотрела через долину глазами, сузившимися от солнца. — На что он, дурной, тратит время!

Хотя я к ней уже привыкла, я не смогла удержать вспышку злости, которая пронзила меня насквозь.

— Значит, он не пришел вчера чинить душ?

— Много говорите, да?

— Извините, плохо воспитана. Пойду приму душ перед обедом. Увидимся позже. Знаете, что я вечером переезжаю в студию?

Ее глаза широко раскрылись, в них замелькала странная смесь неприязни, озабоченности и расчета.

— Это будет удобно, нет? — сказала она с известным только ей смыслом. Вдруг взгляд изменился, она смотрела через мое плечо с удивлением и чем-то еще.

Я обернулась. Кудрявый мужчина с усами над тонкогубым, но чувственным ртом, среднего роста в сером костюме, темно-красной рубашке с алым галстуком сказал по-французски:

— Привет, Даниэль, — но прозвучало это, как «все в порядке».

Она расслабилась.

— Привет. Как ты узнал, что я здесь?

Я подумала — потому что вы были вместе за кустами, а я вам помешала. Потом я отбросила эту мысль и подумала — надо же до чего доводит общение с этой девушкой. Пять минут, и воображение совершенно больное. Красотка произнесла лениво, даже слишком лениво, из пыли:

— Это — Камилла Хэвен. Она утром гуляла с Саймоном, а сегодня будет спать в студии. А это — Димитриос, гид, он не говорит по-английски.

— Говорите по-французски?

— Да.

— Вы пришли смотреть заход солнца?

— До этого еще долго…

— Может, не так долго, как вы думаете…

Даниэль повернула голову и посмотрела на него. Ее голова была на уровне моего бедра, и я не видела ее глаз под ресницами. По моей спине будто пробежало насекомое с холодными ногами. От этой парочки мурашки бежали по всему телу.

Я еще раз собралась с силами и сказала:

— Я должна идти. Если я собираюсь принять перед обедом ванну и разобраться с…

— Эти скалы, — сообщил Димитриос, — называются Федриады, или Сияющие. Я всегда рассказываю своим туристам их историю. Внизу между ними бежит Касталийский ручей, в нем лучшая в Греции вода, еще не пробовали?

— Нет еще, я…

Он придвинулся на шаг и оттеснил меня к краю.

— Они стоят здесь, как часовые, не так ли? Они не только защищали святое место, здесь наказывали за кощунство, знаете?

— Нет, но…

Еще шаг. Улыбка, полная очарования, очень приятный голос. Даниэль подняла голову, теперь она смотрела на меня. Она улыбалась, совсем не усталые глаза светились.

Я отодвинулась на пару шагов и встала в четырех футах от края. Димитриос вдруг сказал:

— Осторожнее, — протянул руку и мягко взял меня за плечо. — вы здесь не для казни.

Они смеялись, а я думала — я их ненавижу и боюсь, какого черта я здесь стою, неужели потому, что невежливо уходить, когда человек с тобой разговаривает?

Он продолжал.

— Одного мужчину привели сюда казнить. Двое подошли с ним к краю, как раз здесь, чтобы столкнуть его вниз. Он обернулся… Да, мадмуазель, далеко падать. И он им сказал — не толкайте меня лицом вперед, пусть я лечу вниз спиной. Понимаете, о чем он думал?

Его рука оставалась на моем плече. Ногти обгрызены, указательный палец испачкан кровью. Я попыталась вырваться, но он крепче сжал пальцы и наклонился ко мне.

— И они его столкнули, мадмуазель, и когда он падал…

Я сказала, задыхаясь:

— Разрешите мне уйти. Я боюсь высоты. Пожалуйста, отпустите меня.

Тут Даниэль сказала высоким сухим голосом:

— Это твои туристы, Димитриос?

Он отпустил меня и обернулся. Мужчина и две женщины шли от Араховы рядком, как ангелы. Я отскочила от обрыва как пробка из наилучшего шампанского, не сказала ничего вежливого, даже не попрощалась и понеслась вниз по тропинке. Ни грек, ни девушка не сделали за мной ни шагу, я скоро пошла медленнее, пытаясь привести мысли в порядок.

Если Даниэль и ее чертов любовник (в том, что это — любовник, я ни секунды не сомневалась) по какой-то причине хотели меня напугать, им это удалось. Я чувствовала себя трусливой дурой, крайне неприятное ощущение. Но все-таки что это? Извращенное чувство юмора? Абсурдно думать что-то еще. Я просто устала. Они разозлились, так как я прервала их свидание за можжевельником. А, может, Даниэль еще из-за Саймона…

Я дошла до стадиона. Он лежал на солнце пустой и тихий, окруженный рядами мраморных сидений. Я почти пробежала по пыли между колоннами, через ворота и дальше вниз к театру… Сердце колотилось в груди, горло зажато, как рукой. Тропинка повернула мимо ручейка, выбежала на площадку. Здесь уже появились люди — в театре, на ступенях, в храме Аполлона. Можно было в полной безопасности остановиться под деревьями и дать сердцу успокоиться. Солнце на тихих ветвях, абрикос, пчела у щеки, гранатовое дерево… Саймон подарил мне его плод, ну что же, я остаюсь. Дыхание пришло в норму. Аполлон-целитель сделал свое дело. Я спокойно пошла по ступеням, через сцену, между сосен и по дороге в отель.