Евгений Аллард - Найти бесогона
Историю про ишака я слышал раз пять. Бесполезное сидение в гримёрке мне осточертело до безумия. Как можно незаметнее я выскользнул из двери и решил прогуляться до сортира. И услышал обрывок разговора Розенштейна и Верхоланцева, который уже смог обрести частично голос, но судя по заплетающемуся языку, был уже хорошо навеселе.
– … сам посуди, ну какая дура уйдёт от такого, как Верстовский к …удаку Мельгунову? Он же пидорас! Пидорас! – услышал я пьяный голос Верхоланцева. – И в прямом и переносном смысле.
– Ну, это в жизни, а в кино – другое дело. Знаешь, сколько у него поклонниц? – ответил Розенштейн. – Они пищат от счастья, когда видят его.
– Какое другое дело? Давид, а давай переделаем сценарий. И пусть Верстовский играет главную роль. Пусть Милана к нему вернётся. И останется. Пусть Верстовский убьёт этого говнюка и все делов.
– Дима, ты, когда упьёшься до зелёных чертей, такую феерическую чушь несёшь – уши вянут. Я тебе разрешил сцены добавить и будь доволен. Мне и так пришлось объяснять Мельгунову, в чем это он будет ещё играть.
– Слушай, Давидик, меня твой Мельгунов уже задолбал, – голос Верхоланцева обрёл твёрдость. – Когда он вылезет, наконец, я его убью, как Иван Грозный своего сына. По башке тресну и привет. Или задушу, как Отелло Дездемону.
– Картину доделай, а потом можешь убивать хоть всю группу. Дима, и я тебе предупреждаю ещё раз – не позволяй Верстовскому лезть в наши дела. Он мне подозрительным кажется. Очень. Сует нос всюду.
– И чего? – пробормотал Верхоланцев.
– Чего-чего! Он может узнать про Северцева!
Я превратился в слух. Затаив дыхание, ждал с адским нетерпением, что ответит главреж. Как определит свою роль в этой игре? После очень долгой, как показалось, паузы, я услышал, наконец, голос Верхоланцева:
– Давидик, что так нервничаешь? Верстовский занят тем, как затащить Милану в постель – больше его ничего не волнует.
– Дима, и ты будешь спокойно на это смотреть?! – воскликнул Розенштейн.
– Я с тебя удивляюсь, Давид. Будто Милана твоя жена, а не моя. Чего ты волнуешься? Верстовского я предупредил. Он не дурак, всё понял.
– Иди, проспись, Дима, – отрезал Розенштейн. – Через пару часов будем снимать.
Я услышал шаги и юркнул в туалет. Переждав какое-то время, я выбрался и решил прогуляться по коридорам – почему-то безумно захотелось увидеть Милану. Зная по прошлому опыту, что заглядывать в закрытые помещения достаточно опасно, я искал скопление народа. Завернув за угол, наткнулся на импровизированный бар с квадратными деревянными столиками и стульями с высокой спинкой. Перед стойкой на табурете сидела потрясающе выглядевшая Милана в бриджах песочного цвета и блузке в крупную бело-синюю клетку. Она мило беседовала с барменом – смазливым молодым человеком с длинными густыми волосами, крупными, блестящими, как маслины глазами, и по-девичьи пухлыми губами. Милана, заметив меня, приветливо улыбнулась и помахала рукой. Я присел рядом.
– Сурен, познакомься, это Олег Верстовский. Заменил Гришу Северцева.
Я поймал себя на злорадной мысли, что миловидную физиономию бармена сильно портит крупный нос с горбинкой и костлявый подбородок.
– Что будете пить? – спросил Сурен.
– Скотч, – улыбнувшись, ответил я, уверенный, что такого здесь отродясь не водилось. – Со льдом.
Но Сурен, глазом не моргнув, достал бутылку, налил в стаканчик, ловким движением бросил туда щипцами прозрачные кубики и подтолкнул ко мне.
– Олег, опять начинается, – в голосе Миланы послышались раздражённые нотки. – Сейчас ведь работать начнём.
– Я в этом не уверен. Думаю, Мельгунов не приедет вообще.
Милана переглянулась с Суреном и оба загадочно улыбнулись. Я ощутил себя идиотом, поскольку они знали что-то такое, чего не знал я. Милана, видимо, поняла, что я обиделся, сжала мне руку:
– Мельгунов давно приехал. Просто не выходит пока из гримёрной. Очень занят.
Последнюю фразу она сказала с заметной иронией. Взяла меня за руку и мягко потянула в угол бара. Когда мы присели за столик, Милана, наконец, тихо, с улыбкой объяснила:
– Мельгунов сидит со своим приятелем. Они готовятся.
– И почему вся группа должна ждать, когда он соизволит выйти? У меня и без этого дел хватает.
Милана вдруг пристально взглянула на меня:
– Олег, скажи честно, ты ведь не актёр.
– А что, играю хреново?
Милана вытащила изящным движением тонкую сигарету, я галантно протянул зажигалку. Сделав затяжку, она разогнала дым и только после этого объяснила:
– Нет. Не в этом дело. Играешь ты нормально. Вполне. Не гениально, но не выпадаешь. Ведёшь ты себя очень независимо. Будто тебе до фонаря вся эта кутерьма. Слишком раскован, хотя явно не дурак, не рисуешься.
– Да, ты права, я не актёр. Журналист.
– Ого, какой у тебя будет потрясающий материал. Только будь осторожен. По судам затаскают. Не обрадуешься.
– Милана, меня не интересует бомонд, гламурные приключения, чьи-то приятели и все остальное. Я пишу совсем на другие темы. Занимаюсь паранормальными явлениями – призраками, ведьмами, оборотнями. Приехал в этот город, чтобы разобраться в одном деле. И съёмки в мои планы не входили.
– Почему же ты согласился?
– Во-первых, чтобы заработать бабла. Ты не будешь меня осуждать? Во-вторых, хотел узнать кое-что о Северцеве.
– И какое отношение это имеет к твоей работе?
Я наклонился к ней ближе, почти к самому лицу:
– Узнал, что перед смертью ему являлся призрак женщины. Это ужасно пугало его, поэтому я и остался в группе. Ты что-то знаешь об этом?
Милана отшатнулась, нахмурилась. Резким движением затушила сигарету и вытащила следующую.
– Да, правда. Гриша признался мне как-то, что его преследует дух.
– Он сказал чей?
Милана вздохнула и покачала отрицательно головой.
– Гриша говорил, что с его семьёй связано какое-то родовое проклятие и этот дух послан выполнить свою миссию в отношении его. Он очень боялся.
– Скажи, он не прикладывался сильно к бутылке?
– Ты считаешь, у него была белая горячка? Нет, ну что ты. Нет, он пил, конечно. Как все. До белой горячки не напивался. Вначале, когда мы приехали сюда, он вёл себя, как обычно. Но потом стал нервничать, исчезать, опаздывать на съёмки.
Я вздохнул, собираясь с мыслями. Должен был задать этот вопрос, но Милана опередила меня, будто прочитав мои мысли:
– Олег, ты думаешь, что мы с Гришей были любовниками? Это неправда. Мы были только друзьями, очень хорошими. Гриша недавно женился, боготворил Юлю, свою жену. Понимаешь? А ты ведь уверен…
Я не поверил ей.
– Милана, я не хочу лезть в твои дела. Что бы там ни было.
– Олег! Я тебе сказала: мы были только друзьями, – ледяным тоном отрезала она. – А ты, небось, решил, что из-за этого его убили? Думаешь, это сделал Дмитрий? Да?
– Да. Я так думаю, – честно сказал я, мучительно обдумывая, сказать ей о запонке Верхоланцева или нет. Вдруг она доложит все мужу и тогда мне несдобровать. – Он очень ревнив и мне это продемонстрировал. Пообещал яйца оторвать, потому что я на тебя как-то не так смотрел.
– Это шутка была. Как ты не понимаешь?
– Странные у него шутки, – я покачал недоверчиво головой. – Кстати, я ходил к местному экстрасенсу. Хотел пообщаться с духом своего деда. И как ты думаешь, кто ко мне явился?
– Майкл Джексон, – Милана лукаво улыбнулась.
– Нет. Мне явился Северцев и сообщил, что ты в опасности. Он хотел, чтобы я помог тебе, защитил. И пытался сказать, что я должен кого-то опасаться. Но я не смог узнать кого. Призрак рассеялся, как дым.
– Глупо, Олег, – Милана с обидой поджала губки. – Издеваться над такими вещами. Совсем не смешно.
– Ты не веришь? – изумился я. – Какой мне смысл врать? Я действительно его видел. И спросил, кто убил его. А он ответил, что не может сказать.
Милана помрачнела, задумалась.
– Знаешь, я хочу помочь тебе. Подожди, я кое-что принесу.
Она вернулась минут через пять с объёмистой папкой в руках и положила передо мной.
– Я не стала отдавать Юле. Все равно она не будет этим заниматься. Здесь материалы, который собирал Гриша о своей семье, о родовом проклятье.
– А в чем проклятие-то заключалось? – я с любопытством открыл папку.
– Он говорил что-то о ранней смерти мужчин в их роду.
В папке лежали газетные вырезки, пожелтевшие фотографии, письма, выписки. Мне стало неудобно вот так копаться в чужих тайнах. Хотел уже закрыть папку, но на глаза попалась старая фотография с заломленными кончиками, покрытая трещинками, пожелтевшая, побуревшая в нескольких местах. На ней стояли в обнимку двое парней.
– Гриша говорил, это его дед и брат деда.
У меня по спине пробежал холодок.
– А кто именно дед Северцева здесь?
– Вот этот – Павел Николаевич Коломийцев. А это его младший брат Фёдор. Что с тобой, Олег? Тебе плохо?
