Светлана Алешина - Изящный стиль работы
В конце улицы показалась фигура, уверенно шествующая по направлению к страшному дому. Человек подошел к воротам, задумчиво посмотрел на них, заглянул в щелку, довольно хмыкнул и решительно направился прямиком к лазу.
Через минуту он исчез.
Она узнала этого человека! Тот самый, что зазывал ее принять участие в каком-то действии типа спектакля, и по блеску в его глазах Добрынька тогда быстренько смекнула, что ничего хорошего ей от этого спектакля ждать не придется.
Он был приятелем кладбищенского монстра, и Добрынька тогда испугалась его даже больше, чем самого монстра. И этого человека она крепко запомнила — в нем чувствовалась какая-то особая жестокость, да еще Добрыньку поразил нехороший блеск его глаз.
Правда, он лишь уговаривал Добрыньку принять участие в спектакле, а в сарай-то не затаскивал — это монстр на себя взял, — но все равно, именно этого человека Добрынька боялась больше всего. Он внушал ей дикий ужас.
Ох, как пожалела она сейчас, что не рассказала о нем той рыжеволосой девчонке, в надежде получить от нее очередной хавчик.
Добрынька, трясясь от страха и проклиная саму себя, подошла поближе, и вскоре до нее донеслись обрывки фраз. Разговаривали двое, и диалог их был просто кошмарен…
Не в силах больше слышать ни слова из страшного и непонятного диалога, Добрынька осторожно обернулась. Убедившись, что она одна на улице, она быстро понеслась прочь, к спасительному своему убежищу — больничному дворику, который сейчас казался ей незыблемой крепостью, спокойной и недосягаемой для призраков проклятого дома.
* * *— Господи, — простонала я. — Как хорошо, что день закончился!
— И правда, — согласилась со мной Лиза. — Вот когда выходной кончается, жалко. А рабочий день… Ну и фиг бы с ним…
— Кстати, тебе Ванцов звонил, — сказал Ларчик.
— И чего он хотел?
— А он со мной вашими секретами не делится, — обиженно засопел Ларчик. — Это с тобой у него контакт, а на меня у него реакция быка на корриде…
Я уже стояла на пороге, внизу меня поджидал Пенс с его отремонтированным «Уралом-Девидсом», и жизнь перестала казаться мне ужасной и отвратительной. Наоборот, приобрела вполне приятные черты.
— Всем большой скаутский «гуд-бай», — послала я остающимся воздушный поцелуй.
— А Ванцов? — напомнил мне Ларчик.
— Из дома позвоню, — бросила я уже на выходе. — Поскольку не хочу, чтобы секретная информация достигла твоих ушей…
И вылетела на улицу раньше, чем он успел отреагировать.
Чмокнув Пенса в щеку, я уселась за его спиной и присвистнула:
— Ты умница, Пенс! Он и впрямь чем-то похож на «Харлей»!
— Подлизываешься? — спросил Пенс.
— Ага, — вздохнула я. — Хочу в «Робин-Бобин». Там гамбургеры… Там пепси… Там пиво…
— Ты просто умираешь от голода, — улыбнулся Пенс. — Маленькая обжора.
— Как ты догадался? Ну? Поедем?
— Конечно, — кивнул он. — Твои желания пока еще законы…
— Что значит «пока еще»? — нахмурилась я. — Настанет время, когда они перестанут быть законами, мои бедненькие желаньица?
— Нет, — заверил он и поцеловал меня. — Ни-ког-да…
— То-то же, — рассмеялась я. — Поехали… А то все закроется.
И мы рванули по улице — боже ты мой, как это было здорово! Когда все неприятности остаются временно за спиной, только ветер в лицо, и делается так весело, что начинаешь смеяться — в такие минуты ты становишься нормальной, беспечной и спокойной, как все остальные люди. А не какие-то там детективы, которым надо думать о психах, опасных для окружающих…
Мы подъехали к «Робину».
— Представляешь, Пенс, — сказала я, когда мы уже сидели за столиком. — Люди так живут… Спокойно. Размеренно… У них все-все разложено по полочкам, как в универсаме. А я не знаю, где у меня что лежит, и моя жизнь поэтому какая-то…
Я задумалась, пытаясь подобрать нужное слово.
— Ураганная, — подсказал Пенс.
Я кивнула.
— Наверное. Даже у Фримена жизнь спокойнее…
А вот и он, захотелось немедленно воскликнуть мне, поскольку Фримен как раз и показался в конце улицы — вместе с первыми каплями дождя.
— Фри… — начала я и осеклась.
Навстречу ему шла девушка. По их лицам я сразу догадалась, что они идут навстречу друг другу, потому что мир как бы существовал сейчас лишь в качестве декорации для двух актеров-премьеров, кружился вокруг, подобно снежинкам. Девушка, заметив Фримена, просияла и прибавила шагу, а он…
Он сейчас смотрел на нее так, что его прекрасные серые глаза казались звездами — такое они излучали сияние.
Я перевела взгляд на девушку.
Она была худенькой, наполненной здоровой свежестью, с гладкими, блестящими темно-каштановыми волосами. Большие глаза были обрамлены темными ресницами, а нос вздернут. Была ли она красивой? Думаю, куда больше ей подошло бы определение прелестная.
Остановившись, она широко улыбнулась и взмахнула своей легкой рукой.
— Фримен…
Он подбежал к ней и, взяв ее ладони в свои, поднес к губам.
Она что-то сказала ему, совсем тихонько, я не расслышала, и он рассмеялся, а потом они пошли куда-то, вдаль от нас.
— Может, ты перестанешь так невоспитанно пожирать их глазами? — спросил меня Пенс.
— А кто она? — обернулась я.
В конце концов, ему о личной жизни Фримена известно больше, чем мне.
— Фрименова великая любовь, — ответил Пенс. — По имени Джульетта…
— Как? — переспросила я.
— Юлия, — рассмеялся Пенс. — Но мы в шутку зовем ее Джульетта. И вообще, Александрина, почему тебя так интересует личная жизнь Духовной Собаки?
— Если у него есть личная жизнь, то никакая он не духовная собака, а самая обычная, — проворчала я.
Настроение у меня снова испортилось, и свой гамбургер я дожевывала в унылом размышлении, почему я не уродилась такой стройненькой, длинноногой красоткой с ровным загаром и румяными щечками? Может, тогда жизнь моя выгодно отличалась бы от теперешней?
— Впрочем, кому что бог дал, — вслух подумала я. — Кому-то ноги, а кому-то, как говаривал диджей, мозги. Кому что дал, тот тем и раскидывает…
Пенс вздохнул, глядя на меня с сожалением.
— Какая же ты еще глупая, Сашка, — сказал он.
Ну, вот, значит, и мозгов мне не выдали…
Как же теперь жить бедняжке Александрине? Кто подскажет?
* * *Опечаленная такими мыслями, я сидела в теплой кухне и наблюдала, как по оконному стеклу ползут капельки дождя…
Снова дождь.
Может быть, от дождя у меня уже началась сырость в голове, и поэтому я никак не могу связать концы с концами?
Во всяком случае, сейчас мне было совершенно непонятно, как связать воедино странные увлечения Чеботарева, книжки, которыми увлекалась Элла Ардасова, и банального бабника Старцева.
— Просто полная неразбериха, — прошептала я, проводя пальцем по оконному стеклу, которое казалось мокрым даже на ощупь. — «Кто убил Лору Палмер»… И ведь ситуация похожа, пусть выглядит немного пошлее, как любой идиотский римейк…
Можешь бродить по закоулкам подсознания, Александра, но так и не найдешь ответ, потому что Элла никакая не Лора, демонов в Тарасове нет, а если есть, то все размокли от дождя и боятся нос наружу высунуть, все просто и глупо наверняка. Это задачка бывает таинственной, а разгадка зачастую так пошла, что от нее тошнит…
— Саш, тебя Ванцов к телефону, — сказала мама, появляясь в дверях.
Ванцов. Черт, у меня точно мозги размыло! Я совсем забыла, что Лешка просил меня позвонить ему!
— Спасибо, ма, — меланхолично отозвалась я и подошла к телефону, сопровождаемая изумленным и обеспокоенным маминым взором.
— Сашка, у тебя нет температуры? — поинтересовалась она, воспользовавшись паузой.
— Нет, — покачала я головой. — Все в порядке, ма…
— Какая-то ты сегодня задумчивая, тихая и вежливая до омерзения, — констатировала мама.
Я развела руками.
И взяла трубку.
— Привет.
— Слушай, Сашка, я тебя ищу целый день, — загрохотал в трубку рассерженный Ванцов. — Я же волнуюсь.
— Да все нормально, чего волноваться?
— Послушай, я тут узнал, что Чеботарев-то лечился в психушке! Представляешь?
— Я о чем-то подобном догадывалась.
Мой голос продолжал оставаться тусклым. Сейчас мне казалось, что Ванцов об этом уже говорил, потому что весь мир, окружающий эту компанию, только сумасшедший мог бы назвать нормальным. По мне, они и встретиться могли в психушке. Исключение составлял лишь Старцев, но этого можно было запросто подлечить от хронической сексуальной озабоченности.
— Теперь дальше. Оказывается, у Эллы Ардасовой был ребенок. Представляешь?
Господи, если он еще раз воскликнет «представляешь», я начну рычать.
— Представляю, — съехидничала я.
В принципе, он был не виноват, что я это уже знала. Но в конце концов, все это родная милиция могла бы выяснить и восемь лет назад, а не сажать первого попавшегося парня, не так ли? Геморрою было бы куда меньше… А теперь нам надо делать сумасшедшие попытки восстановить картины восьмилетней давности, чтобы понять, что же там произошло, на этом гребаном пляже?
