Александр Смирнов - Раб и Царь
Долгожданный свисток возвещает о начале перекура. Солдаты бросают свои лопаты и падают на траву, предаваясь недолгому блаженству. Только отделение Раба не реагирует на свисток. Они смотрят на своего командира и ждут команды непосредственно от него.
Вот здесь поребрик выравней, — говорит ефрейтор Трофимову.
Товарищ ефрейтор, ну какая разница, всё равно эту дорогу завтра снова разбомбят.
Разговорчики! Выполнять команду!
Трофимов недовольно выравнивает поребрик. Всё отделение ждёт его и не идёт на перекур.
Наконец поребрик выровнен и ефрейтор разрешает отдохнуть. Солдаты достают сигареты и ложатся на траву.
Полковник из соседней части той, куда ведёт эта дорога, ходит и внимательно проверяет работу солдат. За ним следуют несколько офицеров. Они идут тихо, стараясь не мешать солдатам. Ведь и они были рядовыми когда-то. Ну не рядовыми, так курсантами, разница не большая. Также копали землю и также ладони их покрывались кровяными мозолями. Вообще в армии первое впечатление обманчиво. Вначале кажется, что старшина злющий, как собака, а потом понимаешь, что за этой напускной суровостью скрывается обыкновенное человеческое сердце. Он не только умеет требовать, он умеет и понять, а то и пожалеть солдата. Вначале кажется, что солдат обворовывают, забирая лучшие куски мяса из столовой и, относят их к жене командира, а потом узнаёшь, что жена командира работает в госпитале и мясо это предназначено не ей, а больным. Так, что не верьте тем, кто говорит, что офицеры не понимают солдат. Они понимают. И солдаты понимают их, и не только понимают, но и чувствуют их настроение. Вот и сейчас, солдаты видят, что полковник не хочет беспокоить их и поэтому, когда тот проходит мимо, никто не встаёт и не вытягивается перед ним так, как того требует устав.
Ты смотри-ка, даже поребрик выровняли, — говорит полковник офицеру.
Отделение встать! Смирно! — кричит ефрейтор, заметив офицеров.
Солдаты вскакивают со своих мест, моментально строятся и застывают в строю. Ефрейтор, поправив пилотку, чеканя шаг, подходит к полковнику и отдаёт рапорт:
Товарищ полковник, вверенное мне отделение находится на отдыхе. Командир отделения, ефрейтор Рабов.
Вольно, вольно, — торопливо говорит полковник. — Не тревожьте солдат, пусть отдыхают. Работёнка-то у них не дай Бог кому.
Вольно! — кричит Раб.
Солдаты снова ложатся на траву, а ефрейтор продолжает стоять перед полковником, вытянувшись в струночку.
Идите, ефрейтор, отдыхайте, — говорит полковник и продолжает обход дороги.
Рабов, Рабов, где-то я уже слышал эту фамилию, — толи сам себе, толи своей свите говорит полковник.
У него отец полковник в отставке, может, встречались? — отвечает ему офицер.
Может, и встречались. Не понятно только…
Что непонятно? — не понимает офицер.
Не понятно, почему он только ефрейтор. С командными навыками у него всё в порядке.
Виноват! — отвечает офицер. — Не доглядели.
Вот и ещё одна полосочка легла на погон.
Но не только работают солдаты. У них есть время, чтобы помечтать, прочитать письмо из дома или написать кому-нибудь. Тогда они садятся возле своих тумбочек и предаются воспоминаниям.
Трофимов! — Раб бросает в лицо солдата свою гимнастёрку. — Перешьёшь погоны и выгладишь. Понял?
Так точно, товарищ младший сержант!
Можно просто, сержант, — поправляет его Раб.
Трофимов уходит. Раб достаёт письмо и садится на кровать. Письма принесли ещё три часа назад, и вот только сейчас выдалась минутка, чтобы прочесть её. Писал отец. По военному, без всяких сентиментов, только сухие факты, как будто это не письмо, а рапорт.
'…Дела по фирме развиваются успешно. Практически со всеми договорился. Думаю скоро провести первую сделку. К твоему возвращению раскручу контору на полную катушку. Катерину послал на курсы бухгалтеров. Пусть учится правильно бумаги оформлять. Со стороны брать никого не хочу. Утечка информации нам ни к чему. Кстати, она беременна, скоро родить должна. Мать всё внука ждёт или внучку. Уже задолбала своими разговорами, но это дела бабьи. Серого я закрыл. Если станешь отцом, не вздумай в отпуск проситься, рано ещё. Надо всю эту шайку убрать, а то тут ходят какие-то шестёрки, всё тебя ищут. Ты там время зря не теряй, в армии всё-таки служишь, не на почте. Принюхивайся, присматривайся, с людьми нужными знакомься. Всё это пригодится потом'.
'Принюхаешься, как же!' — с горечью подумал Володя. — 'Сидишь тут в этой дыре, а вот она техника, но возьми её попробуй! Черта-с два'.
Сержанта Рабова к командиру! — сбил его мысли дежурный.
Трофимов! — закричал Раб. — Долго ты ещё возиться будешь?
Только отгладить осталось, — крикнул Трофимов.
Чёрт с ним, тащи, как есть!
Трофимов прибежал с гимнастёркой. Раб быстро оделся и побежал за дежурным. Открыв дверь командира, Раб вытянулся и отдал честь, собираясь отрапортовать, но командир только махнул рукой.
Перестань не до этого сейчас, — нервно сказал командир. — Слушай, Рабов, поднимай своих бойцов и срочно на дорогу, там машина с грузом перевернулась, а ты, — обратился он к дежурному, — старшину ищи и срочно его ко мне.
Сержант скрылся, и уже через минуту его отделение следовало к месту происшествия.
Пробежав, километра два, Володя увидел автомобиль, лежащей на боку в кювете. Из цистерны, которую он перевозил, вытекала какая-то жидкость. Несколько солдат пытались перевернуть машину, чтобы поставить её на колёса, но их сил было явно не достаточно.
А ну, навались! — скомандовал Раб.
Солдаты, как муравьи, облепили машину и стали раскачивать её.
И раз, и два, и три… — командовал Раб.
Машина раскачивалась и разбрызгивала из цистерны жидкость.
И раз, и два, и три…
Амплитуда становилась всё больше и больше. Наконец автомобиль встал на колёса. Теперь оставалось завести трос и вытащить её из кювета.
К этому моменту подбежал старшина с солдатами. Раб отошёл от солдат и подошёл к старшине.
Ну, что без нас справились? — спросил старшина Раба.
Да, теперь только буксиром вытащить осталось.
Ну, и, слава Богу! — облегчённо ответил старшина.
Он достал сигарету и закурил. Из соседней части к ним уже подъезжал УАЗик.
Ух, ты, сам полковник пожаловал, — удивился старшина.
Вы бы не курили здесь, товарищ старшина, а то вся машина в какой-то луже стоит. Чёрт его знает, что это?
Да, действительно.
Старшина бросил на дорогу окурок и придавил его ногой. Но окурок не потух, а продолжал дымиться. И старшина, и солдаты смотрели на машину полковника, который уже подъехал к месту происшествия. Раб незаметным движением ноги подцепил окурок и отбросил его в сторону аварийного автомобиля. Над лужей появился слабенький голубоватый огонёк, который быстро двигался в сторону машины с цистерной.
Машина полковника остановилась, и полковник хотел уже открыть дверцу, как раздался оглушительный взрыв. УАЗик подбросило вверх и швырнуло в кювет.
Ребята, полковника придавило! — крикнул Раб.
Все бросились к УАЗику. Раб открыл дверцу и стал вытаскивать полковника. Тот, видно, сильно ударился. Вся голова у него была залита кровью. Раб вытащил полковника и помог ему подняться на ноги.
Ну, спасибо тебе…
Полковник не успел больше ничего сказать. Следующий взрыв был ещё сильнее первого. Языки пламени достали до УАЗика и облизали Раба. Одежда на нём загорелась. Тут же его повалили на землю и стали сбивать с него пламя. Раб ничего не успел понять. Он только слышал голос полковника.
В госпиталь его, срочно! Головой за него отвечаете! Я этому человеку жизнью обязан.
УАЗик вытащили на дорогу и Раба аккуратно посадили на сидение. Через несколько минут машина подъехала к части. Ворота открылись, и Раб увидел ангары. Раньше он видел только крыши ангаров, а теперь видел и то, что было внутри. За открытыми воротами ангаров виднелись острые головки ракет.
И снова больничная палата. Снова тишина, запах медикаментов и какое-то, присущее только больнице, спокойствие. Снова всё тело ноет от боли.
'Как всё это знакомо'. — Думал Володя. — 'Кажется, совсем недавно это было. Кажется, только что с меня сняли бинты, и я увидел багровый шрам на своём теле. А теперь опять госпиталь. Где теперь у меня будут шрамы? Прямо, как на войне, одни раны. А для чего? Во имя чего? Зачем мне нужно было затевать всю эту комбинацию с Димой? Для чего нужна была эта свадьба с Катей? Может быть, она мне нужна? Нет. Наоборот, только хлопот прибавилось. Скоро она родит и ещё больше повяжет по рукам и ногам. Может быть, необходимо было что-то доказать этим сокурсникам? А зачем? Вот доказал, а для чего? Они теперь там, а я здесь. И никому мои доказательства не нужны. А этот дурацкий окурок? Для чего я швырнул его? Чтобы раздался взрыв? Чтобы проявить героизм, чтобы меня заметили и повысили в звании? Взрыв раздался, меня заметили, и в звании, наверное, повысят, а для чего? Кончится служба, вернусь на гражданку, и что останется? Шрам от Димкиного ножа? Изуродованное лицо от взрыва? Кому всё это надо? Я могу просчитать логику практически любого человека. Могу заставить его совершать поступки, какие мне захочется. А кто руководит мной? Кто меня заставляет совершать поступки? Люди? Нет. Обстоятельства. Именно им я подчиняюсь беспрекословно. Что это или кто это? Почему я так послушен им? Потому, что я их раб'.
