Наталья Никольская - Гостья из прошлого
– Да уж, – усмехнулась я. – Быстро твоя карьера закончилась.
– Да не язви ты, – попросил Дрюня. – И так тошно!
– Тебе радоваться надо. Что легко отделался. Нет уж, Дрюнечка, лучше высоко не взлетать.
– Точно, Полин, – грустно ответил Дрюня.
– Слушай, а ты вчера тут не был?
– Да нет. А что?
– Да старуха тут одна крутилась. Мне б ее найти.
– Ха! Да мало ли тут старух! Хотя что за старуха, опиши. Может, я ее знаю?
Я описала.
– Нет, – развел руками Дрюня. – Не знаю такую. Слушай, так ты с местными бабушками поговори. Они должны знать. Она, поди, с ними на лавочке сидит.
– Да нет, Андрюш, – вздохнула я. – Не думаю, что она на лавочке сидеть будет. Ладно, пойду я.
– Полина, а зачем она тебе? – крикнул мне вслед Мурашов.
– Секрет фирмы! – оглянувшись, улыбнулась я. – Коммерческой!
Дрюня надулся и снова припал к пиву. Я покрутилась-покрутилась, но так и не увидела никого из бабулек. Придется выйти еще разок попозже. На работу мне сегодня, слава богу, не идти – выходной. И после вчерашнего неплохо бы передохнуть. Честно признаться, вчера я подумала, что у меня сердце разорвется.
Вернувшись домой, я выпустила Кольку из ванной (он и побыл-то там минут двадцать, не больше) и сказала, что хочу немного поспать.
Уснула я сразу же и проспала часа четыре: сказалась бессонная ночь. Открыв глаза, полежала немного и встала с дивана, сладко потягиваясь.
Выйдя в зал, я увидела, как Колька быстро затушил в пепельнице мою сигарету. Я подошла и быстро влепила ему подзатыльник.
– Опять? – выразительно посмотрела я на него. – Тебя, похоже, могила исправит! Нет, надо ужесточить меры воспитания.
Я уже занесла руку, чтобы врезать пацану по уху, но мальчишка неожиданно перехватил ее и вывернул мне за спину. От неожиданности я чуть не упала. Правда, Колька сейчас же отпустил мою руку и теперь смотрел на меня, смущенно улыбаясь.
– Это ты что же себе позволяешь? – изумлено спросила я, изо всех сил стараясь скрыть восхищение и ломая голову, как удалось парню меня так подловить? Очевидно, все дело в том, что я только-только проснулась и не успела еще как следует отойти ото сна. Да и не ожидала я от пацана такой прыти.
«А он способный! – удивленно подумала я. – Всего несколько уроков – и такой результат! Обидно будет, если это так и завянет».
Честно говоря, сначала я не ломала голову над тем, что будет с мальчиком после того, как эта история закончится. Просто как-то считала, что он вернется туда, где и жил до этого – вот и все. Но чем дальше, тем чаще я стала задумываться над этой проблемой. Я еще ничего не знала, но чувствовала, что отправить мальчика обратно в сырой, холодный подвал у меня не хватит совести. тем более, что я к нему уже привыкла и несла ответственность. А это очень дисциплинирует.
Недаром же сказал великий писатель: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Правда, я тут же отогнала от себя такие мысли, так как решение возникшей проблемы еще не созрело в моей голове.
Когда я снова вышла на улицу, мне удалось все же пообщаться с бабульками. Но старуху, описанную Колей, никто так и не смог вспомнить.
Я даже начала подумывать: а не привиделось ли это все мальчишке с перепугу? Главное, что этой старухе от него надо? Может, это не старуха вовсе? А кто? Дружки Эдика и Вована, охотясь за пленкой? Но они же не поняли, что Колька и «мальчик-беспризорник» – одно и то же лицо! И потом, зачем тогда Эдик сам указал нам, где может быть Колька? Испугался? Вряд ли. Зачем тогда вообще было все это затевать?
Нет, наверняка никакой старухи нет, а пацан просто выдумал ее. Может быть, сам веря в свои фантазии. Надо все же Ольгу попросить провести с ним какой-нибудь гипноз, что ли… А то еще спятит парень!
Нет, про старуху надо забыть. Пусть вспоминает, подлец такой, не видел ли его еще кто влезающим в окно.
Вернувшись домой, я погладила Кольку, не успевшего совершить, как это ни странно, новых преступлений перед человечеством, по голове и спросила:
– Коль…
– Да? – вскинул голову мальчишка.
– Ты бы вспомнил, может, тебя все же видел кто, когда ты в окно лез?
– Ну вот опять, – недовольно проговорил Колька. – Я же уже рассказал все. Что я, больной или сам себе враг, скрывать что-либо.
Я тяжело вздохнула. Потом продолжила допрос:
– Коля, а те девушки, о которых ты говорил, они как выглядели?
– Как? – Колька задумался. – Да я и не помню уже. Я и видел-то их всего пару секунд.
– Они что-нибудь говорили?
– Да. Одна меня увидала и говорит второй: «Смотри, мальчик в окно лезет»! А я ей: «Я ключи забыл».
– И все?
– Вроде все… Нарядные они были. Да! – он хлопнул себя ладошкой по лбу. – Конечно, вспомнил! Они нарядные были, потому что на день рождения шли!
– Это ты откуда знаешь? – подозрительно сощурилась я. Мне показалось, что мальчик снова начал сочинять.
– Так вторая и отвечает этой девушке, что на меня внимание обратила: «Пойдем, пойдем скорее! Танька уже заждалась! Именинница все же»! Та на часы глянула, ойкнула, и они чуть не бегом побежали. У них еще букеты цветов в руках были.
– Так-так, – задумчиво проговорила я. – А в какую сторону они пошли?
– Во-он к тому дому, – Колька высунулся в окно и ткнул пальцем в пятиэтажку, протянувшуюся за домом Дрюни Мурашова. Правда, это еще не означает, что девушки направлялись именно в этот дом. Они вполне могли прошагать еще квартала три, но все равно это было хоть что-то. И попробовать их поискать просто необходимо. По крайней мере, они смогут подтвердить, что видели Кольку в окне около пяти вечера, а не в три. С него хотя бы обвинение снимут.
– Коля, а они точно свою подружку Таней назвали? – спросила я. – Может, Леной?
– Нет, точно Таней, – ответил Колька и грустно добавил:
– У меня маму Таней звали.
Я проглотила подступивший к горлу комок и снова вышла на улицу. Все как обычно в нашем дворе. Под вечер бабушек на лавочках собралось немерено, дети бегают, хотя условий для игр на свежем воздухе у нас практически никаких. Дядя Миша ковыряется со своим стареньким «Москвичом», который он пытается починить столько, сколько я живу в этом доме и никогда так и не починит.
Мужики за столом режутся в домино – старая привычка, сохранившаяся с доперестроечных времен.
Возле бабулек на лавочке в соседнем дворе стоял Дрюня Мурашов и настойчиво что-то им втолковывал. Я подошла поближе. Дрюня настоятельно рекомендовал бабулькам прикупить виталифтинг от морщин. У его ног стояла большая спортивная сумка, до верху набитая коробочками с кремом.
Бабульки с интересом вертели в руках коробочки, пытались прочитать название, чмокали губами и качали головами. А Дрюня старался изо всех сил:
– Ты только посмотри, баб Маш! – ручейком журчал его голос. – Через месяц виталифтинг не оставит и следа от морщин на твоем лице. Кожа станет гладкая, свежая и эластичная. И Михеич твой прямо с ума сойдет, глядя на тебя. Ну?
Старушки цокали языком, но купить диковинный товар что-то не спешили.
– Да неужто, Андрюшенька, теперь морщины гуталином лечат? – спросила одна бабулька.
– Так тебе, Макаровна, никакой гуталин не поможет! – прошамкала другая.
– Какой гуталин? – обиделся Дрюня. – Виталифтинг, говорю. Деревня! И недорого совсем. Сто двадцать рублей баночка.
Услышав цену, старушки замахали на Мурашова руками и стали гнать, а обладательница самых глубоких морщин, с особым любопытством крутившая в руках баночку, запустила в Дрюню ею и предала его анафеме.
Я догнала Дрюню у его подъезда. Он сокрушенно качал головой и запихивал баночки обратно.
– Эх, темнота! – бормотал он. – Провинция, одно слово!
– Ты где их столько набрал, Дрюнь? – удивленно спросила я, заглянув ему через плечо в набитую до отказа сумку.
– Где, где! Фирма новая открылась, к сотрудничеству приглашает энергичных, целеустремленных людей! Вот я и пошел. Набрал товара на все деньги…
– Какие деньги?
– Какие дома нашел.
Я ужаснулась.
– … а эти дуры брать не хотят! Слушай, Полина, купи виталифтинг, а?
– Зачем? – опешила я. – У меня морщин нет.
– Ну так будут когда-нибудь!
– Тогда и куплю.
– Да где ты его потом достанешь? Ты сейчас бери, впрок. Хочешь, всю партию отдам? По сто рублей? Клянусь, сам по девяносто девять брал! У тебя их вместе с руками оторвут!
– Скорее, мне руки оторвут, – мрачно предсказала я. – Вместе с головой. Ты мне лучше вот что скажи. Не знаешь ли ты живущую здесь поблизости некую Таню? У нее еще недавно день рождения был?
– Таню? – оживился Дрюня. – Знаю одну, Лисянскую. Такая баба! Ты знаешь, мы с ней в восемьдесят третьем…
– Ладно! – перебила я его, совершенно не желая выслушивать любовные истории бурной Дрюниной юности. – Ей сколько лет-то, если она уже в восемьдесят третьем с тобой гуляла?
