Наташа Купер - Жертва
Ужасно, что наша система правосудия отправляет за решетку невиновных людей, но не может справиться с таким злом, как незаконное распространение наркотиков. Миссис Гибберт, преданная жена и любящая мать, попала в тюрьму за преступление, которого не совершала, и последние полгода провела в одной камере с юной наркоманкой. Недавно сокамерница миссис Гибберт раздобыла столько героина, что попала в больницу с сильной передозировкой и сейчас находится на грани между жизнью и смертью.
Как это могло мучиться в таком месте, где ее обязаны охранять двадцать четыре часа в сутки? В тюрьме наверняка есть люди, которые знают, кто поставляет туда героин, однако ни один из них не выдаст преступника. Без свидетелей нет никакой надежды, что наркоторговец будет найден и тем более наказан.
С нашим обществом происходит нечто чудовищное, и только мы с вами способны исправить столь бедственное положение. Если для того, чтобы избавить страну от этого зла, потребуется изменить законы и урезать некоторые свободы, значит, так тому и быть. Что касается меня, то я намерен до конца своих дней…
— Мисс Магуайр?
Перед Триш стояла медсестра с напряженным от нетерпения лицом.
— Простите, — сказала Триш и опустила газету на колени.
— Доктор Фоскатт готов уделить вам несколько минут. Пожалуйста, не задерживайте его надолго. Сегодня утром у него было очень много пациентов, а вечером снова прием.
— Постараюсь управиться как можно быстрее.
Триш поднялась со стула и, свернув газету, сунула ее в портфель.
Доктор Фоскатт не произвел на нее особого впечатления. Худощавый и очень подтянутый, в зеленом твидовом костюме, он оказался на пару дюймов ниже ростом, чем его гостья, и явно был раздосадован этим обстоятельством. С другой стороны, Триш подумалось, что доктор вообще относится к тем, кто постоянно чем-нибудь раздосадован. Он указал ей на стул у дальнего края стола.
Она села и, глядя в холодные серо-зеленые глаза доктора, произнесла давно обдуманную вступительную речь.
— Я знаю, что Айан Уотлам умер четыре года назад, — закончила Триш, — но думаю, вы не забыли обстоятельства его смерти.
Доктор покрутил в руках очки, постукал ими по регистрационному журналу и, раскрыв дужки, сощурился на линзы. Затем отвернулся от Триш и стал шарить в карманах, вероятно, пытаясь найти специальную тряпочку, чтобы протереть стекла.
— Ужасные были деньки, — наконец проговорил он и, надев очки, несколько раз суетливо передернул плечами. — Не помню другого такого времени, когда бы меня так часто беспокоили и отрывали от дела. Конечно, такое трудно забыть.
Триш собралась было задать наводящий вопрос, чтобы помочь Фоскатту собраться с мыслями, однако ему не потребовалось никакой помощи.
— Я согласился встретиться с вами по одной-единственной причине — до общественности необходимо донести, что способствовать смерти тяжелобольных людей абсолютно и совершенно непростительно.
Триш подумала, что такой вычурный стиль речи мог сформироваться только за долгие годы практики.
— Если ваша телевизионная программа посвящена обратному, я вынужден буду…
— Нет, обратному она не посвящена.
Доктор удивленно приподнял брови.
— То есть вы не собираетесь доказывать, будто Дебора Гибберт невиновна в преступлении, потому что она просто хотела помочь отцу и избавить его от невыносимой боли?
Триш, заинтригованная, покачала головой и увидела, как под тонкой кожей на лице доктора дернулись и напряглись мышцы.
— Да какой же в этом смысл? — спросила она. — Дебору признали виновной и посадили в тюрьму. Сейчас нет никакого смысла говорить, будто она убила из сострадания. На основании такого аргумента ее не выпустят.
— Тогда что же вы пытаетесь сделать, мисс Магуайр?
Вопрос был поставлен так прямо и без обиняков, что Триш приготовилась простить доктору его привычку разглагольствовать.
— Доказать, что Дебора не убивала отца, — ответила она и слегка нахмурилась, как будто озадаченная тем, что ее не поняли, — и что все свидетельские показания и факты, приведенные в суде, могли быть истолкованы по меньшей мере двумя различными способами.
Доктор Фоскатт поднял глаза к потолку и вздохнул с такой силой, с какой воздух вырывается из пневматического тормоза на автофургоне. Триш надеялась, что доктор не откажется повторить такой же вздох и перед телекамерой.
— Поэтому я сюда и приехала, — продолжала Триш, надеясь, что Фоскатт не усмотрит в ее словах никакой угрозы. — Я хочу знать, чем именно болел отец Деборы и какое вы назначили ему лечение. Ну, и его супруге тоже.
— Господи, помилуй! Вы же не думаете в самом-то деле, что я покажу вам, абсолютно незнакомому человеку, карту пациента!
— Суду вы их показывали.
— Это совершенно другое дело.
— Понимаю… А почему вы решили, что я хочу поговорить об эвтаназии?
Задавая вопрос. Триш наблюдала, как очки в руках доктора снова запрыгали по регистрационному журналу, точно миниатюрные ходули на пружинах.
— Так сказала медсестра, которая отвечала на ваш звонок.
— Но я не…
— Кроме того, это был единственный довод, который миссис Гибберт могла привести в свою защиту, хотя он и не оправдывает ее поступок ни с юридической, ни с моральной точки зрения. Я хочу, чтобы вы четко уяснили мою позицию по данному вопросу, мисс Магуайр. Я понятно выражаюсь?
— Выражаетесь вы понятно, но дело вовсе не в эвтаназии. — Триш давно привыкла по нескольку раз объяснять одно и то же не искушенным в юриспруденции клиентам, поэтому ее голос не звучал раздраженно или чересчур терпеливо. — Защита Деборы основывалась на том факте, что она вообще не душила своего отца и не давала ему избыточной дозы лекарств.
— Сейчас подобное заявление звучит так же нелепо, как и тогда, — сказал Фоскатт быстро и зло. — Вскрытие показало, что несчастного старика усыпили, а потом задушили. Кроме миссис Гибберт, в доме не было никого, кто физически и тем более эмоционально оказался бы способен на убийство.
— Не считая ее матери.
Доктор Фоскатт покраснел. Узкая верхняя губа слегка задрожала, а пальцы напряглись, и Триш показалось, что очки у него в руках вот-вот сломаются.
— Элен Уотлам не могла ни ходить, ни стоять без тросточки. Подумайте об этом, мисс Магуайр, если вы вообще способны думать о чем-то, кроме вашей невероятной симпатии к столь бессердечному убийце, как миссис Дебора Гибберт.
Триш представила, что лицо у нее превратилось в гипсовую маску, а чувства, словно маленькие злобные мыши, стараются прогрызть в нем дырки и показать Фоскатту, как он на самом деле отвратителен.
— Не думаю, что вы когда-нибудь пытались надеть на голову спящему человеку полиэтиленовый пакет, не так ли, мисс Магуайр?
В словах доктора звучала насмешка, а значит, маска Триш оказалась достаточно толстой, чтобы скрыть ее чувства.
— Нет, не пыталась.
— Честно говоря, я тоже, но могу вас уверить, что нам с вами понадобились бы обе руки.
— Она могла опереться на стену, чтобы удержать равновесие.
— А еще ей могли помочь сказочные феи.
Триш удивилась. Доктор Фоскатт совсем не походил на человека с чувством юмора.
— Мисс Магуайр, вы попусту тратите не только мое, но и свое собственное время. Вы ведь прекрасно знаете, что если бы преступление совершила Элен Уотлам, на полиэтиленовом пакете остались бы ее отпечатки пальцев.
— Да, но Дебора сказала, что пользовалась им…
— Пожалуйста, не тратьте мое время на подобную чепуху.
Доктор уперся обеими руками о край стола, будто собираясь подняться со стула.
— Доктор Фоскатт, вам никогда не хотелось помочь тяжелобольному человеку избавиться от страданий? — скороговоркой спросила Триш.
Что-то беспокоило ее в этом человеке, и, судя по языку его тела, он сам беспокоился ничуть не меньше. Фоскатт выглядел таким напряженным, что казалось, дерни его Триш за руку, он зазвенит, как туго натянутая струна.
Она наблюдала, как доктор откашлялся и снова надел очки. Затем положил ладони на чистый регистрационный журнал посреди стола. Его руки больше не дрожали, но суставы пальцев побелели. Триш поняла, что Фоскатт делает все возможное, чтобы успокоиться. Вытянул пальцы. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Пожевал губами. И наконец почувствовал, что готов ответить.
— Не знаю, мисс Магуайр, каких вы успели насобирать сплетен…
«Ага!» — подумала Триш, однако промолчала.
— …но я категорически заявляю, что не принимал — и никогда не стал бы принимать — никакого участия в любого рода эвтаназии. Вы наверняка знаете соответствующий закон не хуже меня. Врач не имеет права содействовать смерти пациента. Единственное, что может сделать любой доктор, это прописать больному анальгетик, который облегчает страдания, но заведомо сокращает срок жизни.