Марина Серова - Медовый месяц под прицелом

Мы вошли в просторную гостиную, достопримечательностью которой, помимо картин и коллекции холодного оружия, развешанного по стенам, был все-таки камин. Потрясающий, огромный камин. Мне вдруг сильно захотелось, чтобы сейчас стало темно и холодно, чтобы его растопили. Хотелось посмотреть, как танцуют искры. Но пришлось подавить в себе это желание.

Кроме нас с Никитой и хозяина дома, в комнате было еще двое мужчин, вид которых был, мягко говоря, удручающим. Они сидели за накрытым столом, но по всему было видно, что кусок им в горло не лез.

— Вот что, ребята, — обратился к ним Арефьев, — мне кажется, что мы с вами уже обо всем договорились, поэтому пора и честь знать.

Так Арефьев «мягко» намекнул присутствующим, что им пора уходить. Мужчины молча поднялись из-за стола и направились к выходу.

— «Папа», — обратился один из них к Арефьеву, — может, ты подождешь еще немного, хотя бы дня три?

— Ладно, — смилостивился тот, — но не больше. Вы и так уже затянули с этим делом. Вовчик! — крикнул вдруг «папа». — Проводи, пожалуйста, гостей, а то, не дай бог, заблудятся в моем лабиринте.

На пороге появился Вовчик. Им оказался один из тех верзил, которые пытались похитить Егора из-под моего пристального наблюдения. Вовчик тоже меня узнал. Он застыл на месте, соображая, стоит ли сейчас говорить шефу, что я — та самая деваха, которая раскидала трех взрослых мужиков, словно котят.

— Вовчик, ты чего застыл как вкопанный? — вознегодовал Арефьев. — Красивых женщин не видел? Ну так попроси у Никиты Андреевича фотографию его невесты, может, он тебе ее и подарит, повесишь у себя над кроватью.

Вовчик ничего не ответил. Он молча развернулся и пошел. Гости, пришедшие раньше нас, отправились за ним.

— Присаживайтесь, — Арефьев пригласил нас с Никитой к столу.

— Спасибо, Владислав Алексеевич. — Никита сел на указанное ему место, а я последовала его примеру.

— Чем ты меня еще порадуешь? — Арефьев улыбался так наигранно, что меня стало слегка подташнивать от его фальши. Но я обещала Никите держать себя в руках, поэтому засунула все свои эмоции куда подальше.

— Да вот, привез деньги. — Никита поставил кейс, который он все время держал в руках, на стол.

— Отлично, — похвалил его «папа». — Я всегда знал, Никита, что ты парень что надо.

— Да уж станешь таким, когда на каждом шагу тебя ждут мордовороты, взрывают твою машину и стреляют в сына.

— Ну-ну, не горячись, — Арефьев похлопал Никиту по плечу. — Ты сам виноват. Надо было долг сразу платить, а ты закобенился. Пришлось пойти на крайние меры. Хотя, видит бог, я этого не хотел. Но ты сам подумай: спусти я тебе с рук, прости долг, что тогда обо мне подумают остальные, а? Молчишь, Никита? То-то и оно, что не могу я тебе простить долг, как бы ни хотел. А то остальные совсем обнаглеют.

— Ну зачем же в Егора было стрелять, он-то здесь при чем? — кипятился Никита.

— Так никто твоего мальца убивать и не хотел. Мы просто передали тебе таким образом привет. Видишь, как все удачно получилось. Ты теперь здесь, у меня, с деньгами. А не напугали бы тебя, сколько б ты еще тянул, а? Тоже не можешь ответить? А машину твою мы, Никита, не взрывали, поэтому не надо на нас списывать чужие грешки. Нам твоя смерть ни к чему, ты нам живой больше пользы приносишь.

— А кто же тогда? — удивился Никита.

— А этого, мой друг, я тебе сказать не могу, потому как не знаю.

Арефьев налил себе коньяку и принялся попивать его маленькими глотками, закусывая дольками лимона.

— А вы почему не пьете? — удивился Арефьев. — Нехорошо обижать «папу».

— Мне нельзя, я за рулем, — попыталась оправдаться я.

— Хорошо, Женечка, я попрошу, чтобы тебе принесли сок, а тебе, Никита, придется со мной выпить.

Арефьев пододвинул Никите бокал и налил в него коньяку.

— Вовчик, принеси даме сока, — приказал Арефьев своему верзиле.

Через пять минут в комнате появился Вовчик с кувшином сока. Я поразилась, что такая громадина может так быстро передвигаться. Пока Вовчик наливал мне сок, он не сводил с меня жгучего взгляда. Если бы днем раньше я не надавала ему по морде, то сейчас могла бы иметь все основания считать, что привлекаю его как женщина.

— Вовчик, прекрати пялиться на даму сердца Никиты Андреевича, — пожурил его «папа». — Не боишься, что Панкрат разобьет тебе голову за то, что ты так откровенно разглядываешь его невесту?

— Она сама кому хочешь может по морде надавать… — пробубнил Вовчик.

Арефьев вопросительно посмотрел на меня. От его взгляда у меня сердце в пятки ушло. Я подумала, что наша с Никитой игра сейчас будет разгадана, но Никита спас положение.

— Мне надо было уехать ненадолго, и Женя осталась с Егором. Она так любит моего мальчугана, что относится к нему, как к собственному сыну, за что я ее и люблю. — Никита чмокнул меня в щеку для пущей убедительности. — А когда ваши мальчики хотели похитить Егора, то Женя мужественно его отбила, оставив Вовчику не очень приятные воспоминания о себе.

Никита еще раз меня поцеловал в знак благодарности. Мне захотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно, но ничто не вечно под луной, все когда-нибудь кончается. Закончился и «чмок» Никиты.

— Сильную женщину ты себе нашел, Никита, — усмехнулся Арефьев, — с такой никакой телохранитель не нужен.

— Это точно, — подтвердил Никита.

Я с силой сжала под столом руку Панкратова, потому что боялась, как бы он не ляпнул чего лишнего. Никита ответил мне тем же, давая понять, что контролирует ситуацию и волноваться не о чем.

— Завидую я тебе, Панкрат, ох как завидую…

Арефьев взял мою руку в свою ладонь и повторил свой мерзкий поцелуй. Я заметила, что глаза Никиты налились яростью. От «папы» его реакция тоже не укрылась.

— Только не надо, Никита, злиться. Я думаю, что если Женя выбрала тебя, то такой старик, как я, ее вряд ли привлечет. Так ведь? — Арефьев посмотрел на меня.

Я не знала, как отреагировать на вопрос. Сказать правду было бы слишком жестоко, но ничего другого я придумать не могла, поэтому решила просто перевести разговор на другую тему:

— А у вас здесь прекрасные картины.

Арефьев посмотрел на меня и улыбнулся.

— А я смотрю, Женечка, вы не только красивая женщина, но еще и умная. Должен признаться, что я всегда побаивался таких. Никита, — Арефьев перевел взгляд с меня на Панкратова, — ты смелый мужчина, если не побоялся приручить эту женщину.

Я не совсем поняла, из чего Арефьев сделал вывод, что я умная. Нет, я с этим нисколько не спорю, но ведь всего-навсего я похвалила его картины, а не принялась дискутировать по поводу феноменологической концепции эстетического опыта.

— Владислав Алексеевич, вы, может, деньги пересчитаете? — обратился Никита к Арефьеву с деловым предложением.

— А вы что, уже убегать собрались? — удивился Арефьев.

— Да, пора нам уже, — ответил Никита. — Егорка один дома.

— Так надо было его с собой брать.

— Я думаю, это не совсем удачная идея, — довольно резко ответил Никита.

— Опять ты, Никита, кипятишься. Я так рад тебя видеть, а ты все хочешь сбежать от меня.

Никита ничего не ответил.

Арефьев принялся считать деньги. Он медленно перекладывал каждую купюру, чуть ли не пробуя ее на зуб. Я никогда не видела, чтобы так считали деньги. Если честно, то я вообще предполагала, что «папа» поручит это дело кому-нибудь из своих «шестерок», например, тому же Вовчику. Но я ошиблась. Наверное, дело было, по мнению Арефьева, слишком ответственным, и никому другому он его доверить не мог.

— Все верно? — поинтересовался Никита, когда «папа» завершил подсчет.

— Здесь да. Но это еще не все, — «папа» гадко улыбнулся.

— То есть как «не все»? — Брови Никиты поползли вверх от удивления.

— Ты мне должен за неустойку еще столько же, — спокойно пояснил Арефьев с мерзкой улыбочкой на губах.

Если у Павлика Морозова был такой же папа, тогда я понимаю его поступок. Впрочем, я давно уже не осуждаю Павлика за то, что он сдал своего отца. Ну если папаня оборзел вконец, зачем же его тогда терпеть, поганя собственную жизнь?

— Когда я должен отдать вам остальные деньги? — спросил Никита.

— Через неделю сможешь?

— Да, это вполне реально, — согласился Никита.

— Погоди, ты так быстро не подписывайся, я же еще не договорил. Если ты принесешь мне деньги через неделю, то тогда ты мне будешь должен двадцать тысяч. А если принесешь завтра, то меня устроят десять.

— Мне до завтра не выдаст такие деньги ни один банк.

— Так я тебя и не тороплю, ты можешь принести и через месяц, и позже, но только это будет немного больше, и мои мальчики будут периодически напоминать тебе о долге. А то, не дай бог, забудешь, выставишь меня полным идиотом. Я тогда умру от разрыва сердца.

Никита молча встал из-за стола, взял меня за руку, показав, что разговор окончен и нам пора уходить.