Марина Серова - Сердце на замке
— Его убили. Такого человека. Такого человека, — прошептала она горестно.
— Извините. Вы наша соседка? Я многих не знаю, — попытался уточнить Виталий.
— Нет, мы с Павлом Андреевичем были знакомы благодаря сходству убеждений. Я из фонда «Открытое сердце». Извините, что не представилась, — Марья Сергеевна Федотова… Павел Андреевич был самым… вы только ничего не подумайте… самым близким для меня человеком. Ради бога, простите, что я тут расселась. Ноги подкосились. Видите, плакать и то не могу. Тут мне как сказали эти женщины возле подъезда, когда я квартиру искала, так я и вообще…
— Значит, вы к нам в первый раз? — задал дурацкий вопрос Виталик. Но это понятно — он сам сейчас после всего случившегося чувствует себя совершенно потерянно.
— Первый. Обычно Павел Андреевич сам ко мне заходил. Иногда. Я живу недалеко, возле клуба — вот он и заглядывал чайку попить, обсудить текущие дела фонда в спокойной обстановке. Только вы не подумайте ничего, — испуганно прижала к груди руки Марья Сергеевна. — Ничего такого не было, истинное слово. Это я его любила, а он-то ко мне строгий был, недоступный…
«Вот смешные старики, — подумала я невольно. — Сидит и оправдывается перед нами, что кого-то любит, и боится, как бы никому в голову даже мысль об интимных отношениях не пришла. Другое поколение. Она даже и не ведает, насколько проще за несколько десятков лет стало у людей отношение к сексу. Я бы только порадовалась за нее и Павла Андреевича, если бы… Ведь где-то я читала, что и в семьдесят, и в восемьдесят лет люди вовсю предаются этим радостям…»
— У меня в мыслях никогда не было приходить, я бы не посмела. А тут дело неожиданное, срочное, а у Павла Андреевича телефон не отвечает, вроде как поломанный. Ну, думаю, тогда поеду — хоть раз посмотрю, как он живет…
— Посмотрите, — рассеянно сказал Виталик, думая о чем-то своем.
Но гостья восприняла его слова совершенно серьезно и принялась на цыпочках обходить квартиру, подробно разглядывая каждую вещь в комнате Павла Андреевича. Интересно, сколько раз проделывала она это в своих мыслях и мечтах? Марья Сергеевна по-прежнему не плакала, только лицо у нее было неестественно бледным, а у меня аж прямо слезы навернулись на глаза. Впрочем, кое-что в ее словах особенно привлекло внимание.
— Так что же сегодня случилось? Какое такое дело, что вы сюда приехали? — спросила я женщину.
— А, теперь это не имеет никакого значения. Ровным счетом никакого, — махнула она рукой. — Без него ничего больше не имеет значения…
— А все-таки…
— Один наш деятель позвонил. Противный такой мужичок, мы его Мухомором между собой зовем… Говорит, нужно собрать собрание, всех обзвонить. Я звоню Павлу Андреевичу, а того нет. Дай-ка, думаю, тогда зайду по делу, посмотрю, как он живет тут… Мы ведь ждем, к Новому году из-за границы целый вагон подарков должен прийти, Пашенька, то бишь Павел Андреевич, говорил, что немцы нам шлют гуманитарную помощь, узнали как-то про наш фонд. Радовался, как ребенок, — и вот…
Я хотела было продолжить расспросы, но вдруг Марья Сергеевна глотнула несколько раз воздух открытым ртом и начала медленно падать к нашим ногам. Обморок. Так бывает с внешне сдержанными людьми, которые держатся до последнего, а потом вдруг хлоп — и падают как подкошенные. Для таких случаев я всегда держу в сумке нашатырный спирт, нитроглицерин и еще кое-какие средства для быстрого возврата человека к жизни, если это еще возможно. Слава богу, Марья Сергеевна очнулась довольно быстро, как только мы с Виталиком, действуя как заправская бригада «Скорой помощи», сунули ей под нос ватку с нашатырным спиртом и перенесли на диван. Я знаю еще одно средство в таких случаях, которое помогает безотказно: с силой надавливать по очереди на кончик каждого из пальцев рук, чтобы привести в чувство нервные окончания, которые передадут сигнал к пробуждению всему телу. Не до крови, конечно, тыкать, но чтобы было ощутимо. Увы, Марья Сергеевна, хоть и открыла глаза, но отвечать на мои вопросы все равно не могла — лишь слабо шевелила посиневшими губами.
Оставив бедную женщину на попечение Виталика и пообещав вскоре вернуться, я отправилась по маршруту, который недавно уже проделала, — в фирму «Гном». Предварительный звонок помог мне убедиться в том, что Анатолий Сергеевич Томилин был на рабочем месте, причем, судя по голосу, в неплохом настроении. Второй звонок я сделала Светлане, и полученная от нее информация позволила сбросить с плеч уж если и не всю гору, то хотя бы небольшую насыпь. Моя «однофамилица» Дарья позавчера уехала в отпуск встречать Новый год в Сочи, а стало быть, хотя бы сейчас находилась вне досягаемости головорезов. Плавает теперь где-нибудь в бассейне с подогретой морской водой и любуется бескрайними морскими далями. Хотела бы я сейчас оказаться на ее месте. Ну почему я не Даша, а Таня Иванова, которая совершенно запуталась в непонятном деле и неожиданно попала в историю с чередой откровенных, жестоких убийств?
Зайдя в фирму «Гном» и привычно открыв амбарную дверь так называемой «приемной», я была поражена, увидев за секретарским столом… Тамару. Все было точь-в-точь, как вчера: знакомые сапоги-ботфорты, натянутые выше колен, короткая, какого-то школьного вида юбка в клеточку, жесткая завивка на голове… Такое ощущение, что кровавый кошмар на даче у Штыря мне просто приснился, привиделся в дурном сне… А вот теперь мы проснулись, открыли глазки, вышли на работу, ждем Нового года. Увидев меня, Тамара дернулась, как будто сквозь нее пропустили ток, но тут же справилась с собой, отвела глаза в сторону. Понятно, ее отпустили с условием, что она никому ни под каким видом не расскажет теперь, что случилось на даче Штыря. Никому и никогда. По всей видимости, такой была плата за оставленную ей жизнь. Володя ведь сообщил мне утром, что дача Штыря оказалась совершенно пустой. Разбитые стекла и пули в стенках подтверждали, что недавно здесь произошла разборка, но не более того… Никаких следов, все чисто. В комнате гуляет ветер из разбитого окошка, в углу стоит наряженная елка, присыпанная настоящим снегом. Сказка, да и только.
— Вы к кому? — спросила Тамара, отводя в сторону глаза. Ей явно не хотелось встречаться со мной взглядом. Что за нелепая ситуация? Подойти, что ли, тряхануть ее за грудки, сказать: «Ну ты, подошва старая, хватит тут юродствовать. Мужика на твоих глазах пристрелили, а ты дурочку из себя строишь?» Или пока не надо? Посмотрим, чем закончится комедия, которую во времена античного театра всегда показывали после трагедии.
— Я — к Владимиру Кривину. Можно к нему пройти? Мне назначено на сегодня, — сказала я как ни в чем не бывало.
— Ох… нет. Его пока нет…
— Вы говорите — пока? Может быть, я тогда подожду? Он очень мне нужен по делу, — сказала я ледяным голосом, видя, как елозит под моим напором и дрожит Тамара.
— А вы кто?.. Нет, он пока уехал… Далеко…
— Видимо, Владимир Кривин находится в очень, очень дальней командировке, откуда запросто не вернешься. Тогда мне нужен его заместитель — Анатолий Сергеевич Томилин. Я из милиции. Расследую дело о двух только что случившихся убийствах. А вы собирайтесь — пройдемте со мной. Учтите, вам все же придется давать показания… Пока я беседую с шефом, придется подождать вот так… — с этими словами я неожиданно для Тамары достала из своей сумки-самооборонки наручники и ловко надела одно кольцо на руку Тамары, а второе зацепила за батарею, щелкнув замком.
Пусть посидит на цепи, как собака в будке, подумает о прошлой жизни, вспомнит хозяина.
— Но как? Какое право? За что? — притворно заерепенилась Тамара, но, убедившись, что теперь уж эта тетенька никуда не денется в мое отсутствие, я больше не слушала ее, а двинулась в знакомый кабинет. Нехорошо, Тома, врать старым и малым, за это наказывают.
Анатолий Томилин сидел на том же самом месте, что недавно занимал Володька. Даже знакомая пустая фляга из-под пива виднелась в углу. Ну надо же, кусок пластмассы здравствует в тех же формах, а человека уже нет на свете. Точнее — он есть, но пребывает уже в иных формах. А этим, в «Гноме», хоть бы хны, как будто так и надо. Я почувствовала, что при виде улыбки второго руководителя «Гнома» меня начинает охватывать злость, прямо-таки остренькие иголочки закололи по всему позвоночнику. Самое главное — не сорваться, сдержать себя.
— Тебе что? — фамильярно спросил Анатолий. — Не видишь, что ли, я занят? Никого не принимаю.
Тамара за стенкой подозрительно молчала. Я уже была готова к тому, что она начнет орать во весь амбар: «Режуть! Убивають!» Но женщина оказалась понятливей, чем я думала. Наверное, мой прыжок через окно и захват заложницы (уж не знаю, видела ли она эту сцену в подробностях или только слышала из-за стола) произвели на нее сильное впечатление и убедили, что сигать так могут только девушки из милиции. Но это хорошо, что пока Тамара молчала, давая возможность пристально разглядеть ученика Павла Андреевича.
