Викас Сваруп - Шесть подозреваемых
— Но это был твой…
— Ох и достали же вы меня! — шипит Кумар, и в его глазах загорается недобрый огонек. — Что же я, сам их разбил, или ты провернула все за моей спиной? Отвечай, женщина!
— Да мне-то зачем бить бутылки? Я тридцать лет их терпела, — с несчастным видом оправдывается Шанти. — Ты сам две недели назад заявил, что, мол, ни один человек, будучи в здравом уме, не станет прикасаться к алкоголю или другой отраве.
— Нет, ты точно свихнулась, женщина! Да ни один человек, будучи в здравом уме, не расколотит отменные бутылки с иностранным виски. Так, кто выносил их из погреба?
— Бриджлал.
— Подать сюда эту свинью.
Водитель вызван и допрошен со всей строгостью. Однако полмесяца репетиций не минули напрасно. Бриджлал без запинки рассказывает, как биби-джи велела ему уничтожить винный запас; как он отвез бутылки к муниципальной сточной канаве и по одной расколотил их о тротуар; осколки же ссыпал в пакет и выбросил в урну, к которой вскоре подъехала мусорная машина.
— А тебе не пришло в голову сначала поговорить со мной?
— Биби-джи сказала, что такова ваша воля. Кто я такой, чтобы спорить?
— Биби-джи, биби-джи… Все беды в доме от этой бабы! — скрипит зубами Кумар. — Если я сейчас не напьюсь, то…
— И зачем отказываться от такого мудрого, правильного решения — сделаться трезвенником? — умоляет Шанти. — Я столько лет постилась, чтобы ты забыл эту вредную привычку. И вдруг слышу: бросаешь пить… Я-то думала, Бог наконец открыл твои глаза, дал рассудка…
— Это тебе не хватает рассудка, женщина! — рявкает Мохан и поворачивается к водителю: — Отвези меня на Кхан-маркет, и поскорее. Я же теперь не засну, покуда как следует не наберусь.
— Сегодня Дивали, сахиб. Рынок закрыт.
— Тогда пойди и стащи где-нибудь бутылку! — рычит Кумар и, взяв со стола тарелку, бросает ее о стену, разбивает тарелки вдребезги.
— Забери его, Бриджлал! — вопит Шанти. — Отвези в какой-нибудь бар, пока он все тут не расколотил!
— Ни минуты не задержусь в этом доме, — заявляет Мохан и уходит, громко хлопнув дверью.
Наутро он вызывает Бриджлала и отправляется прямиком на Кхан-маркет, в «Лавку современных вин». Владелец лавки, мистер Аггарвал, широко улыбается:
— Добро пожаловать, сахиб Кумар. Что-нибудь новенькое принесли?
— Не понял?
— Ну, пару недель назад вы продали нам винтажную коллекцию. Может, еще что-нибудь осталось? Плачу любую цену.
— Вы ошибаетесь. Мои бутылки уничтожены.
— Нет, это вас кто-то ввел в заблуждение, сэр. Я лично выложил за коллекцию двадцать пять тысяч рупий.
— Ясно. — Кумар потирает свой подбородок и вызывает Бриджлала в лавку. — Скажите, это, случайно, не он продал вам бутылки?
— Точно, он, — подтверждает мистер Аггарвал.
— Думаю, пора мне услышать правду насчет вина, — ледяным голосом произносит Мохан.
Дрожа от страха, Бриджлал выкладывает все как на духу.
— И что ты сделал с деньгами? — грозно хмурится хозяин.
— Отдал родне жениха моей Ранно, сахиб.
Мохана переполняет ярость, и он наотмашь бьет водителя по лицу.
— Ах ты, неблагодарный пес! Кормил его, поил, а он мне — нож в спину? Убирайся, и чтобы без денег не возвращался. Вернешь все до последней рупии, сегодня же к вечеру, или я заявляю в полицию.
Бриджлал припадает к ногам хозяина, заливаясь горькими слезами.
— Но, сахиб, это расстроит свадьбу Ранно. Я выплачу все по частям, из жалованья, только не заставляйте меня разбивать сердце дочери.
— Раньше надо было думать. Или к вечеру принесешь двадцать пять тысяч, или пойдешь под арест.
Немного погодя Бриджлал приходит в кабинет Мохана и протягивает ему коричневый конверт.
Пересчитав купюры, Кумар довольно ухмыляется:
— Отлично. Ровно двадцать пять тысяч. Молодец, Бриджлал. Наперед будешь умнее. В следующий раз я буду непреклонен — выброшу на улицу, как собаку. Даже крыши над головой не останется.
Водитель не отвечает ни слова и молча покидает кабинет, двигаясь словно зомби.
Проходит неделя. Мохан Кумар возвращается к пьянству и поеданию мяса с таким исступлением, что его домашним кажется, будто и не было никакой передышки, а была лишь очередная затея воспаленного алкоголем ума. С женой он теперь совершенно не разговаривает; мало того, смотрит на нее с таким отвращением, что Шанти боится попадаться ему на глаза. Гопи серьезно предупрежден: даже не приносить тыкву в дом, не говоря уже о том, чтобы приготовить.
Мохан опять начинает ходить на службу и даже пытается потолковать по душам с любовницей, но Рита Сетхи наотрез отказывается брать трубку, что причиняет Кумару немало головной боли. И тут из банка приходит подтверждение об оплате, при взгляде на которое мужчину хватает апоплексический удар.
Сестра Камала сурово сдвигает брови и делается похожей на строгую школьную учительницу.
— Давайте поговорим начистоту, мистер Кумар. Вы заявляете, будто бы наша организация нелегально перевела с вашего банковского счета два миллиона рупий, я вас правильно понимаю?
— Еще как правильно, — бормочет он, утирая потный лоб голубым носовым платком. — Сегодня по почте пришло подтверждение. Вот смотрите. — Мохан бросает на стол бумагу. — Здесь сказано, что чек номер 00765432 на двадцать лакхов рупий выписан в пользу «Миссионеров милосердия».[76] Я ничего подобного не выписывал, следовательно, здесь кроется какой-то обман.
Сестра Камала подчеркнуто небрежно поправляет на груди кипенно-белое сари с синей каймой.
— В таком случае придется освежить вашу память. Сестра Вимала, — обращается она к точно так же одетой женщине, стоящей рядом, — будьте любезны, подайте мне документы.
Та приподнимает на носу круглые очки и опускает на стол зеленую папку, скрепленную железными кольцами. Сестра Камала перелистывает бумаги.
— Не могли бы вы взглянуть на это, мистер Кумар? Вот ксерокопия чека, который мы получили от вас десять дней назад, седьмого ноября. Узнаете свою подпись?
Мохан изучает документ с видом бывалого нотариуса, которому принесли на рассмотрение подозрительное завещание. После затянувшейся паузы он выдыхает:
— Очень похоже на мою. Отменная копия, надо сказать, — и тычет пальцем в сестру Камалу: — Такими вещами, знаете ли, не шутят. Можно и в тюрьму загреметь.
— Ах, значит, подпись поддельная? Ладно… — Она возвращается на первую страницу. — А как насчет этого снимка? Тоже фальшивка?
Кумар оторопело смотрит на глянцевое цветное фото в прозрачной обложке. На сей раз он молчит еще дольше.
— Ну… похоже на меня, — жалобно произносит Мохан.
— Да, мистер Кумар. Это вы и есть. Вы приходили в среду и, сидя здесь, в этой самой комнате, на этом самом стуле, отдали нам чек да еще рассказывали, как восхищаетесь Матерью Терезой и тем, что она делала. Говорили, что стяжать богатства для себя одного — преступление против человечества. А потом подписали чек на двадцать лакхов. Сестра Вимала даже сфотографировала нас для ежемесячного бюллетеня, на память о самом крупном в истории нашего отделения разовом пожертвовании.
— Но… но я не помню, как сюда приходил.
— Зато мы отлично помним и в состоянии доказать, — с торжеством парирует сестра Камала.
— И что, я никак не могу их вернуть? — умоляет Кумар.
— Мы уже обналичили чек. Средства пойдут на хоспис для неизлечимо больных, на расширение детского дома и на строительство маленькой школы. Подумайте о том, как будут благословлять вас обездоленные, получившие помощь из ваших рук.
— Чихал я на их благословения. Мне нужны мои деньги. Я занимаю очень ответственный правительственный пост…
— Полный разных соблазнов, верно? Сестра Вимала как следует покопалась в вашем прошлом. Это ведь вас, мистер главный секретарь, члены Ассоциации по делам государственной службы назвали самым продажным чиновником Уттар-Прадеша?
— Ну, это уже слишком. Сначала берут мои деньги, теперь еще оскорбляют. Так вы вернете мои деньги, или мне обратиться в полицию?
— Вам не в полицию надо, мистер Кумар, а к доктору. А теперь извините, у нас время молитвы.
— Но как же… — заикается Мохан.
Сестра Камала решительно захлопывает дверь и, обернувшись к своей помощнице, крутит пальцем у виска:
— Псих. Совершенный псих.
В клинике доктора М.К. Дивана очень располагающая обстановка — обитая голубой тканью кушетка и несколько мягких кресел с откидывающейся спинкой так и манят расслабиться; на гипсовых стенах развешаны картины с ненавязчивым абстрактным рисунком; даже искусственный фикус в углу выглядит совершенно как живой. Продуманный декор создает ощущение гостиной, а не приемного кабинета. Доктор Диван — высокий мужчина, которому сильно за сорок, — говорит отрывисто и грубовато, с резким британским акцентом.