Нора Дмитриева - Мой личный врач
Но когда Вера Дмитриевна сообщила невестке, что Алису и ее гостей будут развлекать солисты Центрального детского музыкального театра имени Наталии Сац, та недовольно скривила пухлые губы.
– Ну, не знаю, какие-то неизвестные актеры… Я думала, что Андрей пригласит какую-нибудь звезду: Диму Билана, например, Киркорова или, на худой конец, Стаса Пьеху.
Выдержке ее свекрови могли позавидовать королевские гвардейцы, несущие свою нелегкую службу у Букингемского дворца. Она и бровью не повела, услышав эту неожиданную тираду.
– Да, это было бы, конечно, мило, но у всех этих звезд шоу-бизнеса очень плотный график выступлений, и договариваться с ними нужно задолго. Поэтому давай воспользуемся тем, что имеем. Кстати, это неплохой вариант, – сказала Вера Дмитриевна хорошо поставленным «учительским» голосом. – Я этот театр хорошо знаю, в нем когда-то работала моя мама, актеры там всегда были хорошие, и я уверена, что дети будут довольны.
Чем закончилось обсуждение, я не услышала, потому что мне нужно было идти делать массаж многострадальной спины «дедусика».
Дмитрий Александрович встретил меня очень приветливо и радостно сообщил, что благодаря уже первому сеансу он почувствовал себя молодцом, и это кстати: завтра состоится заседание совета Виртуального компьютерного музея, и он обязательно там должен быть, потому что без него не смогут выложить в Интернет статьи о программном обеспечении какой-то там М-16.
Аккуратно разминая ему поясничную область, я спросила:
– Дмитрий Александрович, не могли бы вы мне все-таки простыми словами объяснить, что ваш внук сделал такого, что вокруг его имени возник шум в прессе?
– А вы что, техникой интересуетесь?
– Да нет, в технике я ничего не смыслю. Чисто бабское любопытство…
– Если простыми словами, то в лаборатории при его заводе разработали оригинальные высокопроизводительные микропроцессоры. Как они ухитрились это сделать при нашем нынешнем низком технологическом уровне, это другой вопрос и Антоново ноу-хау. Главное, что на основе этих процессоров можно выпускать отечественные компьютеры и не бояться того, что в них могут скрываться всякие вредоносные элементы, которые верой и правдой служат Пентагону.
– Ну, так это же здорово!
– Ага. Здорово. Только бесперспективно.
– Почему?
– Потому что здесь схлестываются интересы многих могущественных людей, организаций и даже государств. Так что на словах Антону обещают инвестиции и государственную помощь, а на самом деле пошумят-пошумят, а потом все тихо спустят на тормозах, и при этом многие хорошо нагреют руки. А на компьютерах, которыми мы пользуемся, будет по-прежнему написано «Интел инсайд».
– Вы какой-то пессимист, однако!
– Нет, я оптимист, просто хорошо информирован. Так что единственное, что может сделать мой внук путного, так это продать свое ноу-хау за рубеж, например в Китай, там ребята деловые, сразу все раскрутят. Однако он об этом даже думать не желает, потому что ему, видите ли, за державу обидно. Вот я ему и говорю: дождешься, что ловкие люди выкрадут твою технологию, продадут ее в тот же самый Китай, и останешься ты на бобах.
– А что, такое возможно?
– Уж чего-чего, а воровать у нас умеют, – усмехнулся Дмитрий Александрович.
Закончив массаж и получив шоколадку в качестве гонорара, я отправилась на свое рабочее место.
Когда я вошла в комнату Веры Дмитриевны, там пребывала домоправительница, обсуждавшая с хозяйкой какие-то проблемы, касающиеся дня рождения Алисы. Выглядела Агнесса Николаевна неважно. Пол-лица закрывали темные очки, щеки были чрезмерно бледны и несколько одутловаты, движения замедленны, пальцы, когда ей приходилось что-то записывать в своем блокноте, дрожали. Диагноз был простой: тяжелый абстинентный синдром.
Клятва Гиппократа и простое человеческое сочувствие (как же, плавали, знаем) заставили меня пойти в свою комнату и вытащить из рюкзака блистер с метадоксилом. Когда Агнесса уходила от Веры Дмитриевны, я сунула ей в руку лекарство.
– Рекомендую. Великолепное средство. Проглотите две таблетки, не разжевывая, запейте водой, и через час будете как огурчик.
– Спасибо, – с чувством поблагодарила меня домоправительница, – а то я вчера после нашего с вами разговора очень расстроилась, вспомнила Машу и несколько увлеклась антидепрессантами.
– Надеюсь, вы их не смешивали?
– Если бы!
Наш негромкий разговор вызвал интерес у Веры Дмитриевны.
– И о чем вы там, девушки, шепчетесь?
– О последствиях употребления антидепрессантов, – сказала Агнесса.
– В наше время, – заявила, мило улыбаясь, старушка, – был простой рецепт: лечить подобное подобным, как советовал Воланд.
Агнесса Николаевна тяжело вздохнула и поспешила убраться из комнаты.
Вера Дмитриевна проводила ее изучающим взглядом и обратилась ко мне:
– Насколько я знаю Агнешу, для нее подобное состояние не характерно. Вы не в курсе, что ее подвигло на такие мучения?
– Нет, не в курсе, – ответила я честным голосом: мне не хотелось говорить моей подопечной о причине «недомогания» домоправительницы, чтобы она не разнервничалась, вспомнив о посетившем ее привидении.
Дабы отвлечь ее от этой темы, я предложила немного походить по комнате. Она захныкала, но я была неумолима: поставила перед кроватью ходунки и, поддерживая Веру Дмитриевну за талию, заставила ее встать на ноги.
Когда мы завершали свой медленный променад, возвращаясь от балкона к кровати, в комнату вошел хозяин дома. Увидев мою пациентку на ногах, он похвалил ее:
– Мама, ну, ты молодчина!
– Это не я, это Персик.
– Какой еще Персик?!
И Вера Дмитриевна принялась рассказывать ему о «персикотерапии» и о том, как она благотворно действует на ее самочувствие. Дело закончилось тем, что мне пришлось тащить полусонного кота из моей комнаты и предъявлять господину Шадрину. Тот его одобрил и даже почесал за ушком, на что культурный Персик вежливо мурлыкнул, но, смекнув, что угощения не предвидится, потерял к происходящему интерес и принялся сосредоточенно умывать мордочку.
Уходя, Антон Зиновьевич поцеловал мать и сказал ей:
– Я вечером вылетаю в Мюнхен, но про твою просьбу помню и выполню ее, когда вернусь.
– А когда вернешься?
– В пятницу утром.
– Очень хорошо. Вот в пятницу и устроим фотосессию.
Господин Шадрин хмыкнул и, несколько театрально изобразив покорность судьбе, обратился ко мне:
– Лиза, это всё вы виноваты.
– Я?!
– Мама считает вас классным фотографом и отдает меня вам на растерзание. А я отказаться не могу, потому что она шантажирует меня тем, что мой отказ плохо скажется на ее здоровье.
Довольная Вера Дмитриевна энергично погрозила ему пальцем:
– Нечего жаловаться, Антоша. Потом еще сам мне спасибо скажешь.
Что ей ответил сын, я не расслышала, потому что именно в этот момент пазл, над которым я ломала голову уже вторые сутки, сложился, и я поняла, каким образом лоскуток розовой шали оказался на колючках опунции.
Я настолько была ошарашена своим открытием, что не заметила, как за господином Шадриным закрылась дверь, и тупо глядела на Веру Дмитриевну, которая что-то мне говорила.
– …видите, он у меня послушный, – достиг моего сознания конец фразы. Потом она замолчала и как-то странно посмотрела на меня. – Лиза, вы меня слышите? Что с вами?
Я тряхнула головой, сделала глубокий вдох и сказала первое, что пришло в голову:
– Я просто пыталась представить себе, в каком интерьере Антон Зиновьевич будет выглядеть наиболее органично.
– По-моему, органичнее всего он выглядит в своем рабочем кабинете за компьютером.
– А может, он в гольф играет или занимается верховой ездой? По телевизору говорят, что у олигархов это сейчас модно.
– Ну, так это у тех олигархов, которым состояние дуриком досталось. А потом, какой Антоша олигарх? Он заработал первоначальный капитал на продаже компьютеров, а потом на своих плечах огромный заводище из полной, простите за выражение, задницы вытащил. Сделал его современным и конкурентоспособным, а сейчас всеми силами пытается вывести его в лидеры. Работает по четырнадцать часов в сутки. У него даже для семьи времени не остается. Какой уж тут гольф, – фыркнула Вера Дмитриевна.
– Понятно, гольф отменяется, будем снимать в кабинете, – а сейчас давайте помассируем ваши ножки…
После завершения процедуры я вышла на балкон перекурить, а заодно поразмыслить на любимую русской интеллигенцией тему «Что делать?». Честно говоря, меня никогда не привлекали лавры сыщика, и совершенно не хотелось ставить в неловкое положение малознакомых людей, которые жили до меня своей жизнью и будут ею жить дальше. Конечно, приятно удивить окружающих своими дедуктивными способностями. Но, как говорилось в одном старом армянском анекдоте: «Аршак, а нам это надо?» Я отдавала себе отчет в том, что если обнародую свою версию появления привидения в розовой шали, то вылечу из этого дома с архитектурными излишествами, как пробка из бутылки. Но я очень не любила, когда меня пытались водить за нос.