Паула Гослинг - Кобра

Клер устало посмотрела на него. На Малчеке была темно-голубая джинсовая рубашка с открытым воротом, джинсы и легкая куртка, которая скрывала ремень с револьвером.

– А что мне делать, если бы тебя застрелили? Откуда я знаю, к кому бежать, к кому обратиться за помощью?

– Если я падаю на пол, ты падаешь тоже, – он улыбнулся, словно они обсуждали, какой из шести видов торта выбрать. – Лежи тихо. Они сами к тебе подбегут. Не волнуйся об этом. Так, что у тебя будет?

– Язва желудка.

– Хочешь вместе с ней салат или жареную картошку?

В его голосе не отразилось никакой реакции на ее выпад, и Клер осознала, что, пожалуй, это было одной из причин, почему она старалась его поддеть. Он мог просто отрезать ее от себя без малейшего усилия. Те считанные разы, когда он вышел из себя и ответил ей тем же, она чувствовала триумф. Но внезапно это показалось ей никчемной тратой сил и времени. В конце концов, он охранял ее жизнь.

– Я возьму баранину, – извинилась она.

Спать рядом с тем, кого ненавидишь, – легко.

Спать рядом с тем, кто тебе нравится, – совсем не легко. Особенно если ты твердо решил не симпатизировать ему больше, чем есть.

Перед тем как покинуть утром город, Малчек надел на палец Клер обручальное кольцо и пробормотал:

– Этим кольцом я тебя маскирую.

Она ничего не ответила, продолжая расчесывать волосы. Может быть, чуть более энергично.

Ситуация могла бы быть простой. Они оба были здоровые и привлекательные люди, ни один из них не был ханжой. Было бы так естественно сказать: «Слушай, раз уж мы здесь вместе…», – и воспользоваться случаем. Но хотя с первого взгляда все казалось простым, им было не так легко.

Поэтому двуспальная кровать в первом мотеле оказалась проблемой. Кинуть жребий, кто будет спать на полу, казалось слишком по-детски. В конце концов, они оба приготовились ко сну и легли в кровать, каждый завернувшись в свое одеяло.

Он ощущал ее наготу под белой фланелевой пижамой, которую Клер выбрала, чтобы казаться бесполой. На самом же деле пижама обрисовала ее тело даже более отчетливо, чем это сделала бы ночная сорочка.

Обычно Малчек спал раздетым, но для путешествия позаимствовал у друзей пижаму. Она стесняла его, и он не смог заснуть, пока не забросил верхнюю ее часть обратно в чемодан.

Позже, когда ее рука нечаянно коснулась его голой спины, Клер почувствовала бархатистое тепло кожи, но ей пришлось заставить себя отвернуться. Желание провести рукой по изгибу его позвоночника и шраму на плече было таким сильным, что сделало ее руку почти неуправляемой. Клер боялась того, что она могла сделать. Рука была подобна живому существу, которое хотело мягко подползти к нему в поисках тепла, потому что солнце зашло и ночь была холодна.

Через некоторое время оба заснули.

Первый раз за много дней Малчек сумел глубоко заснуть, зная, что Гарнер и Мартин где-то снаружи, в темноте сменяют друг друга, чтобы вести наблюдение из своего спального тента.

Кошмарный сон застал его врасплох.

Он не приходил к нему уже более трех лет. Может быть, подействовал салат с креветками, может быть, фильм о войне, который они смотрели по телевизору, а может быть, просто усталость.

Какая бы причина ни была, его сознание поднималось из глубин сна и веки начали дрожать. Он изогнулся, зажал в кулак простыню, бормоча что-то все более и более настойчиво. Потом негромко застонал.

Клер села в постели, напуганная, не осознавая, что разбудила его. Потом, когда он снова забился в конвульсии, она повернулась к нему и увидела, как второй крик готов вырваться из его горла. Мускулы его шеи напряглись, губы над стиснутыми челюстями раскрылись, потом начали разжиматься зубы. Слабый свет, падающий с улицы, превратил его лицо в маску нечеловеческого ужаса, крик пузырился из рта, как рвота.

Инстинктивно она придвинулась к нему, обхватила его руками, укачивая и успокаивая.

– Тихо, все в порядке, Майк, все хорошо, ты здесь, со мной.

Она прижалась к нему, заставляя его ужас исчезнуть, и Майк вздрогнул, сел и проснулся в одном неистовом движении. Его крик захлебнулся, глаза широко открылись в темноту.

Клер все еще прижимала его к себе, и ее волосы закрывали ему рот. Малчек даже не осознавал, что она рядом.

– О господи, – сказал он до странного ровным голосом.

Потом опять:

– О боже мой, – и его затрясло. Она разжала руки, медленно, не зная, хотел ли он ее прикосновения. Через некоторое время он отбросил одеяло и встал рядом с кроватью, черная тень без лица.

– Извини, – сказал он коротко и исчез в ванной. Она включила свет и прислушалась к шуму льющейся воды. Потом за закрытой дверью наступила тишина. После долгого, слишком долгого ожидания Клер забеспокоилась и постучала в дверь ванной. Ее босые ноги поджимались при прикосновении к холодному полу.

– Майк, у тебя все в порядке?

– Все нормально. Спи дальше, – его голос был сильным, спокойным, совершенно нормальным. Это стоило ему больших усилий.

Малчек лежал в теплой воде, как его учили, и слышал, как она забралась обратно в кровать. Его голова упиралась затылком в стенку ванны, и время от времени он прислонялся щекой к холодному кафелю, чтобы охладить горящую кожу.

Пройдет еще много времени, прежде чем дрожь прекратится, прежде чем сверкающая реальность кафеля и зеркала уничтожит тьму и позор в его сознании. Прежде чем он сможет выбраться из ванной, вытереться, снова надеть пижаму и лечь в кровать рядом с Клер.

То, что кошмар снова вернулся к нему, – уже плохо. Еще хуже, что она это видела.

Когда Малчек наконец вернулся в комнату, он знал, что она не спит, он чувствовал ее тревогу даже на расстоянии. Когда он зажег спичку, чтобы закурить непривычную для него сигарету, огонек отразился в ее глазах.

Она вздохнула. Малчек надеялся, что она не заговорит, но ему следовало бы знать ее лучше. «Без сомнения, у нее есть в запасе какое-нибудь едкое замечание», – решил он и обхватил себя за плечи.

– Это часто случается? – в ее голосе не слышалось никакой агрессии.

Он облегченно расслабился.

– Этого не случалось уже несколько лет. Я думал, что уже больше никогда не случится.

– Это война? Что-то произошло на войне?

– Да. Я бы не хотел об этом говорить. Все уже в прошлом.

– Конечно, прости.

Неожиданно для него она не воспользовалась отличной возможностью для сарказма и дилетантских рассуждений. Постепенно Малчек благодарно принял комфорт ее молчаливого присутствия. Он воткнул сигарету в пепельницу и лег под одеяло.

Клер не заговорила. Но под одеялом ее рука нашла его руку. Малчек сжал ее пальцы.

Он смотрел на игру света и тени на потолке, прислушиваясь к случайным машинам, проезжающим мимо. Безликие пассажиры, едущие в неизвестность.

Спустя некоторое время ее дыхание стало медленным и ровным. Длинные сонные вздохи отдавались в его голове, и Малчек куда-то уплывал на их волнах.

«Крошечная Клер, уменьшающаяся с каждой минутой в своем страхе, как я могу объяснить тебе? Я не могу, так же как не смог рассказать своему отцу. Он отослал меня с убеждением, что армия сделает то, что не удалось ему. Что она превратит меня в мужчину. А вместо этого… – Он вздохнул, закрывая глаза. – А вместо этого одна грязная ночь за другой, одна грязная пуля за другой».

Отец умер незадолго до того, как Малчек покинул Вьетнам. Из-за того, что его горе перемешалось с позорным облегчением, что отец никогда не сможет потребовать от него правды о войне, Малчек так и не позволил себе оплакать его смерть. Ни разу с тех пор.

Как могли Клер или его отец понять, какой мразью он там стал? Понять, как он этим занимался и продолжал отлично выполнять свою работу до тех пор, пока… Нет! Нет! Нет! Это был возврат его кошмаров.

Твердая земля под босыми ногами, заросли терновника и папоротника, револьвер, оттягивающий руку.

Он повернул голову на подушке и неотрывно смотрел на профиль Клер, пока более спокойный сон не сморил его.

Проснувшись утром, он обнаружил, что Клер отвернулась от него во сне, но ее рука все еще была в его, маленькая и теплая.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

На девятый день Клер начало казаться, что всю свою жизнь она провела как туристка. Что она и Малчек любовались каждым деревом в лесу, впитали в себя каждый пейзаж, каньон, долину или ущелье, которые только можно было найти в Национальном Парке.

Это могло бы быть приятным времяпрепровождением, если бы Малчек присоединился к ее оханью и аханью. Он же всегда смотрел куда угодно, но только не на пейзаж. В каком-то смысле он продолжал вести себя, как и в городе. Точно так же заходить вперед ее в любой бар, ресторан и комнату мотеля, те же ритуалы настороженности и подозрения. Как-то вечером, выйдя из ванны, Клер обнаружила его стоящим у окна. Ее чемодан стоял под вешалкой, и когда она пересекла комнату, чтобы его взять, то заметила, как Малчек передвигается от одной к другой стороне окна, как будто что-то ища снаружи. При этом он мурлыкал себе под нос.