Николай Черкашин - Опасная игра
Еремеев предусмотрительно распахнул овальную дверцу, и девушка протащила за собой дорожную сумку.
— Так покупочку-то надо обмыть, — пришел в себя Артамоныч. — А то рассохнется лодка-то.
— Обмоем. Но сначала сдай оружие вместе с распиской.
Помощник по особым поручениям с большим облегчением расстался с «браунингом».
— А теперь тебе еще одно боевое задание. Съездишь в Хотьково, отвезешь по адресу письмо, которое я напишу, расскажешь человеку все, что ты сейчас видел и привезешь его завтра сюда, если он согласится.
— А если не согласится?
— Переночуешь у него и вернешься сюда сам к пятнадцати ноль-ноль.
Еремеев присел за столик, вырвал еще одну страничку из следовательского блокнота и стал писать:
«Салам тебе, достопочтенный Николай-бек! Прежде всего накорми моего гонца и выслушай его с полным доверием к нему и к моему душевному здравию. Да, он говорит правду: я продал квартиру и купил яхту, между прочим — с хорошим двигателем. Собираюсь идти на ней по Волге — Дону сначала в Ростов, а потом в Севастополь. Возможно, и того дальше… Собираю команду. Был бы очень рад видеть тебя на борту в любом качестве. Но для начала в роли старпома. Из тебя выйдет великолепный пират Джон Сильвер, тем более что деревянная нога у тебя уже есть, а попугая мы купим.
Коля, без дураков, жду тебя для серьезного разговора, Артамоныч приведет тебя в район базирования.
Крепко жму стаканодержатель!
Твой О. О. Е.
P.S. О политике — ни полслова. Обещаю!
Котловое и денежное довольствие приличное. Форма одежды — походно-полевая. При себе иметь: документы, личное оружие и зубную щетку, трусы, часы, усы».
Запечатав послание в конверт и рассказав, как отыскать в Хотькове бывшего майора Тимофеева, Еремеев проводил гонца до железных ворот с якорями.
— Да, вот еще! Сдашь билет до Ростова. Деньги возьми на леденцы.
— Есть.
Вчерашний бомж, похоже, с удовольствием вживался в новую социальную роль.
На обратном пути Еремеев встретил начальника яхт-клуба.
— Так, значит, на сорока сторговались? — спросил энергичный малый лет сорока в бело-синей бейсболке.
— На сорока.
— Вообще-то ей красная цена — двадцать пять.
— Может быть, — пожал плечами несколько огорченный Еремеев. — Я не каждый день покупаю яхты.
«В конце концов, — сказал он себе в утешение, — я не спортинвентарь приобрел. Иногда за дверь в стене тоннеля можно и полжизни отдать. За идеи надо платить».
— За идеи надо платить, — повторил он вслух.
— Идеи носятся в воздухе, — усмехнулся начальник яхт-клуба.
— Радиоволны тоже носятся в воздухе. Но чтобы ловить их, нужен приемник. А радиотехника нынче в цене.
— Ну-ну… — усмехнулся хозяин тихой гавани. — Вы раньше в каком клубе состояли?
— В СК ВМФ, — небрежно бросил Еремеев и постепенно перевел разговор на другую тему; в военно-морском клубе он состоял на заре курсантской юности. — А что, за шлюзование надо платить?
— Сейчас за все надо платить. В том числе и за вашу стоянку у нас. За последние три месяца. А также за месяц вперед, если будете пользоваться нашим пирсом и нашей охраной.
— Пользоваться не буду. Завтра-послезавтра ухожу.
— Не забудьте взять разрешение на выход. «Санта Марина» числится пока за нашим клубом. Кроме того, вам надо перерегистрировать ее в комиссии по маломерному флоту.
«Господи, и тут тебе никакой свободы! Вот уж поистине страна запретов, советов и заветов».
Зато Карина встретила его с блестящими глазами:
— Слушай, здесь все есть. Даже зеркало! Нам нужно купить постельное белье, телевизор, кофейный сервиз и какой-нибудь еды!
За всем этим они отправились в город, бывший когда-то воздушной гаванью дирижаблей. У долгопрудненского универмага они наняли одичавшего от беспассажирья таксиста и принялись загружать багажник свертками, коробками, пакетами.
— Подушки не надо, там есть, — распоряжалась Карина как заправская домохозяйка. — Возьмем только наволочки — вот эти, в цветочек, и одеяла. Там есть, но грязноватые.
Вместо «Шилялиса» купили южнокорейскую магнитолу и кучу батареек к ней, кофейный сервиз на пять персон, несколько пачек немецкого молотого кофе, головку голландскою сыра в красном воске, упаковку консервированной сладкой кукурузы, дюжину банок с китайскими сосисками, три палки финской салями, десять пачек итальянских спагетти, пять банок греческих маслин, десять плиток австрийского орехового шоколада, семь упаковок немецкого фруктового йогурта, семь связок боливийских бананов и буханку бородинского хлеба. Потом добавили к этому две бутылки полусухого «Спуманте», бутылку ликера «Киви», баллончик взбитых сливок, кетчуп, десять коробок «Геркулеса» для Дельфа. Остальной провиант для похода, газовые баллоны и запас соляра для дизеля решили заготовить завтра.
Карину охватил гнездостроительный восторг, и он передался и Еремееву.
Последнее, о чем они вспомнили весьма кстати, были соль, спички и свечи. Так что ужин состоялся при свечах. Но сначала Еремеев запустил дизелек и увел яхту в сторону бухты Радости, где встал на якорь метрах в десяти от бездомного, слегка заболоченного берега.
Заливались и щелкали ошалелые майские соловьи, поплескивала в борт волна от проносившихся мимо «Ракет»; Карина стелила в носовом кубрике постель — одну на двоих, а Еремеев открывал банки со сладкой кукурузой и маслинами, резал сыр и зажигал свечи на столике посреди салона.
— Что, будем разбивать шампанское о борт? — спросила Карина, выходя из овальной дверцы.
— Не обязательно.
Они выбрались в кокпит, Еремеев пальнул пробкой в сторону берега и обильная пена оросила палубу, рундуки и румпель.
— За что пьем, опять за дверь?
— На сей раз, — задумался на секунду Олег, — за новый зал ожидания, в который мы только что вошли.
— У тебя тосты какие-то вокзальные. Нет, чтобы за прекрасных дам.
— А можно тост-поцелуй?
— Как это?
— А вот так.
Они стали пить из одного бокала, соприкасаясь губами, и последний глоток шампанского сам собой перешел в поцелуй. Соловьиный поцелуй…
Они раздевались под музыку Джеймса Ласта. Световой люк лил на новые простыни зеленые сумерки почти что белой ночи. Яхта слегка покачивалась то ли от волн проходящих в стороне теплоходов, то ли от порывистых движений Карины… Ее поджатые раскинутые ноги походили на белые крылья большой бабочки, которая отчаянно пыталась взлететь…
Потом он приоткрыл люк, и в каюту снова ворвались соловьиные трели…
— Ну что, в Венеции было лучше?
Она откликнулась не сразу.
— Там все было по-другому… Это нельзя сравнивать…
— Ну, конечно, где уж нам…
— Нет, не в этом дело! Небо другое, звезды другие, море другое, другой язык, другая музыка… Но здесь как-то спокойнее. Вот веришь, я впервые за последний год по-настоящему расслабилась… Нет, не то слово! Ну, как будто камень с души спал. Страшный был камень. Он и в Езоло давил… И вот — ничего. Я как на острове. Сюда никто не доберется…
Она тревожно привстала на локте:
— Нам нужно уплывать и как можно быстрее! Они сказали, что из-под земли тебя достанут. Они все могут! У них все схвачено.
— Но я же не передал дело в ФСК…
— Да плевать им на ФСК! Ты порошок им не вернул. Знаешь, сколько он стоит? Десять таких яхт можно купить с яхт-клубом в придачу.
— Не так уж много его и было.
— Да ты знаешь, ЧТО это такое?
— Знаю, арча.
— Сам ты арча! Это же… Это… — осеклась Карина.
— Ну, говори, говори… — зарылся он лицом в завесу ее волос.
— Это бетапротеин.
— Ну и что? Я думал — наркотик.
— Один грамм бетапротеина стоит на мировом рынке дороже золота — семьсот тысяч долларов.
— Да там и было каких-то десять граммов.
— На семь миллионов долларов там было.
— А я в унитаз свой высыпал.
— Ну и поздравляю. Лучше бы ты его из чистого золота отлил.
— Да что это за штука такая? С чем его едят?
Карина рывком высвободила волосы, села, обхватив колени.
— Я не знаю, для чего нужен этот препарат, но его добывают из человеческого мозга. И только из человеческого! Ты меня понял? — почти закричала она.
— Понял. Все понял. Только успокойся. И забудь про все, про свою фирму, про этот альфа-бета-гаммаглобулин… Ничего этого больше нет. Мы вышли из игры. Мы оставили их с носом. Завтра-послезавтра нас здесь не будет. Ну, скажи, может им такое в башку прийти, что мы с тобой уплыли от них на белом катере к едреной матери?! Скажи?
— Думаю, нет…
— Ну вот, видишь! Товарищ, мы едем да-але-око, подальше от этой Москвы! — дурашливо пропел Еремеев и потянулся за недопитым шампанским.
— Я хочу в душ! — Карина с трудом втиснулась в кабинку, оклеенную пластиком под голубую плитку. Горячая вода шла только при работе дизеля, нагреваясь в системе охлаждения, и Еремеев нагишом вылез в салон включать двигатель. Шестицилиндровый «вольво» легко запустился от танкового аккумулятора, стоявшего под деревянным трапиком. Карина блаженно взвыла, когда первые горячие струйки пробежали по спине. Но взвыли где-то еще, совсем рядом. Еремеев вылез в кокпит и увидел голую девушку, за которой гнались трое парней. Судя по шашлычному костерку и стоявшей поодаль красной «ниве», они привезли ее на пикник. На «пихник» — по жаргону подонков. Жертва с воплем о помощи вбежала в воду и поплыла к яхте.
